Читать интересную книгу Статус неизвестен (СИ) - Юрий Шубин

Люминесцирующее жидкое пламя светильников уменьшало пространство, соударяя взгляды притихшего застолья. Кристалические вкрапления зрачков в застывшие глазницы лишь подтверждали наступившее напряжение.

— У них на руках мертвый груз, — безошибочно догадался Самородов, прорвав тишину короткой неприветливой паузы. Соединенные теперь вместе эти факты не допускали другого толкования. — Жаль что вы поведали мне об этом пустяке только теперь. — Бледная гневность их лиц была неотличима. — Как вы не поймете, искать даму с собачкой-одно, разрознено бродящих под видом гриборезов-другое, а трех воинов с упакованным в термополяризованный мешок мертвецом-третье. Вы для себя разницу понимаете?!

— Не понимаю и понимать, представте, не обязан! — нахлынувший гнев вернул главе города ясность мысли. — Иначе бы с этим делом мог справиться всякий, не посвящая тайной службе всю свою жизнь без остатка. Вам на интуицию операться приходится, а она не зарекалась никогда вас не подводить. Вот штука какая!

Размолвка намеревалась перерости в ссору. Астрел, по праву хозяина дома, решил приструнить спорщиков, но Эмили, так и не присевшая за стол, неожиданно оказалась позади, положила руки ему на плечи и погладила, слегка зжимая ладони, точно сметая отрицательную энергетику и одновременно опираясь на плечи мужа.

Черные, как тропическая ночь, зрачки Самородова копили грозовую бурю. Он как загипнотизированный смотрел на ее руки, которые еще не выдавали возраст, оставаясь прекрасными. Но твердая преданность наиглавнейшей, запущеной в работу мысли заставила его вернуться к главному, ради чего он и посетил этот дом. Самородов едва сдерживая ярость смял скатерть под столом, от чего тоненьким причитанием забрякали, задребезжали хрупкие столовые приборы:

— Бросте дешовый атракцион, Грациан. Правду видно говорят, что в новом теле вы, за дряхлостью, многим гайкам в голове слабину дали.

— Господь непосильного тела не дает, — вдруг вступился за старика его преподобие отец Акветин. — Создатель не выбирает, он жалует либо корит по делам твоим. Ибо сказано в книге-книг «наука ведет, Бог хранит, а ратное ремесло укореняет волю», — Полные певучей стройности слова отца Акветина межой пролегли между спорщиками, не позволяя им распаляться и входить в раж. — Пока жизнь не отнята-живи в том образе который дан. А как придет пора душе иное тело искать, уповай на волю Господа. И в выборе новом себя не теряй. Будь хоть дева ты, хоть старец, хоть малец, хоть удалец. И гладкая кожа и морщины на роже-все одно, Богом поменяно, а судьбою выбрано. — Румяное лицо его преподобия лукаво щурилось и всем видом своим призывало к миру.

Роскошь быть злым и добрым, скупым и щедрым, по всякому разным, закоснев в своих представлениях что можно, а чего нельзя глава города и пехот-командер оба считали, что их поведение не противоречит представлению о праве и справедливости.

Остановитесь оба. Дальше ехать некуда. А их уже понесло друг на друга.

Глаза старика тонули в глубоких темных впадинах, а вылетавшие из сузившегося, посиневшего рта слова напоминали яростный плевок ствола. Он мало что воспринял из того, что сказал его преподобие. Он жаждал отыграться и закусил удила, строго со злинкой крикнув:

— Как вы посмели говорить со мной в столь дерзком, издевательском тоне?!

— Помилуйте, о манерах ли сейчас речь, — тем же злым, возбужденным тоном взревел Самородов. — Вы так пылко и убедительно объясняли Астрелу суть обязанностей гражданина перед государством, что, для наглядности, позабыли упомянуть о собственной безответственности. Доложи вы о термополяризованном мешке своевременно и весь розыск вражеских десантеров мог бы завершиться по горячим следам.

Глава города с таким неподражаемым всезнающим укором посмотрел на Самородова, на который способны только старики. Бесконечный танец света на геометрически выверенных гранях кичливого камня на шейном платке, казалось душил гневом иссиня-белое бескровное лицо. Его голос сделался скрипучим и опасно тонким:

— Это вы то говорите мне об ответственности перед обществом, — глава города приткнулся хилой грудью к краю стола и принялся безостановочно выкрикивать:- Хватке и методам костоломов вас даже учить не надо, сами до всего доходите! А тут вам подсказки да пророчества кликуш занадобились. Одержимые собственной значимостью вы больно ретиво забераете. Все под вас стелись и урона не йми, — старик щурился и не замечая того, чуть заваливался на левую сторону. — И беды не видать, а нужники на целую рать накопаны! Дорог вам мало, вы выпасы окопами перерыли и пахотную землю гусеницами перекатали да салярой испоганили. Людям в лес ходить не велено, а у многих с лесного промысла вся семья кормится. Чуждые вы какие-то. Взболомошенные. Своих пуще недругов роптать заставляете. А потом диву даетесь от чего от людей помощи не видите!

Самородов только крепче стиснул челюсти и смотрел на старика с таким видом, словно ослышался, затем холодно и резко спросил:

— Так вы не по недомыслию, а из обид и убеждений своих розыску помогать отказывались?

Старик кинул мгновенный негодующий взгляд:

— А вот так подводить не надо. Не нагнетайте. Все вы прекрасно поняли, — тревожная, дребезжащая нотка в голосе все же выдала его испуг: — Что вы за человек такой… и не зря вас «валерьянкой» прозвали, — не удержался глава города, выпаливая все под чистую:- Не умеете вы с людьми разговыаривать, Самородов, вот что я вам скажу. Маякам не верите, берегов не видете и брода не знаете. Все нахрапом норовите, а в итоге дулю зрите.

Теперь пехот-командер понял отчего глава города заваливался на один бок. Самородов был уверен что загляни он теперь под стол, то увидел бы направленную в свою сторону, сложенную из скрюченных старческих пальцев фигу.

Все выглядели смущенными и немного выбитыми из колеи. Прямо по коридору в проеме комнаты появились две детские головы Сати и Юджина. Взгляд исподтишка. Им интереснее всех, в благопорядочном доме не часто такое увидешь. Вне себя, прищелкивая языком, Хавада загнала их обратно.

Торжество жизненного опыта над искрометной непоседливостью чад.

Нерешаемое противоречие пытаться закруглить неокругляемое.

— Довольно. Выполняйте работу которую вы считаете своим долгом. О своей мы побеспокоимся сами, — Самородов встал, резко отодвинув стул, пронзительно скрипнув ножкой по полу. Его высокие, неуместные двигающиеся ботинки напоминали печные трубы.

— Я провожу тебя, — выигрышным движением гибкого тела Эмили отделилась от откровенно свирепо взирающего на Самородова Астрела и пошла с другой стороны стола, по напрвлению к прозрачной веранде.

Темнота ночных закоулков обнимала дом.

Они шли к выходу паралельно, не касаясь друг-друга. Как два засекреченных агента, которым за короткий отрезок пути, оставаясь на глазах, нужно успеть приватно сообщить самое главное.

Как безоговорочно решительно хлопает стеклянная дверь.

Позади.

Скользящая, играющая ткань. Круглая ключица под тонкой кожей. Из выреза выбивается светлая полоска кружевного лифчика.

Заостренный укол счастья.

— Если бы ты развелась с ним, мы бы сэкономили массу времени.

— Не дерзи, — Эмили встряхивает волосы.

Ему хочется как голодному досыта наглядется на нее.

— Что в нем есть такого, чего не нашлось во мне?

Эмили не поворачивается и ему достается только упрямая ямочка на щеке:

— Он основателен как крепостная стена. В нем надежности на сотни осад.

Электрический разряд в голове. Все слишком оголено чтобы не ударить его. Не закоротить.

— А я? — он почти жалеет, так ничтожно прозвучал этот вопрос.

— Ты не замочная скважина, чтобы мне в тебя заглядывать, — словно не заметив двусмысленности вопроса отвечает Эмили. Она сердита и этим хороша еще больше.

— Боишся увидеть во мне нечто, от чего не сможешь отказаться?

— Совсем нет, — она выдерживает его долгий, как один сплошной намек, взгляд, но так и не смотрит в его сторону. — Тебе интересны только победы. Ты ищешь сильные решения даже там, где можно достойно отсидется и переждать. Сдерживать осаду для тебя позорно и муторно, а повседневная семейная жизнь почти целиком состоит из одного терпения.

— Замечательный предлог для самых сокрушительных заблуждений. Ты в образе который выбрала себе сама и он тебе льстит.

— А твои амбиции всегда нуждаются в авациях.

— Все шутишь, а я припоминаю, как же, ты с детства любила перечитывать сказки. Но я не предпологал, что героям из книг нет места в твоем сердце.

— Я их побаивалась, — не стала скрывать Эмили и это был самый долгий из ее взглядов, которого он ждал для себя весь сегодняшний вечер. — Девушкам полезно и нужно бояться отважных забияк, чтобы потом локти себе не кусать.