Будучи в ОКДВА, я слышал удивление быстрой карьере Берзарина всех, кто его знает. И приписывал это его подхалимству и непосредственно его любимчику Федько. Причем никто о нем, как о хорошем работнике, не отзывался. Враги его нахваливали, в частности, я знаю — Могон.
Говорили о Берзарине и так: “Берзарин пошел в гору после того, как он всеми правдами и неправдами достал и оборудовал для Федько мягкий салон-вагон”.
Сегодня я слышал от дальневосточников, что Берзарин назначается командиром на сугубо ответственное направление на Посьет.
Считаю своим долгом высказать сомнение в его политической преданности. У меня о Берзарине сложилось мнение, как о подхалиме и участнике в делах врагов.
Считаю необходимым поставить Вас об этом в известность.
Полковник…
(фамилия вымарана тушью)».Донос датирован 14 декабря 1938 года.
Зарегистрирован в ГУК за № 00048.
Оригинал доноса Берзарин увидел впервые. Но никогда не забыть ему зиму 1938/39 года. Его тогда терзали немилосердно. Анонимки вопили: «Распни его!» Николай Эрастович все же тогда остался цел и невредим и даже не был уволен из армии. Но удары по его авторитету давали о себе знать. Приходилось объясняться по всем пунктам нелепых «обвинений». Берзарина даже несколько удивило то, что в Иркутске, Хабаровске, Уссурийске нашлись порядочные люди, которые не побоялись дать о нем положительные отзывы. Это его спасло. А вот у Константина Рокоссовского, Александра Горбатова, Кирилла Мерецкова и других генералов получилось хуже. Их тогда никто не защитил, пока не вмешался начальник Генерального штаба Жуков. Он помог им выбраться из гулаговских застенков на свободу.
Берзарин вернул полковнику-кадровику темно-синюю папку, отягченную подлым наветом, тот посвятил его в «тайны мадридского двора». Сказал, что до подписания приказа о назначении его, Берзарина, на пост командующего армией состоялся разговор у начальника Генштаба Жукова и у самого наркома. Жуков сказал маршалу, что за него, Берзарина, он может поручиться. Сказал: «Смелый, решительный командир. Армию ему можно доверить вполне». А насчет того злосчастного навета Жуков выразился так:
— Цидулок нам еще насочиняют. Напакостят. Фактически помогают Гитлеру. «Пятая колонна».
Полковник Пивень не сразу убрал берзаринское досье в сейф. Он заговорил о новом в кадровой политике. Передал Берзарину слова Е. А. Щаденко о том, что прежде некоторые командиры, в расчете на карьерный рост, или ради красного словца, раздували в анкетах свои прошлые «заслуги», особенно революционные. Они приписывали себе то, чего не было. А сочинители наветов используют хвастовство, атакуют.
— Начальство наше советует таким фантазерам заново переписать свои анкеты, убрать вранье, — сказал полковник. — Вот, например, в автобиографии генерал Конев написал, что он вышел из крестьянской среды, из семьи бедняка, сельского пролетария. А потом из доносов выяснилось, что у его деда была бакалейная лавка, был большой дом. Потому-то Ваня и окончил земское училище. И вот Ивану Степановичу пришлось пересочинять свое жизнеописание в духе социалистического реализма.
Николай Эрастович, слушая кадровика, подумал:
«Слава богу, ко мне это не относится. Я не революционер. До армии состоял учеником в типографии. Там, вместе со всеми печатниками, ходил по праздникам на митинги, демонстрации. Слушал горлопанов, пел боевые песни, хватал и раздавал толпе листовки и прокламации. Приходили к нам в цех люди с улицы, чаще всего, чтобы раздобыть подходящей бумаги для самокруток. Вместе с бумагой мы дарили им агитки.
Понимаю, что подобная детская самодеятельность не есть сотворение пролетарской революции».
Берзарин помнил содержание собственной биографии, написанной в 1936 году, которая подшита в досье. А написал он тогда следующее:
«…В забастовках, стачках активного участия не принимал, на рабочие демонстрации ходил, и обе революции прошли у меня на глазах, активно собирал листовки, разбрасываемые по городу, и передавал рабочим, матросам и солдатам…»
— Вам, товарищ генерал, — сказал полковник Пивень, — нет необходимости перелицовывать свое жизнеописание. И это очень хорошо. Именно за правдивость, за профессионализм, за мужество вас ценит руководство.
Сообщение полковника-кадровика отчасти разогнало мрачные мысли Николая Эрастовича. От них не осталось и следа, когда он услышал, что есть возможность познакомиться с Александром Корнейчуком[27] и Вандой Василевской. Они придут в наркомат, им нужны какие-то материалы по армейской тематике. Затрещал телефон, кадровик поднял трубку, и Николай Эрастович понял, что гости уже в приемной управления.
Корнейчук! Николай Эрастович как-то видел на хабаровской сцене его пьесу «Гибель эскадры». Вещь ценная. Что касается Ванды Василевской, то ее имя в Советском Союзе знали. Польскую писательницу, приехавшую в нашу страну, приняли радушно. Варшавянка стала своей…
Чтобы свободнее чувствовать себя в военном ведомстве, и Корнейчук, и Ванда Львовна оделись соответственно. Василевская была в голубой униформе летчицы с четырьмя шпалами в петлицах. Корнейчуку очень шла униформа дипломата, он преподавал в дипакадемии. А Ванда Львовна числилась пропагандистом военного отдела ЦК партии. Любимцам народа давали тогда высокие чины и звания. Ванда Львовна и Александр Евдокимович выразили искреннюю радость, узнав, что перед ними герой КВЖД и озера Хасан. Ванду Львовну поразило, что человек в таких летах уже с генеральскими звездочками.
— Он так и просится в твои пьесы, — сказала Ванда Львовна, обращаясь к своему сердечному другу.
— Думаю, что такая пьеса уже есть в моей чернильнице, — ответил Корнейчук. — А сегодня давайте, друзья, пойдем во МХАТ. У меня есть билеты. Там чеховские «Три сестры». И в роли Тузенбаха — сам великий Качалов[28]!
Когда закончился визит гостей и распрощались с ними, полковник отвез генерала Берзарина на дежурной эмке в гостиницу, чтобы тот смог немного отдохнуть перед посещением театра.
Николай Эрастович, не задерживаясь в Москве, на другой день уехал по железной дороге в свою армию — в Бологое. Там его встретил начальник штаба армии полковник Ярмошкевич.
Всю ночь они провели в штабе. Из информации штабников Берзарин уяснил, что, в общем-то, части и соединения армии укомплектованы неплохо. Техническая оснащенность тоже в удовлетворительном состоянии. Но есть черная дыра: отсутствуют средства ПВО. Нет зенитных орудий, нет истребителей-перехватчиков. Нет техники для постов воздушного наблюдения… Надо срочно спасать положение! «Эх, дубинушка, ухнем! — горестно размышлял Берзарин. — Будем отбиваться от воздушных пиратов залповым огнем из винтовок. Да и обычный “максим” можно приспособить для стрельбы по воздушным целям».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});