— Возьми это. Неизвестно, что дальше будет… Горошек кивнул.
— Молодец, что не забыла, — признался он. — А теперь идем!
И они пошли, стараясь, чтобы придать себе смелости, громко топать ботинками. Жаль только, что на этом губчатом светящемся полу топать не удавалось.
Первой вышла в голубой коридор Ика. Горошек ни на шаг не отставал.
Зеленый свет вел их теперь в противоположную сторону коридора. Он мерцал, как и тогда, словно весело подмигивал. Словно приглашал: «Пошли, пошли!» Но они — сами того не сознавая — все замедляли шаг. Ведь уже через минуту, через секунду, через три или четыре шага они должны были встретиться… с чем? То-то и есть, что НЕИЗВЕСТНО С ЧЕМ. С ВЕЛИКИМ НЕВЕДОМЫМ.
— ОХ! — КРИКНУЛА ИКА.
Над ними было темно-фиолетовое небо, усеянное звездами. Звезды сияли всеми цветами радуги — от белого до рубиново-красного. С двух строи слабо светили две зеленоватые Луны.
А Серебристый Шар? Исчез, словно его развеяло ветром.
Их окружала фиолетовая тьма.
Под ногами ребят тихонько скрипнула мелкая галька. Они застыли на месте. Какая-то небольшая птица беззвучно пролетела над их головами. Воздух был горячий, полный неведомых запахов. Но дышалось удивительно легко. Несмотря на жару, каждый вдох освежал, как глоток воды.
— Что это так шумит? — шепнула Ика. Горошек не отвечал, придвинулся к ней поближе. Действительно, что-то шумело. Где-то неподалеку слышался странный шелест, шорох. Словно шелест густого сухого тростника, ивняка, раскачиваемого легким ветерком, шорох осеннего леса, роняющего сухие листья.
А издали доносился другой звук — звук, который ни с чем нельзя спутать: равномерный, неумолчный шум прибоя. Да… сомнений не было.
— Море, — вздохнул Горошек.
— Я так и думала.
Глаза их понемногу осваивались с темнотой. Даже при слабом свете двух зеленоватых лун из голубой тени все яснее выступали очертания высоких, сухо шелестящих, похожих на пальмы деревьев.
— Погляди туда, — шепнул Горошек.
В той стороне, откуда доносился шум моря, светлело.
Там разливалось нежное зеленоватое сияние. Это напоминало, пожалуй, свет восходящей Луны, а еще больше — зарево далекого города. Города, озаренного зелеными огнями.
— Итак, где же мы находимся? — спросила Ика более уверенным тоном.
Горошек потер лоб.
— Это надо…
— Продумать?
— Да, да, — сказал он. — Это надо еще продумать.
— Ну, так продумай, — рассмеялась Ика.
Но положение было слишком серьезно, чтобы Горошек обратил внимание на ее насмешку. К тому же, сказать правду, он сейчас ничего не продумывал. Сейчас на мысли — даже на самые умные мысли — надежда был плохая. Вся надежда была на глаза и уши.
Глаза были лучше у Горошка, слух — у Ики.
Наверно, поэтому Горошек и сказал ей:
— Ты меньше болтай, а больше слушай!
— Вместо того, чтобы продумывать?
— Вот именно.
По его тону Ика сразу поняла, что ему сейчас не до шуток. Но она не могла так легко уняться.
— Ну, тогда я превращаюсь! — пробормотала она.
— Во что?
— Во что! Конечно, в слух!
Горошек только пожал плечами. И может быть, именно его миролюбие заставило ее замолчать.
А Горошек всматривался в темноту, как сова, разыскивающая добычу. Ика чувствовала, что несмотря на спокойный, даже безразличный вид, он весь напряжен, натянут, как тетива лука.
Вдруг он спросил:
— Ты что-нибудь слышишь?
— Кажется… кажется, ничего интересного. А ты?
— Что я?
— Ты что-нибудь увидел?
— Ничего, — проворчал Горошек. — Кроме этого зеленого отблеска, ничего.
— Что будем делать?
— Пойдем.
— Горошек, а куда?
— Сперва немного осмотримся. Потом пойдем… к морю. Ведь не будем мы здесь сидеть до рассвета.
Ика, что-то припомнив, так и присела.
— Горошек, господи боже! До рассвета? А ведь мы должны вернуться в восемь. Что скажет тетка Педагогика?
И тут Горошек неожиданно разозлился. Разозлился как никогда.
— Что скажет тетка Педагогика? — закричал он. — Ты подумай о том, увидишь ли ты ее когда-нибудь! Увидишь ли ты вообще… Землю.
— Зе… Землю?
— Так точно.
Ика замолчала, посмотрела вверх на звезды, солнце и Землю. Даже в темноте Горошек увидел, как ее глаза подозрительно заблестели. Он сразу смягчился. Взял ее за руку.
— Ну, не расстраивайся, — сказал он, как можно ласковее. Хватит, что я расстраиваюсь. Договорились?
— До… договорились, — вздохнула Ика и хлюпнула носом. Но, как всегда, она в ту же минуту отряхнулась от огорчения, как щенок от воды.
— Идем, — отважно сказала она.
— Секундочку, — сказал Горошек. — Никогда не известно, что может случиться.
Достал из кармана перочинный ножик, щелкнул лезвием. Оно блеснуло в фиолетовом сумраке.
— Теперь можем идти, — сказал он.
Тут Ика остановилась как вкопанная.
— Ничего подобного! — закричала она, и голос ее поразительно напоминал голос тетки Педагогики. — Ты не будешь разгуливать в темноте с открытым ножиком! Даже тут!
— Уфф, — вздохнул Горошек. — Я пойду первым, — сказал он.
— Ножик закрыл?
— Да.
— Ну, тогда… пошли.
Галька скрипела под ногами — скрипела мелодично и даже немного пела. Как…
— Как поющие змейки, — шепнула Ика.
Горошек шел впереди, вплотную за ним Ика. Галька все пела под ногами. Раза два беззвучно промелькнули в небе призрачные, слегка светящиеся опаловым сиянием силуэты каких-то летучих созданий. Вскоре они дошли до «пальм» — высоких, сухих, с перистыми листьями деревьев.
— Тух тоже вроде поляна, — сказал Горошек.
Действительно, они вышли на широкую, покрытую галькой площадку, окруженную стеной пальм и невысоких, густых кустов.
Обошли поляну кругом и решили идти к морю.
В стене деревьев и кустов был разрыв. Там как будто начиналась просека — самая обычная, как на Земле. Оттуда, как по коридору, шел к ним навстречу неустанный шум волн. Видимо, просека вела к морю.
— Ну и темнотища, — встревоженно шепнула Ика. — Спички есть?
— Есть.
— Ты тогда посвети.
— Потише… потише. Это надо продумать.
В голосе Ики на этот раз зазвучали такие ноты, какие появлялись в голосе ее мамы, когда она, скажем, очень торопилась в город, а отец устраивался в кресле с газетой, не слыша, что ему говорят, забыв о назначенном времени, о делах, и так далее, и так далее.
— Слушай! — грозно сказала она. — Ты просто спятишь с этим твоим продумыванием!
Горошек был невозмутим.
— У тебя уши есть? — спросил он.
— Кажется, есть.
— Ну тогда скажи, как здешний лес шумит. Как мокрый ольшаник или как сухой тростник?
— Ага, — пробормотала Ика.
— Вот тебе и ага! Хочешь превратиться в телячью котлету?
— Почему в телячью?
— Это ты сама продумай…
— А ты умный, как… — Ика даже поперхнулась.
— Прости, пожалуйста, — вежливо сказал Горошек. — Ну как, зажечь спичку?
— Н… нет, — после паузы ответила она. — Не сердись, Горошинка. Ты был прав.
— Ну ладно, ладно… — Он улыбнулся. — Идем. Тут Ика, в свою очередь, показала, что и она тоже иногда может кое-что продумать.
— Погоди, — сказала она. — Набери этих камушков в карман и бросай вперед. Вдруг там в темноте сидит какая-нибудь пакость? Кинешь камушек — может быть, испугается.
Горошек наклонился и начал набивать карманы камнями.
— Это идея, — сказал он. — Вот только одна вещь мне очень не нравится.
— Что именно?
— Сама посуди: летели мы на каком-то техническом чуде, химическая чистка, гравитация, эти живые носики у бутылок, и я не знаю, что еще. Колоссальная штука!
— Еще бы не колоссальная!
— Ну вот. А высадили нас в каком-то диком лесу. Ни людей, ни техники, ничего. Просто Сахара! Это порядок?
— А откуда ты знаешь, какие у них тут порядки?
— То-то и есть, что не знаю.
— А может, они ошиблись? Ты думаешь, при такой технике уже и ошибаться нельзя?
— Пожалуй, можно.
— Ну и все! — нетерпеливо сказала Ика. — Главное, чтобы мы не слишком ошибались! Надо попробовать вернуться, если не на ужин, то хотя бы вообще на Землю. Который час?
— О господи! — простонал Горошек.
— Что с тобой?
— Не идут. Часы остановились.
— Тьфу, ты, — рассердилась Ика. — Ну ладно, если они не идут, то хотя бы мы пойдем! Хватит разговаривать! Бросай камушки и пошли.
Но Горошек был безутешен.
— Что я скажу Рыжему? — несчастным голосом сказал он. Скажешь ему «добрый день». Или «добрый вечер». Смотря по тому, когда вернемся. Идешь или нет?
— Иду… иду…
В темноту полетел камушек, упал, и… наступила тишина.