Даже скучно немного стало после того, как Мари отправилась туда, за океан, в Санкт-Петербург. Знаю, сам был чуть ли не инициатором, но долгое время без пикировок, деловых разговоров и просто общения с этой экстравагантной особой реально печалят. Приходиться спасаться всеми возможными средствами, благо моё положение в империи это позволяло. И я сейчас вовсе не про кутежи и прочие развраты с оргиями. Люблю, конечно, как комфорт, так и чисто телесные радости, только культа из них делать в принципе не собираюсь. Предпочитаю полную гармонию, то есть сочетать пищу телесную и духовную, причём разнообразить по полной… в пределах того, что считаю правильным и соответствующим собственному «я».
Визит в Портсмут — порт и место концентрации новейших кораблей империи — был как раз совмещением сразу пары важных действий. Во-первых, понаблюдать за испытаниями корабля совершенно нового типа, равного которому покамест в принципе не имелось. Хотя опытные образцы, пускай и несколько уступающие — эти да. присутствовали.
Во-вторых, требовалось встретить действительно важных гостей, которые впервые в жизни должны были появиться тут, в империи, родственной их родной. Ведь на престоле в Ричмонде также сидел представитель Дома Романовых.
Ну да сперва одно, потом второе. Хорошо, что никакой спешки, а значит не приходилось опасаться, что оба события наложатся одно на другое. Сперва испытания нового корабля, а уже потом встреча важных персон, прибывших в гости.
Портсмут. Он и во время войны Севера и Юга являлся значимым промышленным центром. Пускай ориентированным почти полностью на нужды флота, но это уже так, мелочи жизни. С того момента ситуация лишь усилилась, а портсмутские верфи стали, пожалуй, крупнейшими в империи. Более того, именно тут спускались на воду головные корабли той или иной серии. Сперва это были броненосцы — да и сейчас основная мощность верфей затачивалась под эти корабли — но в настоящий момент речь шля отнюдь не о них. На повестке дня стоял корабль совершенно иного вида — практически беззащитный на воде, он становился смертельно опасным под ней, на небольшой, но глубине. Ага, речь шла о той самой подводной лодке, мысли о создании которой посещали немалое число кораблестроителей. Некоторые даже создавали опытные образцы. Однако… Если нет достоверно показанной мощи, угрозы для кораблей обычных — чисто теоретические рассуждения мало у кого могли найти действительно живой отклик. Зато теперь ситуация изменилась, аккурат с появлением одного важного изобретения, уже воплощенного в жизнь, вдобавок не в одном, а сразу в двух местах.
В родной мне истории первое боевое применение подводной лодки произошло как раз во время войны Севера и Юга. Так себе применение, откровенно говоря, поскольку и атака была произведена так называемой шестовой миной, и применение оной закончилось печально — погиб как шлюп северян, так и сама лодка, вроде как от полученных во время атаки повреждений корпуса.
Тогда применение столь не проверенного оружия как субмарина была во многом вызвана отчаянным положением Конфедерации и желанием найти хоть какое-то средство противодействия многочисленному флоту янки. Зато в этой ветке обстановка была совсем-совсем другая, а потому не имелось необходимости бежать впереди паровоза. Зато попавший на стол к военно-морскому министру Стивену Мэллори проект создания подводных лодок был им принят весьма благосклонно. И не просто принят, а инициатор оного, Хорас Лоусон Ханли вместе с его помощниками, был плотно взят министерством под своё крыло. Никаких воплощений идеи в металле за свой счёт! Исключительно государственное и весьма щедрое финансирование. Тут, понятное дело, не обошлось и без моих слов, сказанных Мэллори относительно крайней перспективности развития подводного флота. И абсолютно матерное высказывание относительно передвижения субмарины на чисто механической установке с мускульным приводом, то бишь аналоге обычных вёсел. Благо Хорас Ханли имел аж три варианта — тот самый вёсельный, паровой и электромагнитный двигатели. Пар, понятное дело, являлся проблематичным, учитывая необходимость перемещения в подводном положении и соответственно пожирание в топке кислорода. Другое дело электричество, тут совсем иной расклад. Да, ожидались немалые сложности. Бесспорно, ни о каких дальних и далее мало-мальски средних переходах и речи пока идти не могло. Но при всех недостатках достоинства использования электродвигателя были значительно привлекательнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И началось. С начала 1863 года стартовали уже не теоретические, а практические работы. Сразу была заложена сигарообразная, обтекаемая форма, заполняющиеся через клапаны балластные цистерны, закреплённый на днище балласт для экстренного всплытия. Про запас компонентов для регенерации воздуха также забывать не стоило. Что же до оружия, то шестовые и буксируемые мины — несколько не то, что действительно требовалось. Я то знал, что важнейшим оружием субмарины являются выпускаемые из аппаратов торпеды. Однако сперва требовалось довести до ума саму субмарину, а уж потом основным её оружием озаботиться.
Вот и доводили. До ума субмарину. До предела нервы тех, кто с этим всем возился. Прототип аж три раза тонул — хорошо хоть на минимальной глубине, чтобы не рисковать жизнями испытателей до поры, пока не будет налажена хоть какая-то безопасность — постоянно отказывал двигатель, пропускал воду корпус, прочие болезни прототипа давали о себе знать во весь голос. Однако к концу 1864 года ситуация мало-мальски нормализовалась, да и с учётом всех поломок вторую субмарину клепали уже с пониманием, как это всё надо делать. Теперь оба объекта медленно, но уверенно перемещались как на поверхности, так и под водой, отрабатывали погружение на глубину в десяток-полтора метров и всплытие, обычное и экстренное. Опять же наблюдение через перископ, незаметное приближение к потенциальной цели и… А вот собственно атаку отрабатывать пока не получалось по причине того, что субмаринам требовалось настоящее оружие, а не то позорище. которое рвался изначально использовать Хорас Ханли.
Хвала богам и демонам, что теперь оно появилось. Торпеды, ага. Точнее казать, пока это называлось самодвижущимися минами и качество имело… Самое начало пути, больше и сказать нечего. Хорошо ещё, что как только начались работы по постройке и последующем доведении до ума прототипов субмарин, сразу же пошёл поиск тех, кто работал над хотя бы подобием торпед.
Ищущий да обрящет! Именно так и случилось в нашем конкретном случае, причём аж дважды. Первый раз поиски увенчались успехом в довольно неожиданном месте — Австрийской империи. Не шибко прославленная в плане развития флота страна. Тем не менее, породили такого интересного и нестандартно мыслящего человека как Джованни Луппис. Не столь давно вышедший в отставку фрегаттен-капитан, то есть полноценный военно-морской офицер, да к тому же его семья вот уже не первое поколение имела самое прямое отношение к морю, являясь довольно известными судовладельцами. Так что наследственность, ага.
Собственно, изобретённый им аппарат предназначался отнюдь не для вооружения подводных лодок или даже надводных кораблей. Луппис планировал использовать своё детище на батареях береговой обороны, что и пытался доказать в теории и на практических испытаниях. Естественно, те самые практические испытания показывали полную несостоятельность сей прототорпеды. Причины? Дальность хода не более сотни метров — это просто несерьёзно. В действие же зародыш торпеды приводился… пружинным механизмом, построенным по принципу часового и лишь немного модернизированным исходя из поставленной задачи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Предлагать пусть и находящемуся в отставке, но кадровому флотскому офицеру перебраться по ту сторону океана? В теории было можно, но хватило минимального изучения объекта, чтобы понять — Джованни Луппис вполне себе патриот Австрийской империи и на предложение сменить место жительства разве что чихнуть соизволит. Поэтому использовался иной подход. К фрегаттен-капитану подвели нескольких людей, которые не просто, а из научных кругов. Не липовых, настоящих. А уж в беседе реально интересующихся тематикой и понимающих в ней людей как-то без особых проблем всплыли несколько имен тех коллег по научно-исследовательской деятельности, с которыми Луппис вёл переписку. Большая часть так, пустышки, но два имени и соответствующие уточнения заставили наших агентов сделать охотничью стойку.