Какие были мы глупенькие!
Воспоминания пробудили в ней какие-то грустные чувства, и ее светлое лицо вдруг омрачилось печалью.
— Ах, Фархат, как прекрасен был Салмаст с его садами и огородами!.. Здесь, в этих горах, ничего нет, кроме мелкого кустарника… А там — как там было прекрасно! Ой! Я совсем позабыла о твоем завтраке, — воскликнула она и вбежала в дом.
Я пошел в комнату, которая была отведена нам. Старая служанка охотника, Хатун, уже убрала мою постель и навела в комнате порядок и чистоту. Она меня не узнала. Пристально взглянув на меня, она что-то пробормотала под нос и вышла.
Немного погодя Маро принесла мне завтрак, который состоял из сливок с медом и белым хлебом. Я стал завтракать, а Маро, стоя около меня, пряла. Ее пальцы неустанно работали и казалось, что эти прекрасные пальцы не могли оставаться без работы. Так они привыкли к работе.
— Ты ведь не скоро уедешь от нас, Фархат, — спросила она, продолжая свою работу, — Ах, какая негодная шерсть, — с досадой сказала она, — как ни стараюсь, никак не могу прясть потоньше!
— А ты хочешь, чтоб я остался дольше?
— Почему же нет? Но тут в деревне нехорошо, Фархат. Я скажу папе и мы поедем в кочевку, там в шатрах прелестно! Утром встанешь, кругом зелень и всюду цветы горят, точно разноцветные бусы. Повсюду бегают овцы и барашки…
В эту самую минуту появился богатырь Мхэ, который, не входя в комнату, сказал:
— Лошадь готова! — Затем он косо взглянул на Маро и ушел.
Я взял ружье и приготовился в путь.
— А дорогу-то ты знаешь? — спросила Маро.
— Нет, не знаю, но найду как-нибудь.
— Я тебя доведу до «Камня со щелью», а оттуда дорога идет прямо до самого Хана-Сора:
— А ты сама потом как одна вернешься домой?
— Я? Я и ночью не боюсь ходить одна по горам, — ответила она с улыбкой.
— А наши поехали верхом?
— Нет, они пешком пошли.
— А я то, тогда, почему еду верхом? — Тогда и я пойду пешком.
Я сказал Мхэ, что лошадь мне не нужна.
— Как не нужна? — воскликнул он с недоумением и досадой, бросив на меня мрачный взгляд. — Об этом надо было раньше подумать и не заставлять зря трудиться, — добавил он,
— Что, он с ума сошел, что ли? — спросил я, когда Мхэ отошел.
— Он очень славный человек, но только любит ворчать, и без этого никак не может обойтись, особенно, когда ему что-нибудь не нравится.
К «Камню со щелью» вела узенькая тропинка, которая вилась среди холмов и долин.
Маро была одета в простенькое ярко-пестрое платье, которое обыкновенно носят курдские пастушки. Ветер развевал ее чудесные локоны. Самая сильная лань не могла поспорить с ней своей грацией и легкостью. От быстрой ходьбы щеки у нее горели, как алые розы.
Я был очарован ее дикой и легкой грацией. Никогда я не видел таких прекрасных, черных глаз, осененных густыми длинными ресницами с такими тонкими, дугообразными бровями, которые еле заметной черной черточкой соединялись на переносице. Как много уверенности и бодрости в движениях этой подлинной и вольной дочери гор! — думал я. Невольно я сравнивал ее с прелестной Соней, каждое движение которой выражало стыдливость угнетенной и измученной девушки. Какая огромная разница!
По пути мы встретили какую-то кучу камней. Маро наклонилась, взяла камень и кинула на холм. Я спросил, причину этого таинственного поступка. Она ответила, что холм этот называется «могилой влюбленных» и рассказала мне старинное предание. Юноша любил девушку, и она отвечала ему взаимностью, но отец девушки не хотел выдать ее за того, кого она любила. Тогда юноша похитил ее с ее же согласия, и они убежали в горы. Отец погнался за ними, настиг их в этом месте и вонзил свой кинжал в грудь своей дочери. Юноша бросился со скалы и тут же умер. Маро показала у подножия скалы другую кучу камней и добавила — вот там похоронен юноша, а тут девушка. С тех пор и положено, чтоб каждый прохожий бросил камнем в могилу той, которая опозорила своего отца и в того, который любил ее. Они оба прокляты.
— Ты тоже считаешь ее дурной и побиваешь ее могилу камнями? — спросил я.
— А разве не дурно, если девушка идет за чужим юношей против воли своего отца? — ответила она.
— А как же ей быть, если она его любит? Разве любить нехорошо?
Она громко рассмеялась, словно я сказал какую-то невероятную глупость.
— Как же может девушка любить юношу, если ее родители его ненавидят? Ну ладно, пусть любит, но зачем же бежать с ним, с чужим? Разве это не стыдно? — Я хотел возразить, но она не далa мне говорить, сморщив свое прелестное лицо и сказав с досадой:
— Будет тебе говорить о глупостях, надоел мне этот глупый разговор!..
И быстро побежала вперед.
Путь был ей знаком и привычен, поэтому она не чувствовала, что он длинен. А я почти уже устал. Взобравшись на холмик, она стала громко звать:
— Дибо! Дибо!
На ее звучный голос горы отвечали эхом.
Из-за противоположного холма появились какие-то маленькие фигуры, которые быстро подбежали к ней. Это были три почта полуголые девочки. Они пасли барашек и козлят селения К. Маро угостила их хлебом и сыром. Маленькие пастушки с радостью принимали ёе дары и тут же принялись есть.
Я заговорил с одной из них, с той, которую Маро называла Дибо.
— А что ты сделаешь, если волк утащит твоего барашка?
— Соро не даст, — ответила пастушка, сумрачно глядя на меня.
— А кто такой Соро?
Вместо ответа она приложила к губам два пальца и издала свист.
Из-за скалы появился серый пес и, махая хвостом, подбежал к Дибо, покорно ожидая ее распоряжений. Увидя этого зверя, я невольно отступил назад.
— Ты не бойся, — сказала Дибо. — Я скажу, чтоб Соро тебя не трогал.
Маро обняла Дибо и крепко поцеловала ее в обе щечки.
— Ну тут мы расстанемся, — обратился я к Маро.
— А то я доведу тебя до самого Хана-Сора? — весело спросила она. Боюсь, как бы ты не потерял дорогу.
Я ответил, что это будет для нее утомительно, тем более, что солнце уже поднялось довольно высоко и сильно жгло. Я попросил только показать, как мне идти? Она мне объяснила и притом настолько ясно, что мне казалось, я и с закрытыми глазами дойду до назначенного места.
Было видно, что все тропинки в этих горах ей великолепно знакомы. Ей был известен тут каждый ручеек, каждый родник, каждая скала.