Он с сомнением покачал головой.
– Но я никогда не слышал прежде, чтобы волынки, даже пусть и волчьи, играли сами собой. Давай попробуем ее остановить. Есть у меня одна идея.
Они достали волынку из сундука, однако, сколько ни крутили, как ни тормошили, кожаный бурдюк не умолкал, даже, наоборот, загудел сильнее и тоскливее. В один прекрасный момент Март, очевидно, слишком сильно нажал, и из трубки вдруг пошел хлопьями сероватый дым.
Неожиданно сзади возник Травник, он резко оттолкнул Яна и бросился к волынке, окутанной густым дымом. В руке у него появился короткий кинжал с широким тусклым лезвием, им друид со всего маху рубанул бурдюк, потом еще и еще. Кожаный мешок развалился на глазах, как старый гигантский гриб-дождевик, исторгнув из себя целое облако свинцового цвета. Несколько раз он дернулся в конвульсиях и затих после того, как воздух с шипением вырвался из трубок, царапнув напоследок ухо возмущенной, визгливой нотой. Март с опаской пошевелил разрубленную волынку сапогом, и бурдюк еще сильнее сжался, покрывшись трещинами складок, и опал.
– Что там у вас случилось? – заглянул в окно встревоженный Лисовин. – Тут волки сбежали, вся стая сорвалась с места как безумная и давай бог ноги. Сейчас, наверно, уже в чаще.
Он озабоченно осматривал комнату, а вслед за ним заглядывали в окно остальные. Травник в двух словах объяснил товарищам, что произошло, и одобрительно похлопал Коростеля по плечу.
– Получается, эта штука и натворила в деревне бед? – недоверчиво протянул Снегирь, покосившись на рваную, съежившуюся волынку. Травник усмехнулся и покачал головой.
– Тут без волынщика не обошлось. Впрочем, пора в деревню. Думаю, гулянью приходит конец.
Однако выйти из комнаты оказалось не так-то просто. Все крыльцо и ступени лестницы были завалены телами павших в изнеможении музыкантов и сельчан, и Молчун с Книгочеем основательно потрудились, прежде чем им удалось освободить дверь. Друиды быстро выбрались из дома и, спустившись на площадь, огляделись. Майдан перед старостиной избой напоминал поле битвы. Вокруг в самых разнообразных и причудливых позах лежали спящие люди. Рядом с ними лежали собаки, кошки, птицы, в загонах и стойлах спала скотина, переминались с ноги на ногу лошади, уставившись невидящими глазами в одну точку, хвосты безвольно повисли. Это было настоящее сонное царство, только пчелы и шмели деловито гудели над цветами.
Книгочей осмотрел нескольких спящих и объявил, что через десять – двенадцать часов все придут в себя. Травник отправил всех на околицы наложить заклятия, чтобы дикие звери не вошли в деревню, оставив только Молчуна и Яна. Первый был отправлен пополнить съестные припасы, благо многочисленные столы на майдане ломились от всяческой снеди. Молчун вооружился сумками и мешками, вытряс из них все содержимое и отправился за добычей. Травник предложил Яну и Гвиннеусу прогуляться по деревне.
Они шли, неторопливо обмениваясь фразами, примечая мельчайшие детали сельского уклада жизни, причем друид обнаружил большую осведомленность в местных обычаях и порядках. Кукла семенила рядом, изредка вставляя не лишенные остроумия замечания.
– А почему ты сразу не вышел нам навстречу, Гвин? – спросил Ян, срывая на ходу одуванчик.
– Должен же я был убедиться, что вы – именно те, кого я должен дождаться. Вот я и решил понаблюдать за вами, чтобы уж наверняка, – важно ответствовал Гвинпин.
– Мне кажется просто удивительным, как это твои бывшие хозяева точно предугадали, где ты можешь нас повстречать! – простодушно воскликнул Ян.
– Ничего удивительного здесь нет, – заметил Гвинпин. Голос его мгновенно приобрел покровительственные нотки. – Они все время прекрасно знали, куда вы идете, поэтому им, наверно, нетрудно было рассчитать, где вы окажетесь через час или через день.
– Откуда же они могли это знать? – удивился Ян.
– Как это откуда? – У куклы была неприятная манера отвечать вопросом на вопрос. – А действительно – как?
Гвинпин обалдело уставился на Коростеля, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, затем энергично затряс головой. Видимо, он еще не научился быстро соображать или доставать из памяти нужные ему воспоминания.
– Ах да, – вспомнил Гвинпин, – ну конечно же! Они узнавали обо всем от одного из ваших. Я слышал, как Птицелов об этом говорил с моим хозяином. Моим бывшим хозяином, – смущенно поправился он.
Ян остановился как вкопанный.
Травник присел на пригорок и скинул сапоги. Он облегченно вытянул ноги, шевеля пальцами в мягкой, уже порядком прогретой солнцем траве. Ян опустился рядом, не в силах выговорить ни слова, так просты и будничны были слова Гвинпина, еще не умеющего провести для себя точную грань между злом и добром.
– Как зовут нашего? – лениво спросил друид. Казалось, сообщение куклы не произвело на него видимого впечатления.
– Я не знаю… – развел крыльями Гвинпин. – Они не говорили.
– Как же он передавал сообщения этому Птицелову? Приходил сам? Или слал записки?
Ян вздрогнул. Из всего отряда надолго отлучался только Лисовин, когда уходил на разведку.
– Никто не приходил. Я никого не видел из ваших.
Вид у Гвина был подавленный, он опустил глаза и тихо сопел.
– Записки тоже не присылали. Птицелов как-то сам узнавал, он один раз так и сказал.
– Что сказал? – Ян неожиданно для самого себя выкрикнул очень громко, так что друид даже вздрогнул и удивленно посмотрел на него.
Гвинпин на всякий случай отодвинулся и шмыгнул носом.
– Сказал один раз, я теперь вспомнил.
Кукла говорила тихо, она словно впервые задумалась о своей жизни, о том, что с ней сейчас происходит, когда появляется что-то новое и не знаешь, что с ним делать.
– Он сказал, если он Птицелов, то может ошибиться, выбрать неверный путь, проиграть в игре, на худой конец. Но он не может одного – не заметить птицу, парящую в небе. Так и сказал. Я еще подумал тогда, что за птица такая…
– Птица, говоришь? – Травник встал и отряхнул колени. Потом поднял голову и долгим пристальным взглядом посмотрел в небо. Оно было чистым и синим, ни облачка. Солнце пригревало, день обещал быть теплым и ласковым.
ГЛАВА 9
ПОЛЕ ОДУВАНЧИКОВ
Внутри каждой травы есть сок, но особенно сильно он бродит в цветах, что растут под открытым небом и видят свет ночных звезд. Среди них есть те, которые закрываются на закате и спят, уютно укрывшись в домиках из собственных лепестков. Никто не знает о снах, которые видят цветы. Утром прилетают пчелы и шмели, их сны просты и медвяны, и луговые цветы раскрываются с их рассветным жужжанием. Ночные грезы цветов уступают время солнечной дреме, и сахарный нектар стремится наружу из глубин ночных снов; он кипит в цветах и привлекает к себе всякую летучую и ползучую мелюзгу, обещая пиршество сладкое и хмельное. Цветочный сок опускается вниз, к земле, он немножко остается в листьях и всегда – в стебле. Может, от близости земли или еще от чего цветочный сок всегда горек и прохладен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});