Читать интересную книгу Мария Антуанетта - Стефан Цвейг

Но на этот раз "скверный сосед" старается напрасно. Людовик XVI не страдает болезненным самолюбием, подобные булавочные уколы не ранят его, добродушие надёжно защищает короля. Зять и шурин говорят друг с другом свободно и откровенно; при более близком знакомстве Людовик XVI вызывает у Иосифа II даже чувство известного человеческого уважения: "Этот человек слабоволен, но глупым его не назовешь. У него есть определённые знания, свои суждения и мнения, но физически и духовно он апатичен. Очень разумно рассуждая, он не имеет, однако, истинного желания углубить свои знания, нет у него настоящей любознательности, нет ещё озарения, нет ещё fiat lux[75], материя находится пока что в первобытном состоянии". Спустя несколько дней король совершенно покорён Иосифом II; они понимают друг друга во всех политических вопросах, и можно не сомневаться, что императору без труда удаётся склонить зятя к некоей секретной операции.

Найти общий язык с Марией Антуанеттой Иосифу труднее. Со смешанным чувством молодая женщина ожидает приезда своего брата: она счастлива получить наконец возможность поговорить с кровным, едва ли не самым близким родственником и одновременно боится того резкого, поучительного тона, который император любит принимать по отношению к ней. Совсем недавно он задал ей нагоняй, словно школьнице. "Во что ты вмешиваешься? – писал он ей. – Одного министра ты смещаешь, другого высылаешь в провинцию, создаешь при дворе дорого обходящиеся государству должности! Спрашивала ли ты себя хоть раз, какое у тебя право вмешиваться в дела двора и французской монархии? Какие знания приобрела ты, чтобы решиться вмешиваться в эти дела, чтобы возомнить о себе, будто твоё мнение может иметь вообще какое–нибудь значение, и особенно для государства, ведь эта область требует специальных и глубоких знаний? Молодая, легкомысленная особа, ты дни напролёт только и думаешь о фривольностях, туалетах и развлечениях, ничего не читаешь и четверти часа в месяц не общаешься с серьёзными людьми, не прислушиваешься к их беседам, никогда ничего не обдумываешь до конца и никогда, я убеждён в этом, не размышляешь о следствиях того, что говоришь или делаешь…" Молодая изнеженная женщина, избалованная своими придворными в Трианоне, не привыкла к подобному язвительному менторскому тону, и можно понять её сердцебиение при неожиданном докладе гофмаршала о том, что граф фон Фалькенштейн уже прибыл в Париж и завтра утром явится в Версаль.

Но всё обошлось лучше, чем она ожидала. Иосифу II достает такта, чтобы не метать громы и молнии при первой же встрече после долгой разлуки; напротив, он расточает ей комплименты по поводу очаровательного вида, уверяет, что, если б ему пришлось жениться ещё раз, он хотел бы, чтобы его жена походила на его сестру, разыгрывает из себя галантного кавалера. Мария Терезия и на этот раз верно предсказала, написав несколько раньше своему посланнику: "Я, собственно, не боюсь, что он станет слишком строгим судьей её поведения, скорее я думаю, что красивая и обворожительная королева, обладая прекрасными манерами и искусством вести остроумный разговор, будет иметь у него успех, а это должно ему польстить". И действительно, любезность восхитительно красивой сёстры, её искренняя радость от встречи с ним, внимание, с которым она его слушает, а с другой стороны, добродушие зятя и признание, которого он добился в Париже, играя роль скромного властелина, всё это заставило онеметь неисправимого педанта; не устояв перед полной миской мёда, суровый медведь успокоился. Его первое впечатление скорее дружелюбное: "Она любезная и нравственная женщина, ей недостаёт вдумчивости, но есть моральные устои и положительные душевные качества. К тому же она наделена также настоящим даром восприятия, сила которого меня часто поражает. Первое её побуждение всегда верно, и, если бы она отдалась ему и немного больше задумывалась, вместо того чтобы во всём уступать легиону шептунов, окружающих её, она была бы совершенством. В ней сильна страсть к развлечениям, и кто эту слабость знает, старается воспользоваться ею в своих целях, ведь королева постоянно прислушивается к тем, кто знает, как услужить ей".

На празднествах, которые сестра устраивает в честь гостя, удивительно скрытный человек, получая от них удовольствие, но не показывая этого, делает острые и точные наблюдения. Прежде всего он устанавливает, что Мария Антуанетта "нисколько не любит своего супруга", что она относится к нему с пренебрежением, равнодушно и неподобающе свысока. Ему не представляет также большого труда понять всех членов дурного общества "ветрогонов", и в первую очередь Жюли Полиньяк. Лишь в одном отношении, похоже, он успокаивается. Иосиф II вздыхает с явным облегчением (вероятно, он боялся самого худшего): несмотря на кокетничанье с молодыми кавалерами, сестра до сих пор осталась добродетельной. "По крайней мере до сих пор", – добросовестно добавляет он, а при такой извращённой морали, которой придерживается её окружение, это показывает, что её поведение в нравственном отношении лучше, чем её репутация. Впрочем, он уверен, что о ней болтают пустое и нет оснований к особым опасениям на будущее; но пару серьёзных предостережений, представляется ему, ей следовало бы дать. Несколько раз он берёт в оборот свою младшую сестру, дело доходит до бурных сцен. Так, однажды он при свидетелях упрекает её в том, что она "недостаточно хороша для своего мужа", или называет настоящим воровским притоном – "un vrai tripot" – салон с азартными играми её подруги герцогини Гимэней. Подобные публичные выговоры ожесточают Марию Антуанетту. Иной раз при встрече между братом и сестрой происходит серьёзная стычка. Детское упрямство молодой женщины не желает навязываемой опеки и отбивается от неё. Но одновременно внутренне прямая и искренняя Мария Антуанетта чувствует, как прав во всех своих упрёках брат, как нужен ей, при её слабохарактерности, такой страж.

Похоже, что окончательного, решающего разговора у брата с сестрой так и не произошло. Правда, позже, в одном из писем, Иосиф II напоминает Марии Антуанетте о некоем разговоре между ними, разговоре у каменной скамьи, однако самого главного, самого важного он ей всё же не сказал. За два месяца Иосиф II увидал всю Францию, он знает об этой стране больше, чем её собственный король, и об опасностях, окружающих сестру, больше, чем она сама. Но он узнал и то, что любое слово, сказанное этой ветреной особе, улетучивается, что она тотчас же всё забывает, в особенности то, что хочет забыть. Используя свои наблюдения и размышления, император Иосиф составляет инструкцию и передаёт её сестре намеренно в последний час с просьбой прочесть лишь после его отъезда. Scripta manent[76], письменное предостережение должно в его отсутствие помогать ей.

Из имеющихся в нашем распоряжении документов эта "инструкция" едва ли не самый интересный, самый содержательный для тех, кто хотел бы понять характер Марии Антуанетты, ибо Иосиф II пишет его, полный добрых намерений и без расчётов на личную выгоду. Несколько высокопарный по форме, на наш вкус, слишком патетичный своей дидактичностью, этот документ в то же время показывает, каким искусным дипломатом является его составитель; император Австрии тактичен, никаких правил поведения он не навязывает королеве Франции. Иосиф ставит лишь вопрос за вопросом, даёт своего рода катехизис, чтобы подвигнуть эту не желающую думать очаровательную молодую женщину к размышлениям, к самопознанию, пробудить в ней чувство ответственности. Но неожиданно эти вопросы становятся обвинением, их, казалось бы, случайная последовательность – весьма полным перечнем ошибок и промахов Марии Антуанетты. Прежде всего Иосиф II напоминает сестре, сколько времени уже потеряно попусту. "Ты взрослый человек, а не ребёнок. И нет у тебя никаких оправданий такому поведению. Чем кончится всё это, если ты не возьмёшься за ум?" И сам отвечает с устрашающей прозорливостью: "Бедная женщина, несчастная королева". Он задаёт ей вопрос за вопросом, перечисляя все ошибки в её поведении; прежде всего острый, холодный луч света падает на её отношения с королём: "Действительно ли ты ищешь все удобные случаи? Отвечаешь ли ты тем чувствам, которые он проявляет к тебе? Не холодна ли ты, не рассеянна ли, когда он говорит с тобой? Не кажешься ли ты иногда скучной, не отталкиваешь ли его этим? Как можешь ты желать, чтобы при таком отношении к нему этот сухой, холодный по своей природе человек приблизился к тебе, действительно полюбил тебя?" Безжалостно упрекает он её – опять как бы спрашивая, на самом же деле обвиняя в том, что она, вместо того чтобы подчиниться королю, использует его неловкость и слабость, чтобы всё внимание, всю предупредительность общества обратить на себя. "Можешь ли ты стать действительно необходимой ему? – спрашивает он строже. – Убеждаешь ли ты его, что никто не любит его более искренне, чем ты, что никто не принимает ближе, чем ты, к сердцу его славу, его счастье? Подавляешь ли ты желание иной раз блеснуть в ущерб ему? Жертвуешь ли для него чем–нибудь? Молчишь ли о его ошибках и слабостях? Прощаешь ли их ему, заставляешь ли молчать тех, кто решается хотя бы намекнуть на них?"