Читать интересную книгу Страж фараона - Михаил Ахманов

– Они?.. – Бровь царицы вопросительно приподнялась.

– Они давно знакомы. Мудрый жрец был наставником Сенмута и знает о его достоинствах больше меня. Если помнишь, владычица, я много лет провел на чужбине, разлученный с братом…

Она кивнула.

– Я помню. И раз ты просишь, я посоветуюсь с Инени, как наградить твоего родича. Ты доволен?

История должна идти своим путем, подумал Семен и, упав на колени, пробормотал:

– Щедрость твоя подобна разливу Хапи, а месяц атис… Ты даруешь благополучие и счастье, ты – ветер, несущий лодку с милостями всех богов Та-Кем… Тысячу раз припадаю к твоим стопам, целую прах и молю, чтобы Амон даровал тебе…

Маленькая ладонь звонко хлопнула по подлокотнику кресла.

– Хватит! Я уже верю, что ты не забыл слова почтения, хоть прожил много лет с дикарями-нехеси! Встань! Теперь я хочу услышать, чего ты хочешь. Не для брата, который красноречив и умен, а для себя.

Семен поднялся на ноги и бросил взгляд на женщину в кресле между двух пылающих огней. Казалось, она чего-то ждала.

– Я прошу лишь об одном, великая госпожа: позволь мне высечь в камне твой прекрасный лик. В темном граните, который привозят из каменоломен Рахени… Эта работа будет долгой, и время от времени мне надо смотреть на тебя, чтобы каменная царица была похожа на живую. Только смотреть! Если не сочтешь это дерзостью…

– Только смотреть… – повторила царица, пристально глядя на него. Потом махнула рукой в сторону колоннады. – Иди, ваятель Сенмен! Гребцы ждут, и Хенеб-ка проводит тебя к лодке. Может быть, ты еще успеешь выспаться.

Не поворачиваясь к ней спиной, Семен поклонился, отступил на несколько шагов, и когда массивные колонны уже закрыли фигурку женщины, он различил ее слова:

– Только смотреть! Хорошо, ваятель Сенмен, я подумаю.

Хочу, чтобы знали: царице нашей, великой Маат-ка-ра – да будут с ней жизнь, здоровье, сила! – непросто досталась власть. Многие люди, жрецы, семеры и воины, трудились для этого, желая видеть ее на престоле Обеих Земель и пасть к ее ногам. Страж, друг мой, потрудился тоже – я думаю, более прочих, ибо сказал мудрое слово в решающий час и сделал то, что было сказано. Помню, как я пришел к нему – пришел в отчаянии, ведь задуманное нами могло обрушиться и раздавить нас всех, как давит бычье копыто едва взошедшие всходы! Помню тот день…

Тайная летопись жреца Инени

Глава 7

Фрагменты и осколки

Шло время, стремительной чередой бежали месяцы; прохладный фармути сменился пахоном, когда собирали первый урожай пшеницы, затем наступил пайни, более жаркий и сухой, знаменовавший начало сезона шему – Засухи. Солнце все щедрей изливало на землю свет и тепло, река немного обмелела и сузилась, зелень уже не радовала глаз весенней свежестью, а стала блекнуть, и казалось, что пески пустыни шаг за шагом приближаются к полям и садам, будто собираясь слизнуть их и перемолоть в желтых клыках дюн. Шло время…

Бывали дни, когда Семен не успевал следить за стремительным бегом минут и часов – работа поглощала его, и, сражаясь с неподатливым гранитом или осторожно шлифуя мягкий известняк, он словно погружался в иное измерение, где не было различий между Та-Кем и Россией, между каменным молотом и стальным, между прошлым и будущим. Время как бы проваливалось куда-то, соединяя утреннюю зарю с вечерней, прыгая, как водопад среди камней, и звон его колоколов, что отмеряли уходившие мгновения, был почти не слышен.

В другие дни, когда работа не ладилась или ее прерывали раздумья, время из водопада превращалось в водоворот, круживший слова и мысли, события и лица; секунды растягивались, капли в стеклянной клепсидре лениво скользили одна за другой, падая в сосуд, и между их ударами, казалось, проходила вечность. В такие моменты Семен вдруг ощущал с особой остротой, что погрузился в прошлое, в седую древность: триста лет до войн троянцев с греками, тысяча – до марафонского сражения, тысяча четыреста – до Мария, Суллы и Юлия Цезаря. Потом еще столько же – до Куликовской битвы, Жанны д’Арк и Тамерлана…

Но время все-таки шло, что-то изменяя в нем, даруя новые привязанности и привычки, обтачивая с тем же усердием, с каким он шлифовал и резал камень. И это давало свои плоды; теперь, когда он провел в долине Хапи почти четыре месяца, новая жизнь уже не казалась ему затянувшимся сном. Скорее, многоцветной мозаикой, сложенной из воспоминаний, фрагментов и осколков.

* * *

Ако, телохранитель-кушит, соратник по экспедиции в Шабахи, явился пьяным. Не так чтобы в стельку – все же приковылял домой, вполне ворочая языком, но на ногах держался плохо. Мерира, Сефта и Техенна оттащили его к речному берегу, прополоскали и положили в камышах, подальше от хозяйских глаз – сушиться. Из двух хозяев был в наличии Семен – солнце стояло еще высоко, и брат не вернулся из южного храма Амона.

Мерира ругался. По возрасту и опыту он был старшим среди слуг и правил ими столь же уверенно, как лодкой в бурных водах Хапи.

– Пивной кувшин! Пьешь, а нам таскать такую тушу! Чтобы коршун выклевал твои глаза! Чтобы Сетх проткнул тебя колом от глотки до задницы! Так, чтобы пиво излилось с мочой!

– При чем здесь пиво? – сказал Сефта, принюхавшись. – Вино! Финиковое вино, клянусь золотыми стопами Хатор!

– Финиковое пиво, – возразил рыжеволосый ливиец Техенна, присев на корточки рядом с приятелем. – Что, я не знаю, как оно пахнет?

– П-пиво, – подтвердил кушит, – и в-вино… Н-но финн… финн-ков-вое… Эт т-точно!

– Сын гиены и сам гиена! – рявкнул Мерира. – Чтобы твоя мать под ливийца легла!

– Нужна она ливийцам! – с усмешкой возразил Техенна. – У нас гиен не пользуют. Разве что козочку…

Служанки, что столпились неподалеку, захихикали. Мерира поглядел на них, на любопытные глазки То-Мери, на Абет, скрестившую руки на пышной груди, и обрушился на ливийца:

– Пусть Маат запечатает твою пасть куском дерьма! Поминать такое паскудство при женщинах… Чтобы тебе мужской силы лишиться, козлодер!

Техенна снова ухмыльнулся, глядя на ворочавшегося в камышах Ако.

– Ну, это ты зря! Хорошая козочка ничем не хуже кушитских баб. Шерсть мягче и болтает меньше.

– Ммм… – будто в подтвержение простонал Ако.

– Поистине мерзок человек! Зарождается он между мочой и калом, в дни свои месит ил и навоз, и грешным уходит за горизонты Запада, – произнес красноречивый привратник Сефта. Потом присел рядом с Ако и пощупал его вздувшийся живот. – Значит, пиво и вино… никак не меньше двух кувшинов… три кольца меди, а может, и половина дебена… Откуда взял? Стащил из кладовых? Или пропил мумию отца?

– Порази тебя Сохмет от пупка до колена! – рыкнул Мерира. – Откуда у маджая отцовская мумия? Такой и у меня нет!

– Н-нет, – согласился Ако. – М-мня ухх… ухха-стили…

– Угостили? Кто ж тебя угостил, жабий помет?

– Др-рузья… Ш-шедау и Т-тотнахт… всс… встретил…

Техенна задумчиво поскреб в затылке.

– Это какие Шедау и Тотнахт? Вроде что-то знакомое!

– Кх… кх… кхопейщщики… с юга… п-пантеры…

Тут Семен, отдыхавший под каштаном и слушавший эту беседу в пол-уха, вскочил и направился к тростниковым зарослям. Молодые служанки, боясь хозяйского гнева, прыснули от него в обе стороны, но Абет и не подумала уйти: стояла с прижавшейся к ней То-Мери и глядела на Семена, как мать на любимое дитя. Ей нравились все, кто ел ее стряпню, а тех, кто хвалил, она буквально обожала.

– Ну-ка, окуните его еще раз, – велел Семен, кивнув Мерире. – Чтобы говорил поразборчивей! – Когда приказ исполнили, он наклонился над кушитом. – Копейщики с юга? Кто такие?

– Шедау и Тотнахт, г-господин, – совсем внятно произнес Ако. – Чезет Пантер, с юга… Др-рузья! Вместе ходили в страну Хару… и в Иам…

– Точно, ходили! – ливиец хлопнул себя по бедру. – Эти двое хоть из пантер, а выглядят как носороги. Менфит! Шкуры толстые, копья вместо рогов – и спят с ними, и едят, и пьют…

– Н-не пьют… почти не пьют… – Ако сел и начал тереть кулаками глаза. – Сказали, пить не велено, а потому я пил за троих. Зато колец у каждого!.. – Он в восторге закатил глаза и растопырил пальцы широкой ладони.

– Они из меша Сохмет? – спросил Семен. – Говорили, что делают здесь?

– Верно, господин, люди старого Инхапи. И мы у него служили, наемниками, – Техенна хлопнул кушита по плечу.

– С-служили, – подтвердил Ако, пытаясь встать, – а теперь не с-служим. И Шедау с Тотнахтом не с-служжат, господин! С-сказали, драный пес Инхапи отпустил их. Тотнахт у сестры живет, и Шедау с ним, хоть с-сам не из Города, а из Дельты. Н-не хочет туда! Здесь, говорит, вес-селее!

«Точно, веселее! – подумалось Семену. – А самое веселье будет в третий день месори. Гуляй, пехота!»

Внезапно он понял, что третий день месори выбрали не зря. Самый жаркий месяц, когда от зноя трескается почва, Хапи сужается в берегах, каналы мелеют, пересыхают рвы у лагеря воинов Хоремджета, воздух палит горло, и люди едва шевелятся, как полумертвые лягушки… В такую жару не то что биться – помыслить о битве страшно! Значит, тем неожиданней удар… Солдатам нелегко, но все же ветераны с юга и здесь получат преимущество…