Дрожащие ладони с силой прижали ее к нему, положив конец ее игре.
— Кори! — отрывисто и хрипло выдохнул он. — Ты невероятна!
Глаза ее приоткрылись, потом расширились.
— Мне не следовало этого делать? Что-то не так?
— О, нет, — со стоном отозвался он. — Все так. Все правильно. — Он притянул ее ладонь туда, где молотом стучало его сердце. — Чувствуешь? Вот что ты со мной сотворила. И еще… Он было двинул ее ладонь ниже, но остановился. Ему до болезненного спазма хотелось ощутить на себе ее пальцы, но он знал, что она еще не готова. — Из-за тебя я весь горю, Кори. Когда ты отдаешься своим ощущениям…
Фраза повисла в воздухе. Он собирался сказать, что она действует как истинная женщина, но решил, что это самое худшее выражение, учитывая ее страх пойти по стопам родителей. И все-таки она действительно истинная женщина. Страсть переполняла ее существо до такой степени, что достаточно было малейшей трещины в оболочке, чтобы обжечь его огнем.
Снова пристроив ее ладонь у себя на сердце, он тихонько шепнул ей в висок:
— Ты сожалеешь?
— Нет. — Только что она пролетела сквозь тоннель невероятного наслаждения и выбралась из него целой и невредимой. О чем же сожалеть?
— Мне понравилось.
— Мне тоже.
— И ты не жалеешь?
Она улыбнулась, уткнувшись в отворот его куртки.
— Мне кажется, я на этот вопрос уже ответила. Задавай следующий.
— Ты выйдешь за меня?
— Задавай следующий.
— Завтра я не смогу встретиться с тобой. Все утро расписано по минутам, а в четыре еще одна встреча, уже на острове.
— Это не вопрос.
— Это предисловие к вопросу. А сам вопрос: когда я тебя снова увижу?
— Ну что, ребята! — раздался тот же грубый оклик с водительского места. — Прибыли.
Ни Коррей, ни Коринна не заметили, как остановилась машина. Первым пришел в себя Коррей.
— Прошу, — сказал он, открывая дверцу. — Пройдемся немного.
— Не можем мы гулять, — запротестовала она громким шепотом. — Сейчас почти полночь, и если ты отпустишь такси, то другое уже не поймаешь, а здесь остаться тоже не можешь.
— В этом ты права. — Склонившись над окошком, он дал указания таксисту не выключать счетчик. Затем выпрямился, обхватил Коринну за плечи и зашагал с ней к дому. — Останься я здесь — не смог бы заснуть. Либо набросился бы на тебя среди ночи, либо до самого утра крутился бы без сна в постели. В любом случае завтра я был бы ни на что не годен. — Он взглянул на старый викторианский дом, с минуту внимательно изучал его, а потом сделал вывод: — Похож на тебя.
— Такой же аккуратный и чопорный?
— Только с виду. Подобный дом куда любопытнее современных зданий. Ты здесь всегда жила?
— Да.
— Должно быть, в детстве ты играла на чердаке, съезжала вниз по перилам. Ведь там есть перила, верно?
— Красного дерева, длиннющие, скругленные на концах. Но я никогда по ним не скатывалась. В доме Элизабет Стрэнд по перилам не ездят.
— Очень жаль. Ты много потеряла. — Он окинул взглядом пространство вокруг дома. — Сколько здесь земли?
— Около двух акров. Границы владений — там, за деревьями.
Они обошли дом вокруг, и он, задержав дыхание, всмотрелся в открывшийся перед ним вид.
— Бельведер! Вот это здорово!
— Даже мы, чопорные викторианцы, понимаем толк в радостях жизни.
Он схватил ее за руку и вприпрыжку рванул вперед.
— Скорее! Хочу взглянуть поближе.
Когда они наконец остановились в центре бельведера, Коринна засмеялась. Она привыкла к этому месту и принимала его как должное, но энтузиазм Коррея заразил и ее. Его взгляд скользнул по темным от времени балкам, затем оценивающе остановился на решетчатых, увитых ползучими растениями стенах.
— Я в восторге, — объявил он. — Вот тут мы и поженимся.
— Коррей…
— Знаю. Ты еще не сказала «да». — Его руки обвились вокруг нее и легко сцепились в замок чуть ниже поясницы. — Но скажешь. Рано или поздно ты согласишься.
— Отчего ты так уверен?
— Оттого, что я люблю тебя, а ты любишь меня.
— Я тебя не люблю.
— Но я тебе нравлюсь, верно ведь? — Не дождавшись возражений, он продолжил: — А это первый шаг к любви.
— Что за дурацкая мысль?
— Я это чувствую.
— Нутром?
— Нутром — и другими частями тела. — Коррей привлек ее поближе, чтобы продемонстрировать свою правоту. Устремив взгляд в глубину ее глаз, он тихонько раскачивал ее, то прижимая, то слегка отодвигая от себя. Поначалу она ощущала лишь тепло его ладоней да мощную мускулатуру бедер. Но секунды бежали, и она вдруг почувствовала силу его желания.
— Это вожделение, — хрипло выдавила она, но не отпрянула.
— Неизмеримо увеличенное любовью. Когда я на тебя смотрю, во мне что-то начинает дрожать и таять.
Она со свистом втянула воздух.
— Такси ждет.
— Я люблю тебя, Коринна. Ты не похожа ни на одну женщину из тех, что встречались на моем пути.
— Не говори так.
— А мне нравится. Мне нравится стоять здесь с тобой в обнимку, как мы стоим сейчас. А еще мне нравится тебя целовать. Вот так… — он быстро наклонил голову и чмокнул ее в щеку, — и вот так. — Он влажно защекотал ей ухо, потом взял в рот всю мочку.
И вдруг издал булькающий звук. Руки соскользнули с ее тела, и он повалился на деревянный пол у ее ног.
— Коррей! Господи Боже! — Она рухнула на колени, подсунула дрожащую ладонь ему под голову. Глаза его были плотно закрыты, а горло ходило ходуном. — Что же делать? Коррей!
В тот самый момент, когда она уже собралась силой раскрыть ему рот и вытащить язык, чтобы он не задохнулся, бульканье в горле прекратилось.
Коррей приоткрыл один глаз и расплылся в ухмылке. Между его зубов виднелась круглая светло- голубая клипса.
На какой-то миг Коринна остолбенела. Он придуривался! Нет, она просто не в силах в это поверить! Она выхватила клипсу и с диким ревом, не глядя, куда бросает, что есть мочи отшвырнула ее от себя, а потом вцепилась ему в волосы и в бешенстве затрясла.
— Как ты мог так поступить, Коррей Хараден? — взвизгнула она. — Я решила, что ты умираешь, и ты запросто мог умереть, забавляясь с этой клипсой во рту! Да еще на спине! Глупое, эгоистичное ребячество!
— Ты испугалась?
— Я была в ужасе!
— А все потому, что ты меня любишь и не в состоянии вынести мысль о том, чтобы со мной что-нибудь случилось. — Никаких угрызений совести. Наоборот, он был чертовски доволен собой.
— В данный момент, — сквозь зубы процедила она, — я бы с величайшей радостью выломала прут из этой стенки и вправила тебе мозги.
— Неистовство — двоюродная сестра страсти, а я обожаю страстных женщин. — И с этим заявлением он в мгновение ока накрыл Коринну так, что она попала в ловушку его тела.