В то время как в школе дела шли гладко, Форд, казалось, начал замечать мою отстраненность от него, которая нарастала с того момента, как начался мой роман с Джеком. Стремясь к укреплению связей, он настаивал на выходных в боулинге с Биллом, своим партнером по работе, и его женой Шелли. «Надо тебе хоть иногда вылезать, чтобы повеселиться», — настойчиво повторял он. — «Иначе совсем съедешь с катушек».
Вечер не удался. Мне было сложно сконцентрироваться, ведь вокруг было столько подростков. На дорожке пососедству несколько юных мальчиков и девочек, на шеях которых светились неоновые ожерелья, бросали легкие шары между ног, стоя задом. Разумеется, я не могла не начать прислушиваться к ним, вместо того, чтобы принимать участие в флегматичном разговоре нашей команды. Несколько раз за вечер я погружалась в фантазию, в которой обнаженный Джек стоит, расставив ноги, как орел крылья, на блестящей линии паркета, и замахивается шаром, готовясь выполнить бросок. В тот момент, когда шар проходит между ног, его яички оживают и продолжают раскачиваться, пока он выпрямляется. Очнувшись, я поняла что Форд и другие ждут от меня какого-то ответа. Вопрос я не слышала.
Недовольный, Форд осушал одну кружку пива за другой. Когда веселье начало подходить к логическому завершению, он уже напился вдрызг и стал цепляться, пытаясь поцеловать меня в губы. Он вонял несвежим взрослым потом. И злился все больше с каждым разом, когда я его отталкивала. Когда мы сели в машину, он был готов взорваться.
«Да что с тобой? Ты с Шелли и парой слов не обмолвилась. Думаешь, ты выше того, чтобы болтаться с людьми, которые выглядят обыкновенно, или что?» Под «обыкновенно» он, видимо, подразумевал нос Шелли, к несчастью для нее, имевший сходство с лампочкой.
«У нас с ней ничего общего. Я не была невежлива». Я поглядела тревожно в сторону Форда; меня одолела тревожная мысль, что Джек каким-то образом пробрался в машину и сидел на пассажирском сиденье, когда Форд всем весом приземлился прямо на него. Я испугалась, что сейчас, невидимый под обширным задом Форда, он задохнется, когда мы поедем.
«Ты выглядела как заносчивая сука». — Он выговаривал слова медленно, будто повторяя за голосом в наушниках, который диктовал ему, что говорить. — «Тебе надо понимать, что люди подумают, если ты не станешь с ними дружелюбнее». На секунду его голова потеряла равновесие и свесилась вниз, но тут же дернулась вверх, заряженная кинетической энергией падения. «И что значит „У нас ничего общего“? Она преподает в старших классах, черт возьми».
Меня посетила оптимистичная мысль, что Джек все-таки не сидел на переднем сиденье. На самом деле он сейчас сзади, приготовился набросить на толстую шею Форда струну от пианино. И когда он это сделает, я пошлю ему воздушный поцелуй и включу радио. Ах, какой бы прекрасный это был подарок от Джека. «А что, у тебя есть что-то общее с каждым полицейским?» — ответила я. — «С каждым из них? И что же? Неплательщики налогов? Воры? Изменщики?»
«Достаточно общего, чтобы поговорить за кружкой пива», — парировал он. — «Я же не прошу тебя отправиться с ней в недельное путешествие». Остановившись на светофоре, я почувствовала, как его глаза поедают меня. Его голос смягчился, когда он залюбовался моей фигурой в профиль. «Эй…» — обратился он, кладя руку мне на плечо. Этого мне совсем не хотелось.
«Ну!» — я сбросила его руку. — «Я за рулем».
«Да, ты за рулем», — кивнул он. — «За рулем этой гребаной машины, которую я тебе купил. Что, тебе можно тратить мои деньги, а мне тебя трогать — нет? Ты лучше меня, да?»
«Ты просто пьян, Форд».
«Нет», — убежденно ответил он. — «Это происходит не потому, что я пьян. Я пью, потому что это происходит». Его рука сильно сжала мое плечо. Я попыталась оттолкнуть его, но он держал меня изо всех сил.
«Форд, мне больно», — предупредила я его; в моем голосе зазвенел неподдельный испуг. Дело было не столько в боли, сколько в ощущении связанности; чувствовать себя физически под чужим контролем было ужасно.
«Знаешь, что я все время чувствую?» — он почти рыдал. Я сбросила скорость и ехала теперь намного ниже ограничения. Мне не хотелось возвращаться с ним в таком состоянии домой. Он никогда по-настоящему не бил меня, но не гнушался иной раз применить силу, — например, схватить за плечо, когда я хотела уйти не дослушав его, или больно схватить за бедро, если я несколько ночей подряд отказывала ему. — «Ты холодна как лед, и так целыми днями, неделями, но вот однажды я прихожу домой, и ты горишь как огонь, стоя задницей вверх. А на утро я как будто снова тебе отвратителен. Знаешь, как это выносит мозг?» Его глаза были устремлены на меня, в ожидании что я повернусь и увижу в них исповедь страдальца, но я этого не сделала. Остаток пути сопровождался мертвой тишиной. Наконец, он ослабил хватку и убрал руку с моего плеча. «Сраная моя жизнь», — пробормотал он.
Когда мы приехали домой, Форд откупорил пиво и сел перед телевизором. Я же направилась прямиком в спальню. Не успела я переодеться в пижаму, как из гостиной донесся низкий храп. Наутро он ни словом не обмолвился о вчерашнем вечере. Только спросил, что будет на ужин, и я ответила, что оставлю ему в холодильнике тарелку со свиными отбивными. Кивнув, он быстро поцеловал меня, обдав крепким запахом лосьона после бритья, и вышел. По крайней мере, в одном насчет Форда я могла быть уверена: несмотря на внезапные вспышки, он мог долго копить напряжение внутри. И если происходил взрыв, то когда тучи рассеивались, я могла спокойно быть уверенной, что еще долго он будет хранить свою печаль похороненной глубоко.
Сомнения Джека были куда более постоянными, и первым пунктом в них был Форд. Я не сказала ему, что мой муж — коп, хотя если бы он спросил, я бы не стала лгать. Джека больше всего беспокоили мои физические отношения с Фордом. В среду, после скандала с Фордом, я встретилась с Джеком в его доме, который оказался прекрасно подходящим местом. На самом деле, после первого раза в машине, его дом был единственным местом наших встреч. Его односпальная кровать, к счастью, была очень узкой, так что нам приходилось либо трахаться, либо прижиматься друг к другу, чтобы уместиться на ней. По средам Джек заказывал пиццу. Мы всегда смеялись, когда доставщик подходил к двери, и я бежала прятаться в коридоре. Потом мы ели шоколадный пудинг без ложек, пачкая носы холодной массой и глядя на розовые языки друг друга, скользящие по пластиковому ободку стакана.
Сегодня мы купались голышом в бассейне, не высовываясь из воды выше шеи, чтобы ни один любопытный прохожий не решил заглянуть за забор в этот предсумеречный час осеннего дня. Сцепившись ногами и держать за пенопластовую трубу, зажатую между нами, мы плавно покачивались в теплой воде.