Он не преувеличивал и не шутил, готовый привести все свои угрозы в исполнение. При одном воспоминании об острие шпаги, направленном Анне в сердце, кровь бросилась ему в лицо, и для жалости к этому подлецу попросту не осталось места.
— Де Невилет? — переспросил Пишегрю. — И что же рассказывает… Вернее, какую напраслину на меня возводит этот пьяница…
— Не виляйте! — прикрикнул д'Артаньян. — я не намерен путаться в ваших увертках. Конечно, я не сразу узнал вас там, на сен-Жерменской ярмарке, но потом, когда пришел мой бывший сослуживец по роте, все встало на свои места… Или вы будете говорить правду мне — или расскажете ее чуть попозже, но уже другим…
— Послушайте, д'Артаньян… — сказал смертельно бледный Пишегрю. — Мы же были друзьями, мы совершили вместе столько проказ и пережили столько приключений…
— Короче!
— Что мне надо сделать, чтобы выбраться из этой истории целым и невредимым?
— Я же сказал — быстренько рассказать мне все, без утайки.
— Можно… Можно стаканчик вина?
— Пожалуй, — подумав, разрешил д'Артаньян. — Только не увлекайтесь!
— Да вы же знаете, я могу выпить бочку безо всяких…
— Живее!
Пишегрю проворно схватил бутылку, налил себе стакан, осушил его одним глотком и тут же налил второй.
— В глотке пересохло, — пояснил он с жалкой, искательной улыбкой. — Когда тебя будят таким вот образом и пугают Бастилией…
— Не пугают, а ясно обрисовывают будущее.
— Да, я понимаю… Влип, что называется… Д'Артаньян, я, право, любил вас, как брата, но мне предложили заплатить немедленно.
— И во сколько же оценили мою голову? — брезгливо поморщившись, спросил д'Артаньян.
— Двести пятьдесят пистолей…
— А за убийство девушки?
— Это за все сразу… Двести пятьдесят мне отдали сразу, и еще столько же посулили заплатить, когда с вами и с ней будет покончено…
— Дешево же вас ценят, маркиз, — хмыкнул д'Артаньян. — Итак, как все случилось?
— Помните англичанина, того, что вы не дали нам прирезать в квартале Веррери? Не того труса, а второго, высокого такого, решительного на вид, с орлиным носом…
— Конечно.
— Позавчера он подошел ко мне в «Голове сарацина» и поздоровался как ни в чем не бывало. Не спрашивайте, как он меня разыскал, я и сам не знаю… Я подумал было, он хочет посчитаться, но он сказал, что имеет ко мне крайне заманчивое предложение, дал в качестве доказательства серьезности своих намерений десять пистолей и попросил вечером прийти в один дом на улице Вожирар…
— Дом под номером семьдесят пять? В тупичке?
— Вот именно.
— И вы…
— И я, поразмыслив как следует, пошел, — признался Пишегрю убитым голосом. — Конечно, я все обдумал сначала… Но потом решил, что тут нет никакой ловушки: не проще ли было проткнуть меня шпагой в переулочках возле «Головы сарацина»? К тому же он дал задаток. В общем, я решился и в условленный час постучался туда… Там уже ждал англичанин.
— Он был один?
— Нет, там были еще две женщины. Одну звали Мари, и она изо всех сил пыталась притвориться особой простого звания, но я-то не первый год живу в Париже! Я этот город и его жителей изучил как следует! Это была…
— Герцогиня де Шеврез, верно? — если вы все знаете сами, зачем…
— Продолжайте!
— В общем, я ее сразу узнал, — заторопился Пишегрю. — Вторая… а вот вторая, пожалуй что, и впрямь из простых, хотя весьма недурна собой и одета неплохо. Констанция, помнится…
— И далее?
— Англичанин спросил меня, зол ли я на вас до сих пор. Я честно признался, что да. Тогда он без обиняков предложил с вами рассчитаться — поскольку, как выяснилось, вы чем-то крепко насолили не только мне, но и ему… Мы долго спорили…
— Долго торговались, хотели вы сказать, — поправил д'Артаньян.
— Ну, знаете ли… Тут могут быть разные точки зрения. Вообще-то, я не имел ничего против касавшегося вас поручения, благо мне предстояло лишь найти исполнителей, а не самому браться за дело… Но когда вскоре выяснилось, что речь идет еще и о вашей любовнице…
— Выбирайте выражения, черт возьми! — прорычал д'Артаньян.
— Простите, тысячураз простите… Когда речь зашла о даме вашего сердца, даме из общества… О, Пишегрю все же не настолько подл! Мы вновь долго спорили…
— Долго торговались…
— Ну да, да… В конце концов он меня убедил…
— Пятью сотнями пистолей, в два приема?
— Ну что поделать, д'Артаньян, что поделать… Я человек бедный, из дома мне ничего не присылают уже давненько, жалованье в роте то и дело задерживают, в последнее время мне чертовски не везло в карты, да и малютка Мюзетта — словно бездонный колодец. Я прямо-таки обнищал и попал в безвыходное положение…
Д'Артаньян усмехнулся:
— еще немного, и я разрыдаюсь от жалости к вам…
— Да уж, мое положение…
— Хватит!
— Как хотите, как хотите! — воскликнул уже совершенно раздавленный Пишегрю. — А дальше… собственно говоря, рассказывать особенно и нечего. Вы правы, это я был на сен-Жерменской ярмарке — хотел присмотреть за этими идиотами, чтобы не напутали чего…
— Где вы их отыскали?
— Ну, такого добра в Париже хватает… Что там долго ходить — в кварталах Веррери, я там свой человек… Но они провалили дело… Я решил во второй раз не иметь более дела с головорезами из окраинных трактиров и — где были мои глаза! — связался с этим прохвостом де Невилетом…
— Рыбак рыбака видит издалека…
— Да не язвите вы, и без того тошно! Этот англичанин мне непременно устроит выволочку — два промаха подряд…
— И денежки назад потребует, а? — спросил д'Артаньян.
— Вот это уж вряд ли, — серьезно ответил Пишегрю. — Хотел бы я видеть, как он с меня их стребует! Пойдет к комиссару и скажет, что дал мне денег на двойное убийство, но я не выполнил уговора, а потому он хочет через судейских получить денежки назад? Не смешите! Я боюсь, что меня попросту проткнут насквозь, англичанин — человек решительный, может нанять кого-то вроде…
— Вроде вас самого?
— Это-то меня и пугает… — признался Пишегрю сокрушенно. — Черт возьми, я-то считал, что дельце простое и заработок легкий!
— Одного вы не учли, милейший, — сказал гасконец. — Что имеете дело с д'Артаньяном…
— Да я теперь и сам понимаю… — смиренным голосом отозвался совершенно укрощенный Пишегрю. — Вы не человек, а дьявол…
— Просто мне не нравится, когда меня пытаются убить, вот и все, — сказал д'Артаньян. — А уж когда речь идет еще и о… Что же мне с вами делать, Пишегрю?
— Д'Артаньян, я рассказал все честно и без утайки! Неужели вы обманете?