Берзарин не заметил, как пролетели дни в дороге. Вот и Москва. Ночная, лунная, почти безлюдная. Позвонил дежурному в наркомат, доложил о прибытии. Прислали машину. К началу рабочего дня он появился в наркомате, в ГУК — ведомстве Ефима Щаденко.
На то, что его без промедления примет маршал Тимошенко или его заместители, он не рассчитывал. Начал с кабинетов отделов и управлений Главного управления кадров. Начальники всех степеней, их сотрудники — приветливы. В коридорах власти всегда так: мягко стелют, да жестко спать. А чего другого можно ожидать от винтиков административной машины?..
Полковник Пивень, отвечающий за дальневосточное направление, пригласил генерала в свой кабинет. Очень деловой кадровик в разговоре проявлял благожелательность, ознакомил генерала Берзарина с приказом наркома обороны от 26 мая 1941 года № 00190 о его перемещении на новую должность. Назначен он на пост командующего войсками 27-й армии. Где она? На стыке Калининской и Новгородской областей есть крупный железнодорожный узел Бологое. Там — штаб армии. В окрестных селениях — части и соединения 27-й.
— Там вас уже ожидают. С руководством наркомата вы встретитесь, когда побываете в армии.
Полковник пригласил нового командующего армией в буфет на чашку кофе.
В буфете полковник рассказал о некоторых нововведениях последнего времени в работе с командными кадрами.
Прежде «личное дело» командира не давали в руки тому, на кого оно оформлено. Теперь — не то. Формуляр этот рассекречен. Содержание бумаг, документов, то есть характеристик, отзывов, копий наградных листов и прочего, касающегося его лично, командир обязан знать. Если там попадется что-либо нелицеприятное, то появляется возможность исправиться.
Они вернулись в кабинет полковника.
Из стального сейфа, хранилища «личных дел», кадровик извлек синюю папку с оттиснутой на ней красной звездочкой и наклейкой: «Личное дело. Берзарин Николай Эрастович». Взял генерал эту папку, перелистал. Все бумаги знакомы. Нет, не все.
Впервые Берзарин увидел документ, составленный его бывшим начальником по службе в Приморской группе войск. Он тогда исполнял обязанности помощника начальника отдела боевой подготовки штаба ОКДВА и временно состоял командиром (офицером) для особых поручений при командующем войсками Примгруппы.
В том декабре 1934 года И. Ф. Федько подписал аттестацию Н. Э. Берзарина. Это проводилось по приказу РВС СССР 1925 года № 1.
Вот она, аттестация за подписью Ивана Федоровича:
«Тов. Берзарин, выдающийся строевой командир с большой волей, хороший методист и организатор боевой подготовки. Участник Гражданской войны. Будучи временно исполняющим обязанности (командира) для особых поручений, тов. Берзарин выполнял исключительно работу, связанную с боевой учебой частей армии. По моему заданию провел ряд сборов с начсоставом группы. По своей подготовке, опыту тов. Берзарин подлежит выдвижению на должность командира и комиссара стрелкового полка вне очереди.
Командующий войсками группы
Федько. Декабрь, 1934 год».
От нахлынувших воспоминаний у Берзарина потемнело в глазах. Подумалось: «Иван Федорович… мой бесценный учитель, наставник…» Берзарин справился с волнением, взял себя в руки и перевернул эту страничку. Еще аттестация — тоже положительная. Есть и характеристика парторганизации штаба военсоединения № 6813. В ней сказано:
«Тов. Берзарин рождения 1904 года, русский, член ВКП/б с 1926 года, рабочий. В парторганизации штаба военсоединения 6813 с января 1938 года, прибыл из парторганизации штаба Примгруппы. За время пребывания в парторганизации штаба военсоединения 6813 тов. Берзарин показал себя активным коммунистом, по-партийному оценил свои прежние упущения и недостатки. Проведенными в последнее время проверками установлено, что в своей практической работе тов. Берзарин решительно исправил допущенные ошибки в деле боевой подготовки. Будучи командиром 77 с. п., не принял решительных мер в пресечении контрреволюционной работы группы писарей штаба 77 с. п. Имело место игнорирование партполитаппарата /по материалам ДПК 26 и 19 дивизионной партконференции 26 дивизии/. Подобные примеры притупления классовой бдительности и недооценки политаппарата имели место у тов. Берзарина и в нашей парторганизации. Тов. Берзарин защищал людей, впоследствии уволенных из РККА, идя вразрез с мнением политаппарата. Недостаточно заботился о бытовом положении комначсостава штаба. Недостаточно самокритичен».
И тут попался документ более хлесткий.
Это, собственно, не документ. А эпистолярного жанра произведение. Бумага достойна внимательного прочтения. Читая, убедился, что бумага редкостная. Она ценна тем, что является нетленным образцом доносительского искусства, появилась на свет тогда, когда подводились итоги сражений возле озера Хасан. Лист подписал некий полковник, фамилия которого в ГУК была вымарана тушью. Сочинитель доноса, хабаровчанин, обращался со своими «откровениями» в Москву, к заместителю народного комиссара обороны, армейскому комиссару 2-го ранга Е. А. Щаденко. Ефим Афанасьевич в годы Гражданской войны был соратником Буденного в Первой конной армии, затем находился на политработе. В 1938 году поднялся до поста начальника Управления по командному и начальствующему составу РККА, при нем формы работы с доносами и наветами чуть-чуть изменились. Донос в ГУК не пошел сразу же к лубянским спецам, а его зловоние направили в русло служебного расследования.
Приведем полный текст этого характерного для того времени «документа». Доносчик писал:
«Месяца 3–4 назад я слышал, что командир 32 дивизии Берзарин арестован. Я и другие считали, что это так и должно быть и вот почему:
1. Берзарин был порученцем у Федько не один год, и его в то время считали подхалимом. Он подхалимом и остался — это подтверждает его б. комиссар Тентов.
2. Берзарин благодаря протекции врагов Федько, Балакирева, Могон скакал, как блоха, добиваясь высокого положения, а именно:
по ходатайству Федько он назначен командиром 77 полка.
Примерно через год, по ходатайству врага Балакирева был назначен начальником 2-го отдела штаба Примгруппы.
Не прошло и года, при участии Могона и Федько — он назначен командиром 32 дивизии.
Будучи в ОКДВА, я слышал удивление быстрой карьере Берзарина всех, кто его знает. И приписывал это его подхалимству и непосредственно его любимчику Федько. Причем никто о нем, как о хорошем работнике, не отзывался. Враги его нахваливали, в частности, я знаю — Могон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});