— Гм-м… — протянул Челлини. — Тут кроется какой-то подвох, господин прево. Но все равно я отстою то, что завоевано. Далее.
— Моя очередь, — произнес прево. — «Условие второе: Бенвенуто Челлини обязуется не совершать покушений на Малый Нельский замок, который является собственностью Робера д’Эстурвиля; больше того, он не будет пытаться проникнуть туда ни как сосед, ни под видом друга».
— Пусть так, — заметил Бенвенуто, — хоть и нельзя сказать, что с вашей стороны любезно предлагать такое условие; если мне откроют дверь, то, разумеется, я войду из учтивости.
— Следовательно, я отдам приказ не открывать дверей, — отвечал прево.
— Далее.
— Продолжаю. «Условие третье: первый двор, расположенный между Большим и Малым Нельскими замками, будет общим для обоих владений».
— Весьма справедливо, — сказал Бенвенуто. — И, если мадмуазель Коломба захочет войти туда, я не задержу ее как пленницу.
— О, не тревожьтесь! Моя дочь будет входить и выходить через дверь, которую я велю прорубить; я только хочу закрепить за собой право на проезд для колясок и телег.
— Это все? — спросил Бенвенуто.
— Да, — отвечал мессир Робер и тут же прибавил: — Кстати, я надеюсь, что вы позволите мне вынести обстановку?
— Весьма справедливо. Ваша обстановка принадлежит вам, как Большой Нельский — мне… Теперь, мессир прево, последнее дополнение к договору — дополнение, свидетельствующее о нашем доброжелательстве.
— Говорите.
— «Условие четвертое, и последнее: мессир Робер д’Эстурвиль и Бенвенуто Челлини не таят зла друг против друга и условливаются сохранять мир — мир честный и искренний».
— Я готов принять это условие, — произнес прево, — поскольку оно не обязывает меня оказывать вам поддержку и помощь в случае нападения. Согласен, не стану причинять вам зла, но не обещаю оказывать услуги.
— Господин прево, ведь вы превосходно знаете, что я умею себя защитить, не правда ли? Поэтому, если вы, — добавил Челлини, протягивая ему перо, — подписываете, господин прево, то подписывайте.
— Подписываю! — сказал прево со вздохом.
Прево подписал, и каждая из договаривающихся сторон получила копию договора.
Затем мессир д’Эстурвиль отправился в Малый Нельский замок: ему не терпелось выбранить бедную Коломбу за неосмотрительный поступок. Коломба опустила головку и не перечила отцу. Впрочем, она и не слушала его, она думала лишь об одном — об Асканио. Ей очень хотелось спросить, как его здоровье, но она не могла вымолвить ни слова, и имя прекрасного юноши так и не сорвалось с ее уст.
А пока все это происходило по одну сторону стены, по другую сторону Катрин, за которой отправили гонца, вошла в Большой Нельский замок и с милой непосредственностью бросилась в объятия Челлини, пожала руку Асканио, поздравила Германа, осыпала насмешками Паголо… Она плакала, смеялась, задавала вопросы и делала все это одновременно. Надо сказать, что все утро девушка провела в тревоге. Звуки выстрелов из аркебуз доносились до нее и не давали ей молиться. Но вот наконец все кончилось хорошо; правда, есть убитые, есть раненые, зато остальные целы и невредимы. Скоццоне была весела, как всегда.
Когда шум поутих, Асканио вспомнил, зачем пришел в замок школяр, вовремя явившийся им на помощь, и, обернувшись к Бенвенуто, сказал:
— Учитель, вот мой товарищ Жак Обри. Мы собирались сегодня сыграть партию в мяч. При всем своем желании я не в силах быть его партнером, как говорит наш друг Герман. Но он так доблестно помогал нам, что я осмеливаюсь просить вас: замените меня.
— Охотно, — отвечал Бенвенуто. — Ну, держитесь, господин Обри!
— Постараемся, постараемся, месье!
— Ну, а потом мы будем ужинать. И знайте: победитель должен осушить за ужином на две бутылки больше побежденного.
— Это означает, господин Бенвенуто, что меня вынесут от вас мертвецки пьяным. Да здравствует веселье! Это мне нравится.
И, взяв мячи и ракетки, оба направились в сад.
XI
СОВЫ, СОРОКИ И СОЛОВЬИ
Это происходило в воскресенье, поэтому Челлини ничего не делал, он только играл в мяч, а после игры попивал вино и осматривал свои новые владения. Но на следующий же день стали перевозить вещи, и девять подмастерьев так старались, что за два дня все перевезли. На третий день Бенвенуто принялся за работу так спокойно, будто ничего и не произошло.
Когда прево увидел, что окончательно побежден и мастерская Бенвенуто, его ученики и инструменты окончательно разместились в Большом Нельском замке, он снова пришел в ярость и стал вынашивать планы мести. Он был полон лютой злобы и на третий день утром, то есть в среду, когда к нему неожиданно явился де Мармань. Как всякого глупого и подлого человека, самовлюбленного хвастуна, виконта всегда радовали неудачи и несчастья ближних.
— Итак, — сказал он, подходя к д’Эстурвилю, — я был прав, любезный прево?
— Ах, это вы, виконт? Здравствуйте! — ответил д’Эстурвиль.
— Так, значит, я был прав?
— Увы, да. Как вы поживаете?
— По крайней мере, мне не в чем себя упрекать, я тут ни при чем: ведь я вас предупреждал.
— А что, король вернулся в Лувр?
— Все это россказни, твердили вы: «Подумаешь, ремесленник, ничтожество! Хотел бы я на него посмотреть!» Ну что ж, вот вы и посмотрели, мой бедный друг!
— Я вас спрашиваю: вернулся ли его величество из Фонтенбло?
— Да, и жалел, что не был в Париже в воскресенье, не видел, стоя на одной из луврских башен, как его золотых и серебряных дел мастер победил прево.
— А что говорят при дворе?
— Говорят, что вы были разбиты наголову.
— Гм… гм… — пробурчал прево, которого неприятный разговор приводил в ярость.
— Как же это случилось? Неужели он нанес вам такое позорное поражение? — продолжал де Мармань.
— Но…
— Он убил двух ваших стражников, не правда ли?
— Как будто…
— Если вы хотите их заменить, у меня к вашим услугам два храбреца, два итальянца наемника. Правда, немного дороговато, зато люди надежные. Были бы они у вас, дело приняло бы другой оборот.
— Посмотрим, я не отказываюсь; если сам не найму, может быть, пригодятся моему зятю, графу д’Орбеку.
— Однако что бы там ни говорили, но я просто не могу поверить, будто Бенвенуто вас собственноручно избил палкой.
— Кто вам это сказал?
— Все говорят. Одни негодуют, как я, другие смеются, как король.
— Довольно! Борьба еще не кончена.
— Глупо, что вы связались с этим грубияном. И ради чего? Ради низкой корысти.