Ничего удивительного, что все, кто находился поблизости, восприняли крики д'Артаньяна, как обученный конь под рейтаром — рев боевой трубы. Добровольные помощники хлынули со всех сторон, вопя и сталкиваясь, еще плохо представляя себе, кого именно следует ловить из находившихся на улице, — и гасконец с радостью увидел, что бегущий шарахнулся от выскочившего ему навстречу здоровенного мясника, сбился с аллюра, метнулся в сторону, в переулок, теряя драгоценное время на петлянье меж преследователями…
И припустил быстрее, придерживая немилосердно колотившую его по ногам шпагу.
По булыжной мостовой загрохотали подковы — гасконца обогнали конные де Вард и Каюзак, вихрем летевшие прямо на толпу брызнувших во все стороны добрых парижан. Проносясь мимо бегущего, Каюзак опустил ему на темя свой увесистый кулак — и убийца кубарем покатился по мостовой, пока его не остановила тумба на углу.
Добежав наконец, д'Артаньян опустился на корточки и воскликнул недовольно:
— Черт возьми, вы его прикончили, Каюзак!
— Да ничего подобного, — пробасил великан, проворно спешиваясь. — самый живучий на свете народ, д'Артаньян, — как раз убийцы. Можете мне поверить, я их столько перевидал… У каждого из них душа гвоздями к телу приколочена, тот, кто отнимает чужую жизнь, за свою цепляется, как за спасение души…
— По-моему, он прав, — поддакнул де Вард, присмотревшись внимательно. — Мерзавец живехонек… Эй ты, вставай! А вы все разойдитесь, живо! — обернулся он к столпившимся вокруг зевакам. — служба кардинала! Кому неймется от любопытства, может потом навести справки в Бастилии!
После этих слов — и при виде красных плащей — толпа стала редеть, хотя кое-кто, уходя, и бормотал себе под нос нечто такое, что вряд ли позволяло зачислить этих буржуа в ряды кардиналистов. Как бы там ни было, но переулочек быстро опустел.
— Эй ты! — рявкнул д'Артаньян, бесцеремонно поднимая слугу за шиворот с мостовой. — Хватит притворяться! Ишь, глазами хлопаешь! Зачем ты убил маркиза?
Слуга смотрел на него затравленно и зло, и этот взгляд убедил гасконца, что дело определенно нечисто, простым подкупом его, пожалуй что, не объяснить…
— Позвольте-ка мне, д'Артаньян, — Каюзак бесцеремонно отобрал у него пленника и встряхнул его, как куклу. — слушай внимательно, я тебе сейчас объясню, как это делается на войне… Вон там — лавка канатчика, видишь вывеску? Сейчас я пошлю слугу раздобыть у него добрую веревку и вздерну тебя на этих вот воротах не хуже мэтра парижского палача. Мне, знаешь ли, не раз приходилось на войне вздергивать шпионов и разных там гугенотов… На войне палачей нет, приходится самим справляться… Ну, что уставился? Ты слишком незначительная персона, чтобы определять тебя в Бастилию или хотя бы к ближайшему комиссару. Сами управимся. Или ты решил, что у людей вроде них будут неприятности из-за такой твари, как ты? Эй, Эсташ! — повернулся он к своему слуге. — Беги к канатчику за веревкой!
— Сударь, помилосердствуйте! — отчаянно завопил убийца. — я расскажу все, что потребуете!
— Ага! — удовлетворенно воскликнул Каюзак. — Так и знал, что старые способы — самые верные! Мотайте на ус, д'Артаньян: когда будете на какой-нибудь войне, вспомните, что нет лучшего приема развязывать языки! Ну, говори, мерзавец, кто тебе платит! Не мог же ты заколоть своего старого хозяина просто так.
— Антуан мне велел присматривать за ним, и, если он кому-то проболтается…
— Какой еще Антуан?
— Мой брат… Он служит в доме герцогини де Шеврез… в том доме, который она использует для…
— Подождите, Каюзак, — вмешался д'Артаньян. — То-то этот мерзавец мне кого-то явственно напоминал… Теперь я вижу, что фамильное сходство и в самом деле имеется, и несомненное… Должно быть, этот молодчик крайне высоко ценит родственные узы, если ради них решился на подлое убийство… Это тот самый дом, понятно вам?
— Улица Вожирар, семьдесят пять? — догадался де Вард.
— Именно! — ликующе воскликнул д'Артаньян. — Позвольте, Каюзак, теперь я сам с ним побеседую, ибо предмет беседы мне близко знаком… Эй ты, как тебя зовут?
— Франсуа…
— Этот господин не шутит, Франсуа, — сообщил д'Артаньян. — Ничуть. Мы тебя и в самом деле вздернем в два счета — кто станет отбивать у нас схваченного на месте преступления убийцу? Наоборот, добрые парижане из любви не столько к закону, сколько к увлекательным зрелищам еще и помогут нам как содействием, так и дельным советом…
— Господи, я же сказал! — взвыл слуга. — Во всем признаюсь, только помилуйте! Дайте слово дворянина!
Они переглянулись, и д'Артаньян, видя на лицах друзей молчаливое одобрение, решительно сказал:
— Черт с тобой. В конце концов, покойный Пишегрю был редкостной скотиной, и при известии о его преждевременной кончине вся парижская полиция вздохнет с облегчением… Даю слово дворянина, что отпущу тебя на все четыре стороны, если ответишь на все вопросы… и если нам поможешь, — добавил он предусмотрительно.
— Что хотите, сударь! Лишь бы не повредить Антуану…
— Да кому он нужен, твой Антуан! — пренебрежительно махнул рукой д'Артаньян. — Меня интересует дичь покрупнее… Ты подслушивал — значит, все знаешь… Тебе, часом, незнаком этот англичанин по имени милорд Винтер?
— Отчего ж незнаком… — проворчал слуга. — Антуан сказал мне, что милорд ищет проворного человека, который смог бы организовать убийство кого-то там неугодного, ну, я сразу и подумал про своего хозяина. Уж он-то за такие дела брался без колебаний, заслышав звон золота… Я и Антуану услужил бы по-родственному, и мне самому перепала бы пара пистолей… словом, он меня свел с англичанином, а уж потом я привел туда хозяина, и они договорились… Милорд мне щедро заплатил — не столько за услугу, сколько за то, чтобы я присматривал за хозяином и, вздумай он кому-то выдать милордовы секреты…
— Бедняга Пишегрю, — сказал д'Артаньян без особого сочувствия. — В конце концов он нарвался на подобного себе прохвоста, пусть и самого подлого звания… Погоди-ка! Вряд ли наш милорд покинет Париж, пока окончательно не удостоверится, что со мной покончено… Бьюсь об заклад, он и сейчас обитает на улице Вожирар!
— В самую точку, сударь, — проворчал слуга. — Вы ему крепенько насолили, я сам слышал, как он говорил, что не уедет отсюда, пока не полюбуется на вашу могилу. Англичане, да будет вашей милости известно, народ упрямый. Уж коли ему что в башку втемяшится, дубиной не выбьешь, в особенности если тут еще и месть припутана… А отомстить вам ему так хочется, что ночи не спит…
— Боюсь, придется ему и дальше маяться бессонницей, — усмехнулся д'Артаньян. — В Париже, по моему глубокому убеждению, для иностранца достаточно достопримечательностей и без моей могилы… Ну что, господа? Затравим лису в ее логове? Милорда Бекингэма давно нет в Париже, некому защитить этого мерзавца.