Я разве что не мурлычу только, умирая от наслаждения.
Сейчас со мной вообще другой Зубов. Не тот зверюга, что жестко брал чуть ли не на пороге своей квартиры, яростно вытрахивая из меня все мысли. И не тот опасный мужчина, преграждающий мне путь в рабочем кабинете, плюющий на то, что нас могут застать, принуждающий делать все, что ему хочется.
Сейчас Зубов — ласковый котяра, мягким урчанием и вылизыванием уговаривающий покориться, не сопротивляться. Дать ему то, что требует.
Его руки гладят, нежно, но обстоятельно, не пропуская ни одного нежного местечка, а губы вторят рукам.
Я плавлюсь в этой нежности, сладкой настойчивости и неге и, когда меня мягко приподнимают за бедра и подкладывают подушку под низ живота, даже не нахожу в себе сил противиться.
Все так волшебно, все так плавно…
И горячий язык скользит вниз, к самому моему нежному местечку, где все уже давно и сильно пульсирует.
— Клубничка и без сливок вкусная, — шепчет искуситель, неожиданно оказываясь наверху, прихватывая зубами основание шеи сзади и мягким толчком проникая в разомлевшее тело.
Я только ахаю от удовольствия, выгибаюсь еще сильнее, стараясь тоже двигаться, но Зубов полностью ложится на меня, опутывая собою, как капканом, и не позволяет проявлять инициативу.
Он двигается длинно и спокойно, без напора и напряга, кажется, но, тем не менее, становится понятно, что контроль полностью у него.
Мне ничего не остается, только принимать его страсть, его сильное, жесткое тело, и стараться хотя бы погладить, хотя бы провести пальцами по предплечьям, заросшим темным волосом. А затем и впиться в них зубами, когда движения перестают быть плавными и начинают ускоряться.
Оказывается, в такой позе — это что-то невероятное.
Мое полное подчинение, помноженное на невозможность хоть как-то проявить инициативу, молчаливая настойчивость Антона… Это все сплетается в один мощный клубок, в котором я задыхаюсь, ищу выход, в глазах темнеет, губы сохнут. Мне жарко, душно, тяжело.
И невыразимо приятно.
— Клубничка, сладкая… — хрипит Зубов, а затем, не выходя из меня, садится на колени, подтягивает мое разомлевшее, потерявшее всякую способность к самостоятельному движению тело выше, и начинает двигаться еще сильнее. Я ощущаю, как пальцы скользят по промежности, лаская клитор, шлепают по ягодице, раз, другой, не больно, но обжигающе… А затем находят еще одно место, чуть выше, гладят, гладят… И меня прошивает предоргазменная дрожь от каждого такого касания. Это ново и безумно.
Я пытаюсь повернуться, посмотреть на Антона, но он не позволяет, широкая ладонь ложится на затылок, прижимая голову к кровати, движения ускоряются, пальцы скользят… А потом неожиданно проникают в меня! И от этого настолько остро ощущаются его движения, все ускоряющиеся и ускоряющиеся, что я не выдерживаю необычности впечатлений.
Меня трясет от удовольствия, все внутри сжимается, пульсирует, и в последнюю секунду осознаю, что Зубов вышел из меня. А вот пальцы не вынул.
Это запускает удовольствие по второму кругу, и меня опять протрясывает кайфом.
Я уже ничего не соображаю, без сил распластываясь на кровати, мокрая и счастливая, и слышу, сквозь вату в ушах, как тихо ругается Зубов, кончая мне на спину.
А затем падает рядом.
Дышит, подтягивает меня к себе под бок, наплевав на то, что у меня вся спина в его семени, фырчит, как большой кот, на ушко, гладит…
И шепчет:
— Кайфанула, Клубничка?
Киваю, не в силах связать слова в фразы.
— Я тоже… В следующий раз попробуем так?
Я понимаю, о чем он, но пока не готова говорить на эту тему. Тут бы в сознание прийти. И понять, что произошло сейчас.
Глаза закрываются, и последняя моя мысль, что, похоже, Зубов решил быть первым во всем. И во всех местах моего тела.
И не сказать, что я имею что-то сильно против…
Видна…
— Клубничка, давай по-быстрому…
— Нет, с ума сошел, что ли?
— Сошел. Давай.
— Нет! Нет-нет-нет… Ай!
— Черт… Охерительно… И чего прыгала? Мокрая же…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сволочь ты… Мне собираться… Ах… Сильнее…
Утро начинается неправильно, но горячо.
Зубов, словно в него бес похоти вселяется, не слушает никаких увещеваний, а просто, пользуясь своим немалым весом и силой, распластывает меня прямо на кухонном столе, слава всем богам, намертво прикрученном к стене, а потому вполне индифферентно отнесшемся к бешеным толчкам бешеного зверюги.
И это после целой ночи бесконечного секса!
Да я утром еле ноги смогла свести! И по стеночке — в душ, затем — на кухню, готовить кофе. И все это — опасливо оглядываясь на сладко раскинувшего ручищи на всю ширину кровати Зубова.
Реально, уже бояться его начинаю.
Как-то в прошлые разы такого дикого рвения не замечала. То ли во вкус вошел, то ли меня решил без сил оставить. А, еще лучше, к кровати приковать…
Картинки, возникшие в голове при этой мысли, были весьма пошлыми и горячими, но я переборола себя и, прикусив губу, принялась готовить кофе, очень сильно рассчитывая к моменту пробуждения Зубова уже одеться и быть одной ногой на пороге. Там-то он меня не успеет заловить.
И вот…
Не дотянула немного…
Здоровенный член, не зная устали, таранит мое бедное тело, даря невероятные ощущения растекающегося по венам кайфа, мощная лапа появляется перед моим лицом, прихватывает за шею, легко и на удивление аккуратно тянет вверх, и там я уже получаю жадный поцелуй. И все это — не прекращая цепляться за столешницу в глупой попытке обрести хоть немного равновесия.
Зубов успел зайти в ванную, принять душ, и теперь от него одуряюще пахнет чем-то свежим и невероятно мужским. И губы у него требовательные.
Я не могу противиться, слишком хорошо.
Все мысли про опоздание на работу, про очень тяжелый и напряженный второй рабочий день, где мне предстоит во многих вещах разбираться самостоятельно, улетучиваются под диким напором моего любовника.
Я опять, как и всегда с ним, заразой малочувствительной, превращаюсь в тупую, похотливую самку, с ощущениями, сконцентрированными только в одном месте. Тем самым, которое сейчас активно используется.
Зубов, не выдерживая слишком размеренного, по его мнению, темпа, сдергивает меня со столешницы, разворачивает, сажает лицом к себе и жестко укладывает на спину.
Руку оставляет на горле, контролируя дыхание, ноги забрасывает себе на плечи… И набирает такую скорость, что, если б не его ладонь, впечатывающая меня в поверхность, давно бы слетела со стола!
Это, а еще его бешеный черный взгляд, возбуждают до сумасшествия, и я сама выгибаюсь, насколько мне позволяют, само собой, и кричу. Все трясется от кайфа, бедра мелко и часто дрожат, а в голове — блаженная пустота.
Сверху хрипит Зубов, которому, похоже, смена позы тоже добавила градуса удовольствия.
Кожа живота вздрагивает, ощущая тепло спермы, а затем Зубов ее еще и художественно размазывает по мне, словно крем во время массажа. Что, мало того, что практически везде побывал, надо еще и по всему периметру пометить?
Эта тупая животная самцовость бесила бы… Если б не было так хорошо…
— Ну вот, теперь можно собираться, — удовлетворенно констатирует Зубов, проводя пальцами в сперме мне по губам, — оближи.
— Черт… Зубов… — я, тем не менее, покорно открываю рот, посасываю пальцы, с неожиданным для себя удовольствием наблюдая, как глаза Зубова при этом темнеют.
Все же, дико приятно ощущать свою власть над таким большим и сильным зверем. Есть в этом что-то первобытное…
— А, может, ну ее, работу, а? — Зубов проводит мокрыми от моей слюны пальцами по щеке, спускается к шее, опять жестко прихватывает, тянет к себе, — пошли в постель.
— Сбесился? У меня сегодня самостоятельный день. Давай, довезешь меня до метро.
Я мягко выворачиваюсь из захвата, спрыгиваю со стола и бегу в ванную, смывать следы утреннего греха.
— Я до работы довезу… — бормочет Зубов вслед.