Вдруг Асканио и Челлини переглянулись.
— У меня есть план, — сказал Челлини, глядя налево, в сторону города.
— И у меня тоже, — ответил Асканио, глядя направо, в сторону полей.
— Я придумал, каким способом выманить стражу из замка.
— А если удастся выманить стражу, я придумал, каким способом мы откроем ворота.
— Сколько тебе нужно людей?
— Довольно одного.
— Выбирай.
— Жак Обри, — спросил Асканио, — хотите идти со мной?
— Да хоть на край света, дорогой друг, хоть на край света! Только не мешало бы и мне получить оружие, какой-нибудь обломок шпаги или кинжала — несколько дюймов железа, чтобы при случае всадить их во врага.
— Отлично! Берите шпагу Паголо — он уже не может ею орудовать: ведь он правой рукой держится за пятку, а левой — творит крестное знамение.
— А вот вам вдобавок мой кинжал, — произнес Челлини. — Наносите удары, молодой человек, да не забывайте его в теле врага! Это слишком дорогой подарок для противника — я сам чеканил рукоятку, и она стоит сто золотых экю.
— А клинок? — спросил Жак Обри. — Рукоятка, конечно, вещь ценная, но, знаете ли, я предпочитаю лезвие.
— Клинку цены нет, — отвечал Бенвенуто, — я заколол им убийцу своего брата.
— Да здравствует кинжал! — воскликнул школяр. — В поход, Асканио!
— Одну минуту, — проговорил Асканио, обертывая вокруг талии веревку в пять-шесть морских саженей и вскидывая на плечо лестницу. — Вот я и готов!
И оба отважных молодых человека прошли шагов сто по набережной, затем повернули налево и скрылись за углом Большого Нельского замка, позади городского рва.
Оставим Асканио осуществлять его замысел и посмотрим, как Челлини осуществляет свой. Асканио, как мы говорили, смотрел направо, то есть в сторону полей; а Бенвенуто смотрел налево, то есть в сторону города, потому что в толпе зрителей, державшейся на расстоянии, Челлини приметил двух женщин, и в них он как будто узнал дочь прево и ее дуэнью.
В самом деле, это были Коломба и Перрина. Когда обедня кончилась, они пошли домой, в Малый Нельский замок, но, напуганные рассказами об осаде и страшным зрелищем, представшим их глазам, в ужасе остановились и затерялись в толпе.
Но как только Коломба, встревоженная судьбой отца, заметила, что сражение поутихло и по улице можно свободно пройти, она, невзирая на мольбу Перрины, заклинавшей девушку держаться подальше от места схватки, бесстрашно направилась к замку, предоставив дуэнье полную свободу действий; но Перрина в глубине души нежно любила Коломбу, поэтому, даже, умирая от страха, все же решилась сопровождать свою воспитанницу.
Обе женщины отделились от толпы в ту минуту, когда Асканио и Жак Обри завернули за угол.
Теперь нам понятен план Бенвенуто Челлини.
Увидев, что женщины приближаются к замку, он пошел к ним навстречу и учтиво предложил руку Коломбе.
— Не бойтесь, мадмуазель, — произнес он. — И, если вы пожелаете опереться на мою руку, я проведу вас к вашему отцу.
Коломба колебалась, но Перрина повисла на руке Челлини, хотя ей он и забыл предложить помощь.
— Соглашайтесь, милая крошка, соглашайтесь на покровительство этого благородного кавалера!.. Смотрите-ка, а вот и сам господин прево — он стоит на крепостной стене! Вот он наклонился… Конечно, он тревожится за нас.
Коломба оперлась на руку Бенвенуто, и все трое подошли к воротам замка.
Тут Челлини остановился, держа под руку Коломбу и Перрину.
— Господин прево, — крикнул он, — ваша дочь желает вернуться домой! Надеюсь, вы откроете дверь и впустите ее, если не согласны отдать в руки врагов такую прекрасную заложницу!
Не раз за эти два часа прево, сражаясь под прикрытием крепостной стены, думал о дочери, которой так неосмотрительно разрешил выйти, и никак не мог придумать, как же впустить ее в замок. Он надеялся, что девушку вовремя предупредят и она догадается пойти в Шатле и там переждать, как вдруг увидел Челлини; ваятель покинул отряд и направился к двум женщинам, в которых д’Эстурвиль сразу узнал Коломбу и Перрину.
— Глупая девчонка! — проворчал сквозь зубы прево. — Однако нельзя оставлять ее среди этих нечестивцев…
Затем, повысив голос, спросил у Челлини, открыв оконце и припав лицом к решетке:
— Чего вы требуете?
— Вот мое условие, — произнес Бенвенуто. — Я позволю вернуться домой мадмуазель Коломбе и ее дуэнье, а вы со всеми своими людьми выйдете на улицу, и мы сразимся в открытом бою. Тот, за кем останется поле битвы, будет владеть замком, и тогда — горе побежденным! Voe victis! — как говорил ваш соотечественник Бренн.
— Согласен, — сказал прево, — но при одном условии.
— Каком же?
— Вы и ваши воины отойдете, чтобы дать моей дочери время войти, а моим стражникам — выйти.
— Пусть так! — проговорил Челлини. — Но сначала вы выйдете, затем войдет мадмуазель Коломба, и, чтобы отрезать себе путь к отступлению, вы перекинете ключ через стену.
— Согласен, — сказал прево.
— Даете слово?
— Слово дворянина! А вы?
— Слово Бенвенуто Челлини!
Когда они обменялись честным словом, ворота распахнулись, стражники во главе с мессиром д’Эстурвилем вышли и выстроились в два ряда. Теперь их было девятнадцать человек. А в отряде Бенвенуто Челлини без Асканио, Германа и Жака Обри было только восемь, в том числе и Симон-Левша, к счастью, только раненный в правую руку. Но Бенвенуто был не из тех, кто считает врагов, — ведь он сразил Помпео, которого охраняла дюжина наемников. Он с радостью дал слово, ибо больше всего на свете хотел, чтобы произошло решительное сражение.
— Теперь, мадмуазель, вы можете войти, — сказал он своей прелестной пленнице.
Коломба, вспорхнув, как голубка, перелетела от лагеря к лагерю и вне себя от волнения, бросилась на шею отцу.
— Батюшка! Батюшка! Ради Бога, не подвергайте опасности свою жизнь! — воскликнула она, заливаясь слезами.
— Ступай прочь! — грубо ответил прево, схватив ее за руки и отводя к воротам. — Из-за твоей глупой выходки мы попали в труднейшее положение.
Коломба вошла в замок в сопровождении Перрины, которая от страха хоть и не летела словно на крыльях, как ее прелестная воспитанница, зато бежала, и довольно быстро, а ведь целых десять лет она воображала, что у нее отнимаются ноги! Прево захлопнул за ними ворота.
— Ключ! Ключ! — крикнул Челлини.
Прево, верный своему слову, вынул ключ и перебросил его через стену во двор замка.
— А теперь, — крикнул Бенвенуто, устремляясь к прево и его отряду, — каждый за себя. Бог за всех!