- Ну и рожи, едят их мухи? Сущие бандиты! Як же я их доставлю, товарищ лейтенант? Они ж разбегутся!
Я заколебался. Такую возможность нельзя было исключить. Однако старшина находит выход: приказывает идейным снять поясные ремни и расстегнуть брюки. Пленные не понимают его. Тогда Охрименко проделывает эту "операцию" на себе. Немцы удивленно смотрят на действия Охрименко: до их сознания никак не доходит, чего от них добиваются. Ругаясь на чистейшем украинском языке, старшина вытаскивает вперед одного из пленных, снимает с него брючный ремень и расстегивает все пуговицы и крючки. Ошеломленный немец обеими руками крепко хватается за широкие спадающие штаны, а Охрименко, сунув ему в руки ремень, удовлетворенно говорит:
- Вот так и держи... Понятно?
Пленные молчат.
На помощь старшине приходит санинструктор Сидор Петренко, слывший в роте "знатоком" немецкого. Мобилизовав свои языковые познания, санинструктор пытается объяснить действия старшины. Наконец объединенными усилиями старшины и санинструктора пленные поняли, чего от них добиваются эти чудаки русские, и с видимой неохотой выполнили приказ. Удовлетворенный предпринятыми им мерами предосторожности, Охрименко приказывает одному бойцу следовать впереди и указывать путь, а сам со вторым бойцом, держа наготове захваченный автомат, пристраивается сзади. Глядя на странную колонну, напутствуемую возгласом "Уфорвертис! Уфорвертис!"{3}, минометчики дружно хохочут. Несмотря на трагичность обстановки, картина была действительно забавной: пленные, держась обеими руками за штаны, бегут, подгоняемые грозными криками сердитого усатого старшины.
Когда пленные скрылись, ко мне подошел Петренко.
- Товарищ лейтенант, - доложил он, - один пленный сказал, что их офицер объявил: требуется еще небольшой нажим - и русские побегут.
- Ну а ты что ему ответил?
- Понимаете, товарищ лейтенант, мне слов не хватило, и я поднес ему вот это. - Наш доморощенный "переводчик" показывает свой увесистый волосатый кулак. - Фашист, я думаю, понял мою мысль.
Пленение группы фашистов, осуществленное без потерь, взбудоражило бойцов. Изнуренные, потные лица их просветлели, послышались шутки. Теперь я мог бы повести их в атаку на целый фашистский батальон, они не заколебались бы.
Бойцы спокойно и деловито оборудуют окопы, готовясь к отражению новых атак. Я смотрю на них и не узнаю. Еще месяц назад они робели перед каждым боевым, выстрелом. Как же они изменились за этот короткий срок! Дни боев оставили неизгладимый след на их лицах. У некоторых в волосах забелели серебряные нити. И чем старше возраст, тем заметнее эти следы. Одно радовало: бойцы окрепли духом, а на смену глубоко затаенному страху перед превосходящим и всесокрушающим врагом пришли ненависть и уверенность в собственных силах.
Избавившись от незваных и опасных в столь неясной обстановке "гостей", осматриваю позиции, на которых минометчики приготовились отразить очередную вылазку фашистов: ведь бой в нашем тылу не утихает. Сквозь уханье орудий прорываются короткие пулеметные и автоматные очереди. Обстановка становится все тревожнее. Атака с тыла может повториться в любой момент. Мы со Стаднюком обходим бойцов. Вокруг Степана Поливоды собралась группа минометчиков. Внимательно оглядывая местность, командир расчета поучает:
- Вы, хлопцы, фашистов не бойтесь. Лежи, будто ты их в кино видишь, и спокойно бей на выбор. Не думай, что их много. Как только ты так подумаешь, у тебя сразу задрожат руки. Всех перестрелять не требуется. Достаточно меткими выстрелами уложить ихних командиров, остальные сразу залягут. У них тоже расчет на то, что мы спаникуем. Вот и палят куда глаза глядят. На испуг берут, а нас так не возьмешь.
Заметив нас, старший сержант прерывает рассказ и, вытянувшись, докладывает, что у него в расчете все в порядке. Неожиданно появляется Тонконоженко, опирающийся на толстую суковатую палку. Одна нога капитана обута в изящный хромовый сапог, а на другой - солдатский ботинок. Через распоротую штанину синих галифе болеет повязка. С комбатом пришли три десятка бойцов и командиров.
- Вы ранены, товарищ капитан? - встревоженно спрашиваю я.
- Ничего, кость не задета.
За последние дни я искренне полюбил этого неунывающего и спокойного человека, на которого невольно хотелось быть похожим. Иван Петрович лет на восемь старше меня, и я смотрю на него, как школьник на обожаемого учителя. Все в нем покоряет: и образцовая выправка, присущая кадровому командиру, и блестящая эрудиция. Беседуя с ним, я всегда убеждаюсь в его превосходстве над собой. Но главное - Тонконоженко безукоризненно выдержан: в эти нелегкие дни я ни разу не заметил на его лице ни тени растерянности, словно он заранее все предвидел. Иван Петрович был, безусловно, храбрым человеком, но никогда не бравировал и не любил тех, кто без нужды лез под пули. Я оказался свидетелем нагоняя, полученного от него за бесшабашность командиром взвода связи лейтенантом Жердевым. Увидев, как тот под свист пуль не спеша шагает к наблюдательному пункту, небрежно сбивая самодельной тросточкой одуванчики, капитан покраснел, что было признаком нарастающего гнева. Выслушав рапорт Жердева, доложившего о восстановлении связи с соседним батальоном, Тонконоженко сказал ледяным тоном:
- Если я еще раз увижу вашу преступную браваду, лейтенант, отдам под трибунал!
Лейтенант, не ожидавший такого разноса, растерялся, а капитан, приблизившись к нему вплотную и опустив руку на его плечо, укоризненно добавил:
- Запомните, Жердев: истинно храбрые люди не подставляют без надобности голову под пули. Храбрость - это высшее проявление силы человеческого духа во имя достижения какой-нибудь благородной цели. Ради этого можно пожертвовать собственной жизнью. А тот, для кого жизнь копейка, бесшабашный и, по-моему, вредный для коллектива человек.
Весть о нагоняе, полученном Жердевым, быстро распространилась в батальоне и предостерегла нас, молодых командиров, от ненужной бравады.
Достав из планшета карту и развернув ее, Тонконоженко сказал:
- Смотри сюда, лейтенант. Пехота и танки, прорвавшиеся левее позиций нашего батальона, остановлены и уничтожаются подоспевшими резервами соседней дивизии. На моем КНП{4} побывал недавно полковник Бурч вместе с командиром соседней дивизии. Они сообщили, что КП{5} соседнего стрелкового полка атакован батальоном пехоты и танками противника. Мне приказано взять из батальона всех, кого можно, и совместно с комендантской ротой и артиллерийской батареей соседней дивизии уничтожить противника. Я собрал тридцать два человека, больше взять неоткуда. Снимай свою роту и следуй за мной...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});