Больше ему делать было нечего. Успокоившись, стал поглядывать на своего сторожа, взгляды их встретились и оба улыбнулись. Но младший лейтенант тотчас вспомнил о службе, нахмурился и уткнулся в книгу. А Сергей смотрел в зарешеченное окно, там был двор и проволока, а за ней ярко-зеленое поле капусты. Тот еще натюрморт. В клеточку…
Вошел Овчинников, облизывая губы. Видно, пообедал. Просмотрел листы, нахмурился.
— Приписка-то зачем? Она для них, как мертвому припарка.
— Истины ради. Бьете совхоз по больному месту.
— Выдержит. Не таких брали. И ничего, живем. Ладно, пока можешь быть свободным. Потребуешься — вызовем.
Сергей шел домой, как побитый. Годы проходят, война, голод, каждый старается работать за двоих, лежат под пулями, копают золото, а в этих сволочных организациях ничего не меняется! Все то же, как в тридцать седьмом. Те же кадры, будь они прокляты! Стражи революции, а в сущности палачи и шкурники, занятые сочинением «врагов народа» и успешно избегающие фронта.
Боже мой, что сейчас переживает Оля! Ведь ищет его, никто не знает, где он, что с ним! И Сергей побежал, чтобы скорей добраться до телефона и позвонить на агробазу. Скорей. Скорей!
Позвонил из клуба с полдороги. Трубку взяла Оля. Она сидела в конторке, ждала.
— Ты? Откуда? Где пропал?
— Иду, иду, не волнуйся. В управлении был, задержался. Голоден, как крокодил…
И услышал вздох облегчения. Гудки. А сама плачет, наверное. Уже кто-нибудь сказал о происшествии.
От клуба он шел спокойно, пока не вспомнил о допросе снова. Кто же проследил и выдал двух стариков? Какая мерзость у них на агробазе скрывается?! Кто? Пока это не будет выяснено, покоя не жди. Он перебирал в уме всех, кого видел в мастерской Дениса Ивановича. Вспомнил прораба совхоза, моложавого техника-строителя. Видел он его с Денисом Ивановичем, сидели на берегу ручья, свесив ноги к воде, жестянщик что-то доказывал, а прораб кивал и слушал. Увидел Морозова, вскочил, отряхнул брюки и быстро ушел. Что за человек? Уж не его ли работа? Кто еще? Зина Бауман? Она вне подозрений. Да, еще Берлавский. Конечно, знал, кто такой Денис Иванович, о дружбе Сергея Ивановича с Орочко тоже знал, но не может же он… И тут ему вспомнились слова Хорошева о страхе. «Трусливые могут стать исполнительными и во всем другом, что прикажут с угрозой». Берлавский чаще всех бывал в жестяной мастерской, мог слышать пение, сходное с церковным, этого уже довольно для доноса. Спросить у агротехника прямо? Он тут же «заложит» и Морозова. В конторе плановик сказал:
— Искали тебя, звонили. Где пропадаешь?
— В поле. Кому нужен?
— У вас там «ЧП». Орочко вашего и жестянщика забрали.
Сергей промолчал и вошел в кабинет. Капитан выглядел рассерженным, злым.
— Ты где был?
— На допросе. У следователя Овчинникова.
— Ну и что?
— Требовал разоблачить служителей церкви, которые и в лагере верят в Бога, молятся и поют. Но я следователям не помощник. Не подслушиваю.
— Майор Тришкин звонил мне. Упрекал в потере бдительности.
Хорошев прохаживался по кабинетику. Лицо его было строгим.
Сказал:
— Специалиста потеряли. Где найдем такого?
— Раньше надо было думать! — капитан вдруг повысил голос. — Теперь и я уже виноват. Заступаюсь за арестованных.
— До нас с Морозовым доберутся, вы уже не заступитесь, — съязвил Хорошев.
Начальник совхоза посерел. Упрек попал в цель. А что он может? Доложить Нагорнову, только и всего. Тот отмахнется. Тришкин не в его подчинении, в Магадане есть секретный отдел, там полковник Сперанский.
— Кто же у вас капает? — уже другим тоном спросил капитан.
Но ответа не получил. Агрономы молчали. Ведь и на капитане была форма НКВД…
И вдруг услышали:
— Пока на агробазе не было новенького, ничего такого не случалось.
И оглядел одного, другого.
— Новенький, новенький… Сами уже думаем, — ответил Хорошев. — А доказательства? Увы…
— Суд будет, свидетели предстанут, — добавил Сергей.
— Какой там суд! — взорвался капитан. — Тройка, шито-крыто, в кабинете. Отправят в тартарары, вот и весь суд.
— Мы пойдем, товарищ капитан, — сказал Хорошев. — Других дел полно.
На полевой дороге главный остановился, прищурился.
— Знаешь, надо присмотреться к этому Берлавскому. Он ведь будет встречаться со своими «работодателями». Очная ставка и все такое. Возле райотдела у нас капуста, там звено работает. Попроси-ка знакомую женщину, чтобы присмотрелась.
Через день сообразительная крестьянка подошла к Морозову, сказала с обидой, чтобы слышали все:
— Вчерась агротехник пришел сюда, мы пожаловались, что тяпки затупились, он пообещал и забыл, видать. Вы уж подскажите…
— Непременно, — подхватил игру Сергей. — Он от вас на агробазу пошел, через поле?
— Вышел на трассу, вон туда, в обход тюрьмы.
— И не оглянулся?
— Оглянулся. И не один раз. Даже постоял. Потом ушел.
Отозвав женщину в сторону, Морозов тихо сказал:
— Загулял он. Бабенка у него здесь. Надо бы ему выговором за безделие, да не пойман — не вор. Ты погляди, куда он на трассе заходит, его красотка тут живет…
Чушь городил, сам себя ненавидел, но как-то надо добираться до истины! Если Берлавский заходит в это учреждение, то улика весомая. Одно дело по вызову, как вызывали Морозова, другое, когда идет тайком.
Вместе с Хорошевым они чаще стали бывать на том поле. И однажды старшая звена пошла им навстречу.
— Опять тупые тяпки? — спросил Морозов.
— Вострые, вострые, Михаил Семеныч расстарался. Был два раза, даже сам поработал с нами. И все туда посматривал, на трассу. Потом и сам пошел, мы как раз сели отдыхать, оттель всю улицу видно. Зашел в первый дом, с крыльцом который. Долго не выходил, выскочил — и в поселок…
— Да, присушила его краля, — с недобрым смешком отозвался Морозов.
Когда остались одни, переглянулись.
— Не улика, но все же. Наверное, надо его прямо спросить.
— Нет. Расскажем капитану, пусть разберется. Иначе райотдел отыграется на нас с тобой. Они своих сексотов оберегают. Если капитан «расколет» Берлавского, то станет известен и второй мерзавец. Видимо, это все же прораб, его в совхоз перевели с прииска, тут и освободили. Я поговорю с капитаном. Ты ничего не знаешь и не ведаешь, тебя допросили, второй раз с ними лучше не встречаться. И, ради Бога, ни слова об этой истории жене. Вы еще не расписались?
— Нет. Оля что-то откладывает. Не могу понять почему.
Минула еще неделя, другая. Никого и никуда не вызывали. Капитан, конечно, имел разговор с Берлавским, но агрономов о том не извещал. Судьба арестованных его уже не занимала, знал, что «тройка» в своей «работе» брака не допускает. Но осведомителей в совхозе терпеть не хотел, они могли оклеветать кого угодно, даже его самого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});