— Я буду терпелив, Августина. Ради тебя я буду терпелив.
15. Августина
Тук. Что-то ударилось в окно.
Я подняла голову и прислушалась.
Тук.
Еще один.
Взглянув на часы, я поняла, что время близится к полуночи, и в этот час по кампусу бродят только неприятности. Сахар уже уехала к родственникам на каникулы, а мой самолет улетал завтра утром. Не в силах уснуть, я провела последние несколько часов за чтением под золотистым светом лампы, зарывшись в одеяло, как кролик в нору.
Тук.
Я выскользнула из-под одеяла и выглянула за шторы. Уличные фонари освещали часть двора, отбрасывая зловещие тени и создавая очаги темноты. Под моим окном стояла фигура, высокая и наполовину скрытая ночью.
Я раздвинула шторы, толкнула окно и шепотом крикнула: — У тебя будут неприятности.
Риккард подошел на шаг ближе, позволяя мне лучше разглядеть его лицо. Его ухмылка не сулила ничего, кроме неприятностей.
— Открой окно пошире, — сказал он, — я поднимаюсь.
Я выполнила его просьбу и сделала шаг назад. Раздалось негромкое ругательство, шарканье, а затем через подоконник, перекинув свои длинные ноги, в комнату влетел Риккард. На нем были джинсы и коричневый свитер, волосы были в беспорядке.
— Что ты здесь делаешь?
Он улыбнулся мне.
— Я хотел увидеть тебя, прежде чем ты уедешь.
Удовольствие просочилось сквозь меня, и я невольно улыбнулась.
— Я как раз собиралась ложиться спать.
— Не позволяй мне остановить тебя, — его взгляд упал на мою ночную рубашку. Сахар дразняще называла её бабушкиной пижамой из-за длины до колен и кружевных рукавов, и хотя обычно я любила свою ночную рубашку, мне вдруг захотелось надеть что-то более… ну, менее бабушкино. — Ты выглядишь мило.
Мое лицо покрылось румянцем, и я быстро сменила тему.
— Если тебя застанут в женском общежитии…
Риккард слушал меня вполуха. Все его внимание было приковано к моей комнате, его глаза жадно блуждали по небольшому пространству. Наша с Сахар комната в общежитии не представляла собой ничего особенного: две кровати по обе стороны, письменные столы, большое эркерное окно в середине дальней стены. Тем не менее, это было мое личное пространство, мое гнездышко, и присутствие здесь Риккарда казалось слишком интимным. Он казался слишком большим для этого места, хотя физически он вполне подходил.
— Итак, это твоя комната… — сказал он, взяв в руки книгу, лежавшую на моей прикроватной тумбочке, «Птица смерти» Харлана Эллисона. — В мире есть только одно настоящее зло: посредственность.
Риккард осмотрел обувь, расставленную под моей кроватью, смятые простыни и остановился только тогда, когда подошел к фотографии в рамке на прикроватной тумбочке.
— Твоя семья?
— Мои тетя, дядя и сестра, Эдвина, — сказала я, а затем добавила: — Тебе, наверное, пора идти, Риккард, — мой тон не подтверждал моего заявления.
— Я еще не закончил осмотр.
Риккард подошел к моему столу, провел пальцами по открытому учебнику и незаконченным конспектам.
— Во сколько ты завтра уезжаешь?
— В одиннадцать, — я прижалась спиной к кровати Сахар. — Здесь слишком холодно, чтобы бродить в одном свитере.
— Никто не беспокоится обо мне так, как ты, Il Penseroso, — размышлял он.
— Даже твой отец?
Риккард бросил на меня многозначительный взгляд, после чего продолжил свой осмотр.
— Ты ему понравилась.
— Мм…
Он сделал паузу.
— Что означает «мм»?
— Я не думаю, что его мнение имеет большой вес. В конце концов, он считает, что ему не следует беспокоиться о тебе.
Я пыталась заставить Риккарда улыбнуться, но он повернулся ко мне с таким выражением лица, что оно резануло меня прямо по сердцу. На мгновение я представила его мальчиком: более диким, более мягким, наследником империи, у которого не было иного выбора, кроме как унаследовать ее. Мальчик, у которого был отец, не беспокоившийся о его порезах и синяках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В комнате повисла тишина. Риккард застыл на месте, глаза его не двигались.
Я протянула руку и шагнула к нему.
— Здесь слишком холодно. Пойдем в постель.
Он взял мою руку и растянулся рядом со мной на кровати. Одноместная кровать была слишком мала для двоих, и мы свернулись вокруг друг друга, при этом не касаясь. Было так странно видеть кого-то в своей постели, я обычно очень требовательно отношусь к пространству, но каждая моя клеточка хотела быть ближе, а не дальше от парня рядом со мной.
Риккард повернул голову ко мне, наши носы оказались на расстоянии волоска друг от друга. Мне стало тепло в груди, когда он улыбнулся.
— Не так я думал затащить тебя в постель в первый раз, — прошептал он.
Я выключила лампу и зарылась в одеяло. Линии лунного света освещали его лицо, позволяя мне беззастенчиво разглядывать его черты. Странное покалывание разлилось по моим венам — он не был жгучим или болезненным, как тогда, когда он смотрел на меня под полуопущенными веками и опасно улыбался. Наоборот, золотистое сияние, тепло, как будто я сидела у камина в шерстяном джемпере, попав под дождь.
Может быть, я бы назвала это чувство комфортом, удовлетворенностью, если бы не была так уверена, что это что-то другое.
Счастье.
Я протянула руку и провела пальцем по шраму у него на подбородке.
— Откуда это у тебя? — мои слова были тихими, предназначенными только для него и для меня.
— Я упал со стены, когда мне было семь лет, — пробормотал он. Его глаза следили за моими пальцами, а мои прикосновения становились все смелее, двигаясь вдоль его подбородка, пока я не добралась до уголка его губ. — Рассек подбородок, пришлось накладывать швы.
— Было больно?
— Нет.
Я хмыкнула и продолжила рассматривать его. Краешки его ресниц щекотали мне кожу.
— Я никогда раньше не видел у тебя такого выражения лица, — заметил он после минутного молчания. — Ты выглядишь…
— Довольной?
Его губы дрогнули.
— Что-то вроде этого.
Интимность момента придала мне достаточно смелости, чтобы сказать: — Ты делаешь меня очень счастливой, Риккард. Иногда я бываю… чудаковатой и тихой, но я не хочу, чтобы ты так думал…
— Я знаю, — мягко сказал он. — Я знаю, Августина. У нас будет много времени, чтобы разобраться друг в друге.
— А если мы так и не разгадаем друг друга?
Риккард казался равнодушным, но этот вопрос уже довольно давно занимал мои мысли.
— Жизнь без тайн скучна, — мои пальцы дотянулись до его носа. — Я знаю достаточно, чтобы понять, что у нас все будет хорошо.
— Достаточно?
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Я знаю, что ты заставляешь меня чувствовать себя настоящим.
Настоящим? Должно быть, мое замешательство было заметно, потому что он уточнил.
— Моя жизнь, мой мир… Он создан для того, чтобы выглядеть и чувствовать себя определенным образом. Иногда бывает трудно понять, что реально, а что фальшиво, что иллюзия, а что ложь.
Я подумала о поддельном черепе Христа в коллекции сокровищ его отца. Возможно, причина, по которой Хоторнам удалось создать такую династию, заключалась не в реальной власти, а в образе власти.
— Но с тобой, не знаю, я просто всегда чувствовал себя таким цельным, таким… привязанным.
Я положила ладонь ему на щеку. У меня не было слов, достойных ответа, поэтому я просто лежала и смотрела ему в глаза, давая понять, что понимаю его и чувствую то же самое.
— Ты когда-нибудь задумывался покинуть все это?
Риккард посмотрел на потолок.
— Нет.
— Я могла бы заняться бинесом, если ты хочешь попробовать себя в чем-то другом.
Это было совершенно невинное предложение, но он схватил меня за запястье, держа его в сантиметре от своего лица. В его глазах появился жесткий взгляд, прорезавший мягкую атмосферу, как нож.