— Зло на земле если и берет верх, то лишь на время, которое мы называем безвременьем. Иначе бы жизни вообще не было, — отозвался Герасименко. — На короткое время, когда колеса адской машины смазываются теплой кровью, когда уничтожены все тормоза милосердия в нашей христианской стране. Будет и конец безвременью. Ведь все мы рождаемся с зарядом добра и живем, все более понимая, что в основе жизни именно добро, счастье. Но чаши весов качаются, сегодня перевешивает та, что наполнена первобытной дикостью, лубянскими мотивами о классовой борьбе. А ведь еще две тысячи лет назад апостол Павел — бывший гонитель христиан Савл — высказал удивительно глубокую мысль: «Природа является храмом, в котором человек совершает свое творческое служение». Творческое, Сергей Иванович!
Морозов ушел от своих друзей поздно, швейцар в гостинице долго не открывал ему дверь, видимо, уснул. Впустил, пробурчав что-то о ночных гуляках. А Сергей только улыбнулся ему, посмотрел на отключенный лифт и неторопливо пошел по ковровым дорожкам на свой пятый этаж.
Утром он побывал в клинике профессора Билибина, получил две страницы анамнеза, больничные диеты и самое главное, что обещал профессор — справку о болезни, где было написано: «Работа на Дальнем Севере противопоказана». Этот документ позволял Морозову поставить крест на страшный Дальстрой. Он увольнялся, чтобы жить и работать на родной своей Русской равнине, а не у черта на куличках.
Вот это он и скажет по телефону своей Оле.
И он сказал. И услышал вздох облегчения.
— День-два и я приеду в Рязань. Будем думать, где обосноваться надолго.
Но скоро сказка сказывается… В московском отделе Дальстроя его справку вертели и так и сяк, после чего сказали, чтобы за ответом Морозов пришел дней через десять, когда получат ответ из Магадана.
Шло лето. Рязань выглядела в своем лучшем летнем наряде. Морозовы с девочками ходили по Кремлю, стояли в благочестии перед Успенским собором, перед церквями Святого Духа и Богоявленским храмом — пустыми и под замком; уходили на урез Кремлевского холма, где далеко внизу поблескивала гибкая лента реки Оки в дуговых берегах, и мечтали о жизни именно вот в таких местах, где сохранялась еще и чистота природы, и овеянная славой история Древней Руси, когда и были отстроены великолепные рязанские храмы, и дальняя, видная с холма за поймой, стройная звонница Иоанна Богослова. О своей родной стороне Сергей Есенин писал:
О Русь — малиновое полеИ синь, упавшая в реку.Люблю до радости и болиТвою озерную тоску.
В назначенное нремя Морозов появился на Гоголевском бульваре. Хмурый майор долго рылся в бумагах, наконец нашел ответ из Магадана и протянул бланк радиограммы Морозову:
— Распишитесь, что ознакомились.
Его увольняли из Дальстроя в связи с болезнью. Слава Всевышнему!
В тот же вечер Морозов уехал в Рязань. Оля открыла мужу дверь и с надеждой заглянула в глаза.
— Порядок! Мы свободны. Север не для нас.
И тогда она горько сказала:
— У тебя благополучно, а здесь неприятность. Приходил милиционер, спросил, на каком основании я здесь живу без прописки, посмотрел паспорт, напугал хозяйку и потребовал выехать из областного города куда-нибудь в район или в деревню. Что нам делать?
— Как это что? Мы послушные люди. Раз милиция требует, уедем, — и Сергей насильно улыбнулся. — В район? А почему и нет? В деревню? Хоть завтра. Агрономы нужны как раз в деревне.
Оля пододвинула к нему письмо. Родные приглашали свою дорогую Олечку погостить в Сталинграде. Со всей семьей, конечно.
— Очень хочу, — сказала Оля. — Там бабушка, сестра…
Через несколько дней, простившись с Юлей и Сашей, Морозовы уехали в Сталинград. Беспокойно билось сердце Сергея. Ведь и в волжском городе придет милиционер… Что это за жизнь у них? Как загнанные звери. Но он бодрился и не показывал виду, что напряжен, что переживает.
Оставив своих близких у олиных родственников, он уехал на Кубань, поближе к «грядам Кавказа», к теплу. В краевом управлении сельского хозяйства ему предложили на выбор три машинно-тракторные станции, где не было главного агронома. Морозов выбрал Братскую МТС, одну из тех, что называли «глубинкой». От краевого центра до этой станицы было почти двести верст.
Именно здесь и начнут свою вторую жизнь гонимые…
Хотелось, чтобы была она светлой. Как недалекий снежный хребет — с розоватыми ледниками на высоких пиках.
1978–1988 г.
Примечания
1
Ныне гостиница «Пекин».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});