Эдвина накануне сдала последний экзамен и собиралась провести в Бостоне одну ночь, хотя был вариант прямого перелета. Она не скрывала, что хочет познакомиться с моим парнем — тем более что она была единственным человеком в семье, который этого не сделал, — и Риккард так же стремился познакомиться с ней.
Опаздывать было совсем не похоже на меня, но мне нужно было отвезти профессору Фулька задание после экзамена по обществознанию, и дорога заняла больше времени, чем я предполагала. Ни Эдвина, ни Риккард не отвечали на мои телефонные звонки, и у меня заныло в животе.
Если они не понравились друг другу, то остаток моей жизни будет потрачен на то, чтобы снять напряженность между ними. Оба они в значительной степени полагались на первые встречи, чтобы оценить людей, и я хотела, чтобы у них все прошло хорошо, а это означало, что я хотела способствовать этому.
Внутри бургерной царили энергия, шум и гвалт. Интерьер был смоделирован по образцу комнаты в общежитии колледжа, со стенами, увешанными плакатами, бамперными наклейками и табличками с дерзкими каламбурами. Столы и стулья были придвинуты друг к другу так близко, что посетители практически сидели друг на друге.
Несмотря на то, что в зале было полно народу, я сразу заметила Риккарда. Он был одет в гарвардский свитер с белым воротником и чиносы. Напротив него — и по эстетике, и по телосложению — сидела моя сестра. Эдвина добавила в волосы новые пряди мелирования, придав им блеск, которого не было у бледных студенток из Новой Англии.
Оба были погружены в беседу. Не было похоже, что они ненавидели друг друга, но ни один из них не улыбался и не смеялся.
— Привет, — сказала я, подходя к столику, ненавидя, что приходится повышать голос, чтобы меня услышали другие посетители. — Извините, я опоздала.
Оба поднялись на ноги, и между ними завязалась молчаливая борьба за доминирование, когда оба потянулись ко мне. Эдди добралась до меня первой и поцеловала меня в щеку. Мы никогда не были открыто проявляющий свои эмоции семьей, но мы были собственниками.
Риккард запечатлел поцелуй на моих губах и, не уступая, выдвинул для меня стул. Сестра наблюдала за происходящим с безучастным выражением лица.
— Мне нравятся твои волосы в таком виде, — сказала я, садясь. Риккард положил руку на спинку моего кресла и погладил меня по руке большим пальцем. — Ты долетела нормально?
— Я долетела нормально.
Я посмотрела на них обоих.
— О чем вы говорили до моего прихода?
— О тебе, — сказали они в унисон. Риккард послал мне улыбку: — Все хорошо, Il Penseroso, честное слово.
Подошла официантка, чтобы принять наши заказы. Эдвина сузила глаза, когда я заказала «Джо Бартли», классический чизбургер, но ничего не сказала. Я хотела предупредить ее, что Риккард замечает каждое ее выражение лица, каждый вздох и, возможно, узнает о ней то, что она предпочла бы скрыть.
Мы говорили на нейтральные темы: экзамены, Рождество, погода. Когда принесли еду, Риккард встал и принес нож и вилку.
— Спасибо, дорогой, — сказала я, принимая их от него. В ответ он поцеловал меня в лоб.
Это было быстро, но на лице Эдвины мелькнула улыбка.
После ужина я проводила Эдвину до гостиницы. Свежевыпавший снег хрустел под нашими сапогами, напоминая мне о декабре на ферме, где мы выросли. Тогда погода была почти волшебной. Мы засыпали и просыпались от того, что за окнами была белая страна чудес. Теперь же погода была не столько сказочной, сколько неприятной.
— Какая дерьмовая погода, — сказала она.
— Я вспомнила, как мы любили снег.
Я почувствовала ее взгляд на своем лице.
— Да, любили.
Мы молчали, пока не дошли до ее отеля. Она остановилась на ступеньках, выглядя задумчивой.
— Знаешь, я просто всегда думала, что счастье выглядит на тебе иначе, чем на всех остальных, но теперь я вижу, что это не так.
— Что ты имеешь в виду? Ты и раньше видел меня счастливой.
Она покачала головой.
— Только один раз.
— Когда?
— Минут пятнадцать назад, — Эдвина встретила мой взгляд, ее лицо светилось теплом и счастьем. — Я очень горжусь тобой, Августина. Когда ты начинала здесь учиться, ты даже не могла остаться у кого-то на вечеринке с ночёвкой, а теперь посмотри на себя. Ешь гамбургеры и все такое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тетя Розамунда сказала, чтобы я почаще выходила из своей скорлупы.
— Ты всегда умела делать то, что тебе говорят, — сказала она. Ее тон был легким, но слова прозвучали в моих ушах как осколки стекла.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Эдвина вошла внутрь. Ее самолет улетал рано утром на следующий день, но мы должны были встретиться в Вашингтоне в конце недели. Мой первый семестр в Гарварде подходил к концу, но было трудно думать об окончании, когда мои ноги несли меня в направлении Брэттл-стрит.
***
В поместье Бристлмор было тихо и темно — пожалуй, впервые за весь год. В разгар экзаменационной недели вечеринок было не так много, что позволило мне незамеченной подняться в комнату Риккарда. Я не возражала против того, чтобы люди знали о наших отношениях — даже предпочитала это, — но парни всегда дразнили меня, когда я приходила к ним ночевать, и было не очень приятно осознавать, что в доме незнакомых людей знают, что ты занимаешься сексом со своим парнем, когда рядом чужие комнаты.
Риккард вышел из ванной, когда я вошла. Он вытирал влажные волосы полотенцем, второе полотенце висело у него на поясе.
— Каков вердикт? — спросил он. — Она запретила тебе видеться со мной?
— Если парень не смог удержать меня, то с чего ты взял, что моя сестра сможет?
Риккард рассмеялся.
— Тем не менее, я хочу понравиться твоей сестре. Это облегчит проведение праздников.
От того, как непринужденно он сказал о праздниках, у меня защемило сердце. В отличие от меня, Риккард никогда не боялся нашего будущего, даже если это будущее включало в себя общение с хлопотливыми родственниками.
— Ты ей нравишься, потому что нравишься мне, — сказала я. — Все как у меня с Сореном.
— Думаю, Сорен предпочитает тебя мне, — задумчиво произнес он. — Найлз точно предпочитает.
Мне нечего было на это ответить, и я занялась своими ночными делами. Когда я скользнула в постель, Риккард прислонился к изголовью, поджав колени и держа в одной руке книгу. Он грыз ноготь на большом пальце, его лицо было расслабленным и задумчивым, пока он читал. Он никогда не казался мне таким красивым, как в эти минуты в постели, и мое разгоряченное тело было с ним согласно.
Я перевернула подушку, пытаясь устроиться поудобнее. Я принесла свою подушку в ночь после купания в бассейне Блоджетт и с тех пор проводила здесь каждую ночь. Под одеялом я прижалась своей ногой к ноге Риккарда.
— Тебе нравится твоя книга? — спросила я.
Он издал горлом утвердительный звук, что никак не помогло мне унять нарастающий жар в моем нутре.
Я прижалась грудью к его руке. Только тонкая ткань ночной рубашки разделяла нас.
— О чем она?
Это был роман «Человек в картинках» Рэя Брэдбери, книгу, которую я перечитывала десятки раз. Риккард тоже знал об этом, и его взгляд обратился ко мне.
Его губы изогнулись в улыбке, когда он понял, что я делаю.
— Ты пытаешься соблазнить меня, Il Penseroso?
Мои щеки покрылись румянцем.
С преувеличенной медлительностью он сделал закладку на своей странице и положил книгу на прикроватную тумбочку. В каждом его движении чувствовалась целеустремленность, а сердцебиение участилось от предвкушения.
— Я недооценивал тебя.
Риккард провел пальцами по моей обнаженной руке, разрушая все связные мысли, возникавшие в моей голове. Он наклонился и поцеловал меня в шею, опускаясь все ниже и ниже, пока его губы не коснулись моей обнаженной груди.
— Я больше никогда не смогу нормально спать, — размышлял он. — Как я могу спать, когда ты рядом со мной? Крутишься, извиваешься, позволяешь этим маленьким ночным рубашкам задираться вверх…