Беспредельно преданный
П. Чайковский.
414. Чайковский - Мекк
Киев,
3 ноября 1881 г.
Милый, дорогой друг! Вот уже несколько дней, что я в Киеве. Живу среди невообразимой суеты, происходящей у нас вследствие приближающегося дня свадьбы Веры. Отовсюду стекаются родственники как наши, так и жениха. У сестры моей, бедной, голова кругом ходит от усложнившихся хозяйских обязанностей. И мне приходится помогать им в хлопотах. Свадьба состоится завтра, и молодая чета останется еще два дня здесь, а затем они едут прямо в Париж. Вера любит своего жениха и счастлива, по в последние дни немножко смущена и грустна. Ее начинает пугать разлука с родителями. Кроме того, она призналась мне, что ее больно затронуло одно маленькое обстоятельство, которое я хочу сообщить Вам, милый друг, чтобы показать, как сильна в этом семействе любовь между родителями и детьми. Вере пришлось написать письмо матери жениха. В ответ она получила письмо, очень ласковое и милое, в котором будущая belle mere [свекровь] называет ее своей милой дочкой. Мысль, что теперь есть некто, кто имеет право называть ее дочкой, когда у нее до сих пор была только одна настоящая мать, до того расстроила бедную мою милую племянницу, что она проплакала целую ночь и до сих пор без слез об этом не может вспомнить.
Приехал брат Анатолий. Он рассказывал мне подробности про свое знакомство с Влад[имиром] Карл[овичем] и про Колю, который совершенно пленил и очаровал его. Коля говорил, что на масленице он будет в Киеве. Сестра моя горячо этого желает, и я надеюсь, что это состоится. Не правда ли, дорогой друг?
Я все-таки еще не могу назначить дня моего отъезда. Анатолий имеет отпуск до десятого числа. Шестого Лев Вас[ильевич] с Анатолием и другими приехавшими родственниками собирается на охоту в Каменку, и меня очень зовут с ними ехать. Мне этого весьма, не хочется, но жаль брата, который очень ценит немногие дни, которые я провожу с ним. Поэтому я нахожусь еще в нерешимости относительно дня выезда. Во всяком случае, надеюсь, что это будет скоро, и в тайне души своей с нетерпением ожидаю дня, когда понесусь по направлению к Италии.
Мне грустно, что так долго придется оставаться без известий о Вас, моя дорогая. Надеюсь, что Вы здоровы и покойны. От брата Модеста имею довольно грустные известия. Он чувствует себя нехорошо и жалуется на какую-то апатию, ослабление энергии и слабость.
Будьте здоровы, милый друг!
Беспредельно Вас любящий
П. Чайковский.
415. Чайковский - Мекк
Киев,
1881 г. ноября 8-9. Киев.
8 ноября 1881 г.
Дорогой, милый друг! Как я неосмотрительно поступил, не попросив Вас дать мне о себе известий в Киев. Я думал, что останусь здесь всего дней пять, а вот приходится уже почти две недели жить в Киеве, не зная, как Ваше здоровье и что Вы делаете. Я уеду или десятого или одиннадцатого, остановлюсь на один день в Вене, на один в Венеции и, следовательно, ранее двадцатого числа буду уже во Флоренции, где хочу остаться двое суток. Знаете ли, дорогая моя, что у меня в душе начинает просыпаться потребность к сочинительству, которой я давно уже не ощущал. Мне хотелось бы в Риме тотчас же приняться за какую-нибудь большую работу, и мне кажется, что муза моя снова станет ко мне благосклонна и что источники вдохновений еще не вполне угасли... Они только временно осушились вследствие неблагоприятных обстоятельств семейных, а главное, от столь долго томившей меня редакции Бортнянского.
9 ноября.
Так как меня вообще очень интересует церковное пение, то я посещал здесь очень усердно церкви и в особенности Лавру. По воскресеньям в Михайловском и Братском монастырях происходят торжественные архиерейские служения. Пение в этих двух монастырях славится, но я нашел его непозволительно скверным, с претензиями, с репертуаром каких-то концертных пьес, столь же банальных, сколько и неизящных. Другое дело-в Лавре; там поют на свой древний лад, с соблюдением тысячелетних традиций, без нот и, следовательно, без претензий на концертность, но зато что это за самобытное, оригинальное и иногда величественно прекрасное богослужебное пение. Между тем, в публике считают лаврскую духовную музыку скверной и восхищаются сладкогласием других певческих хоровых песнопений. Меня это оскорбляет и раздражает до последней степени. Тяжело сознавать свое бессилие помочь горю. Мои попытки поработать на пользу русской церковной музыки вызвали гонение. Моя обедня находится под запрещением. Когда два месяца тому назад в Москве совершена была заупокойная обедня по Ник[олае] Григ[орьевиче], то распорядители хотели, чтобы исполнена была моя обедня. Увы! я был лишен удовольствия услышать свою обедню, исполненную в церкви, ибо московское епархиальное начальство решительно воспротивилось этому. Архиерей Амвросий назвал ее католическою, он же в прошлом году в журнале “Русь” писал статьи о неприличии петь мою обедню в концертах, как это сделало Муз[ыкальное] общество. И вот я бессилен бороться против этих диких и бессмысленных гонений! Против меня люди, власть имеющие, упорно не хотящие допустить, чтобы луч света проник в эту сферу невежества и мракобесия.
В опере я слышал. “Руслана”, очень порядочно исполненного.
Смею надеяться, что завтра выеду.
Будьте здоровы, дорогая моя!
Ваш П. Чайковский.
416. Чайковский - Мекк
Венеция,
16/28 ноября 1881 г.
Милый, дорогой друг! Я уже в Венеции. Хотел писать Вам из Вены, но так как провел в этом городе лишь несколько часов, то просто не успел. Совершенно благополучно и в самом лучшем расположении духа совершил я свое путешествие, но очень утомился вчера. Пришлось встать в пять часов, чтобы попасть на семичасовой поезд, и просидеть в тесноте почти без остановок до одиннадцати с половиной часов вечера. Зато какое было наслаждение сесть в гондолу, очутиться в теплой комнате и наслаждаться этой чудной, своеобразной венецианской тишиной. Сегодня такая чудная погода, воздух так ласкающе мягок, что немножко мрачная Венеция показалось мне очаровательна, и я решился остаться здесь еще сутки. Приеду во Флоренцию в среду и тотчас же пришлю к Вам комиссионера с просьбой сообщить мне сведения о Вашем здоровье. Я страшно давно не имел от Вас известий и сильно стосковался, так долго не видав Вашего столь милого мне почерка! Ласкаю себя надеждой, что все у Вас благополучно!
Венеция производит на меня какое-то совершенно особенное впечатление. Независимо от того, что она сама по себе поэтична, прекрасна и в то же время как-то печальна, она еще возбуждает во мне воспоминания и грустные и в то же время милые. Четыре года тому назад, если помните, я прожил здесь около месяца с Алешей в это же время года. Это было то время, когда в усиленной работе (я инструментовал тогда нашу симфонию) и в тишине я искал забвения перенесенных горестных дней. Работа, присутствие Алеши и, наконец, Ваши письма услаждали мое тогдашнее одиночество и принесли облегчение моей душе. И жутко и приятно вспоминать эти дни. Италия так хороша, мне так покойно и легко на душе! Жаль только, что приходится с грустью думать об оставленных в Киеве близких моих. В день, когда я уезжал, сестра была очень нездорова, Тася лежала в сильном жару и с нарывом в горле. Митя и Володя тоже были больны, и в доме царствовало чувство пустоты вследствие отсутствия племянницы Веры. По-видимому, она будет счастлива, и следует радоваться этому браку, но она придавала столько прелести всему дому, так жаль ее лишиться!
Я думаю, что письмецо это немногими часами опередит меня во Флоренцию.
Будьте здоровы, дорогая моя! Надеюсь, что Влад[ислав] Альб[ертович] навестит меня и сообщит мне о Вас подробные сведения.
Ваш П. Чайковский.
417. Чайковский - Мекк
1881 г. ноября 18. Флоренция.