– Ты только посмотри на себя! – всплеснула руками Урсула. – Я так тобой горжусь!
Ну зачем она так? Даже неловко! На определенном этапе настолько увлекаешься повседневными заботами, что о прошлом вспоминать некогда, да и не хочется. Со временем я стала понимать бывших инструкторш по аэробике и стюардесс.
Сидящая на банкетке дама бедфордского типа жадно прислушивалась к нашему разговору.
– Знаете, о вас писали в «Элль»! – проговорила она.
– Неужели? Как же я пропустила? – сокрушалась Урсула.
– Ну, это же не статья была, так, упоминание, – быстро проговорила я.
– Вы только ее послушайте! «Так, упоминание»! – не унималась подруга.
Ну все, золотисто-каштановые блики готовы. Прежде чем отправить Урсулу к Патрику, я крепко ее обняла. У нее те же духи от «Кашарель»! «Амор-Амор, Амор-Амор»! Аромат теплый, сладковатый… На мгновение почудилось, что время повернулось вспять: мне восемь лет, а Урсула готовит нам с Мелоди ужин…
Оборачивая фольгой длинные пряди Джесси Адамс, я украдкой взглянула на Массимо. Эта Джесси из молодых и многообещающих, ее прислал продюсер, тоже клиент «Жан-Люка».
Помахав каким-то конвертом, Массимо поманил меня к себе. Неужели что-то важное?
– Прошу прощения, отойду буквально на секунду, – пообещала я Джесси, которая с головой ушла в декабрьский «Аллюр». Похоже, изучает фотографию другой старлетки, явно конкурентки.
Я подошла к Массимо.
– Вот, полюбуйся! – Таинственно улыбаясь, он протянул мне конверт.
Два авиабилета (бизнес-класс!) и рекламный проспект. Город я не узнала и повнимательнее взглянула на билеты. Так, Нью-Йорк, аэропорт Кеннеди – Париж, Руасси – Шарль де Голль.
– Это подарок нам с тобой, а теперь угадай от кого! От Клаудии и Томми Джи!
– Шутишь! Клаудиа придет ко мне сегодня вечером…
– Билеты привез водитель.
Похоже, персонал и посетители «Жан-Люка» уже знают, что мы с Массимо встречаемся. Появились общие клиенты, среди них – Клаудиа и Томми Джи, считавшие, что могут «заскочить» в любое, даже самое неурочное время.
– С чего это Клаудиа расщедрилась?
– Ш-ш-ш, может, хочет приятное сделать?
– Ну конечно! Значит, нас приглашают на ее парижскую квартиру?
– Да, на авеню Монтень. К сожалению, сама хозяйка приехать не сможет.
«Авеню Монтень» Массимо произнес с благоговейным трепетом, а мне это название не говорило решительно ничего. Я не то что в Европе, нигде, кроме Восточного побережья, не была.
– И когда это? – тихо спросила я, рассматривая билет. – На следующей неделе?
– Сразу после Рождества! – уточнил Массимо.
– Но…
– Почему ты всегда говоришь «но»?
– Но мы не можем…
– Ну вот, опять!
Рассмеявшись, я посмотрела на Джесси Адамс. Отложив «Аллюр», она нетерпеливо покачивала длинной ножкой.
– Мне пора!
– Мой последний клиент в полшестого, – проговорил Массимо. – Увидимся в «Карлайле», ладно?
– Ладно, – пробормотала я, а сердце болезненно сжалось. Так всегда, когда Массимо делает или говорит что-то неожиданное. Куда он идет? Неужели встречается с кем-то еще?
– Нужно купить кое-что для поездки, – словно прочитав мои мысли, сказал он. – Ты что, уже забыла – мы в Париж едем!
Я тут же представила, как расстроятся Дорин и Мелоди, если не увидят меня на Рождество.
– Нет, не забыла, – тяжело вздохнув, сказала я.
Закончив тонирование Джесси Адамс, за которое не получила ни оплаты, ни чаевых, я занималась третьей по счету послеобеденной клиенткой, когда в салон влетела Клаудиа Джи.
– Милая! – Она расцеловала меня в обе щеки.
– Клаудиа, Массимо показал мне твой роскошный подарок, а я даже…
Дива небрежно махнула рукой.
– Какие мелочи! – фыркнула она. – В квартире почти нет мебели, а билеты Томми чуть ли не…
– Спасибо огромное! – перебила я. Боже, только бы не расплакаться! Джорджия, держи себя в руках! Наверное, все дело в ПМС, хотя я всегда отличалась эмоциональностью. Пора бы уже привыкнуть, что для таких, как Дива, поездки в Париж все равно что конфеты-ассорти: можно раздавать направо-налево.
– Ну, тогда сделаешь блики? – Клаудиа подняла длинную серебристо-черную прядь.
«Карлайл», семь часов вечера. Массимо, Патрик, Кэтрин и я пришли вовремя, а вот Жан-Люк опаздывал. Десять минут, пятнадцать, двадцать… Мы сидели на сиреневых виниловых пуфиках вокруг низенького стола, ели чипсы и ждали.
– Ты знаешь, что происходит? – спросил у Кэтрин бесстрашный Патрик. – Вернее, спросим так: ты ведь знаешь, что происходит?
– Конечно, – спокойно кивнула девушка.
Кэтрин обернула вокруг пальца длинную светлую прядь и медленно отпустила, перекинула одну длинную ножку через другую и пригубила «Беллини». Кажется, мы выделяемся на фоне остальных посетителей ресторана. Белая кость, голубая кровь, темно-голубые блейзеры, изящные платья для коктейля – они смотрели на нас как на нарушителей спокойствия.
– И? – не отступал Патрик. – В чем дело?
– Может, лучше спросишь самого Жан-Люка?
Патрик закатил глаза.
– Что такое? – разозлилась Кэтрин.
– Ничего…
За проведенные в Нью-Йорке годы (этой осенью будет девять) мой приятель научился жить в мире с самим собой и даже умудрился скопить немного денег. Обычно все свои сбережения геи спускают на одежду, и Патрик не исключение. В «Карлайл» он пришел в обтягивающих кожаных брюках, винтажной рубашке из тончайшего хлопка и полушубке из ягненка, который подарил себе на Рождество.
– Зачем Жан-Люк пригласил нас сюда? – озвучил терзавший всех вопрос Массимо. – Этот ресторан ведь… м-м-м… несколько иного уровня. А после вчерашней вечеринки нам всем лучше лечь пораньше.
– Может, «Карлайл» не твоего уровня, но мы с Жан-Люком часто здесь бываем, – гордо сказала Кэтрин. Переход из временной подружки в постоянную прошел как по маслу. Невероятно, но у моей бывшей подруги появился легкий французский акцент.
В тот момент вместе со свежим холодным ветром в ресторан ворвался Жан-Люк.
– Добрый вечер, добрый вечер! – пропел он, расстегивая пальто, и тут же повернулся к Кэтрин. – Я был в «Уотерфорде», кафель для ванны выбирал.
Ничего себе! В этом «Уотерфорде» один кран тысячу стоит!
– Простите, чуть-чуть опоздал, – быстро проговорил маэстро. Мы с Патриком переглянулись: ничего себе чуть-чуть! – Вижу, вы начали без меня! Червячка, так сказать, заморили! – Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Наверное, эта привычка сохранилась у него со времен жизни во Франции. Может, в парижском ресторане такое в порядке вещей, а в «Карлайле» явно не пройдет.
Официант, годящийся Жан-Люку в отцы, подошел к нему, бледный от негодования.