Как же Максимов собирался расправиться со Скворцовым? Какую роль в этом должна была играть Лера? Ведь должна была, иначе не спросил бы толстяк у шефа, не будет ли с ней проблем? И что за недоразумение помешало Максимову осуществить свой план?
Лера почувствовала, как от страха холодеют руки, трудно становится дышать. Яростно запульсировала прилившая к вискам кровь.
Сейчас он вернется в квартиру, этот врач, взявший деньги за убийство своего пациента. Зайдет к ней в комнату, увидит, что она знает его тайну! Что у него на уме? Зачем она была нужна ему, для чего он привез ее сюда?
Постепенно ее охватывал настоящий ужас. Таблетки! Что это было? Вдруг после них она не сможет встать, двигаться, говорить?
Она вскочила, преодолевая боль и скованность во всем теле, вздохнула с облегчением. Слава богу, все в порядке, тело слушается ее, хотя и с трудом.
Лера постаралась призвать на помощь все свое хладнокровие и выдержку. У нее в запасе всего несколько минут до того, как Максимов вернется. За эти несколько минут она должна попытаться продумать, как будет действовать. Иначе, возможно, ей грозит смерть, точно так же, как Скворцову.
Ей необходимо выбраться отсюда, где она в полной власти Максимова, забрать у Светланы Машку, попасть к себе домой.
Напрасно она вчера думала, что дошла до самого края, за которым нет ничего такого, что бы она не пережила, что бы напугало ее, выбило бы из колеи. Сейчас она твердо осознавала, что за предполагаемым краем простирается бездна, в которую ничего не стоит свалиться, сделав хоть один неверный шаг. Она не имеет права на неверный шаг, она должна вернуться к Машке живой и невредимой.
Лера быстро улеглась обратно в кровать. Придется на время забыть, что она врач. Теперь ей предстоит стать актрисой, причем актрисой талантливой, способной достоверно сыграть алчность и страсть. Иначе ей никогда не узнать, как собирался манипулировать ею Завотделением.
Дверь захлопнулась, в коридоре послышались уверенные, быстрые максимовские шаги. Лера закрыла глаза, свободно свесила одну руку вниз, откинула с плеча одеяло.
Он зашел в спальню, приблизился к кровати, склонился над Лерой. С минуту стоял молча, наблюдая за ней, затем отошел к окну.
Боясь выдать себя, она не шевелилась и не решалась приоткрыть глаза.
Так прошло минут пять. В комнате стояла полная тишина, оба точно застыли, каждый на своем месте. Наконец вынужденная, поза стала Лере невмоготу, и, кроме того, ее замучило любопытство: что он там делает, стоя у окна совершенно беззвучно?
Она завозилась на постели, имитируя пробуждение, потянулась, медленно, будто с трудом, разлепила веки.
Максимов смотрел прямо на нее, стоя спиной к окну и слегка опираясь о подоконник локтями. Смотрел серьезно, пристально, без улыбки, точно изучая.
— Доброе утро. — Она постаралась улыбнуться как можно приветливее.
— Доброе. Как спалось?
— Хорошо. — Лера томно откинулась на подушку, тряхнула волосами, которые тут же рассыпались по щекам и лбу. — Давно встал?
— Давно. — Он наконец улыбнулся, сделал несколько шагов и опустился на кровать рядом с ней. Накрыл ее руку своей ладонью, другой осторожно отвел с ее лица непослушные пряди. — Тебе правда хорошо? Лекарство помогло?
— Да. — Она, искоса глядя, внимательно наблюдала за ним.
Его лицо не выражало никакого видимого беспокойства, оно не было ни расстроенным, ни напряженным. Обычное лицо человека, находящегося дома, вдали от дел, в приятной и привычной атмосфере. Он ласково поглаживал Леру по волосам; продолжая мягко сжимать ее руку в своей.
Ей не верилось, что только что, десять минут назад, она слышала, как он хладнокровно обсуждал сроки убийства беззащитного, больного старика. Ей даже стало казаться, что она ошиблась, неправильно истолковала беседу за стеной, придала неверное значение безобидным вещам.
Однако ошибки быть не могло. Голоса точно принадлежали толстяку и чернявому, и речь шла именно об уничтожении Скворцова и о планах на его квартиру.
— Мне пора за дочкой. — Лера мягко попыталась высвободить свои пальцы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Иди. — Максимов тут же разжал ладонь и немного отодвинулся. Он не собирался задерживать ее, ни в чем не подозревал, нисколько не опасался.
Поколебавшись, она встала, протянула руку, взяла со стула свои вещи. Максимов посидел немного, беззастенчиво наблюдая за тем, как Лера одевается, затем тоже поднялся и предложил:
— Я сварю кофе.
— Спасибо, но у меня нет времени. Должна еще успеть отвести дочку в сад.
— Можешь сегодня не выходить на работу, — предложил он. — Возьми ребенка, поезжай домой, отоспись хорошенько. После этих таблеток страшно спать хочется.
— Верно. — Она снова заставила себя улыбнуться, затем осторожно спросила: — Завтра я смогу работать как прежде?
Максимов секунду раздумывал, потом твердо проговорил:
— Да, сможешь. Мне необходимо время, чтобы все уладить окончательно, но комиссии не будет, не беспокойся.
— Спасибо. — Лера видела, что он ждет от нее каких-то действий в ответ на свои слова. Вероятно, надо было бы подойти, обнять его, сымитировать хоть какое-то подобие нежности, но ее точно парализовало. Та смесь ужаса и отвращения, которые она испытывала теперь по отношению к шефу, не позволяла даже приблизиться к нему, не говоря уж о проявлении ласки.
С невероятным трудом она заставила себя сделать несколько шагов ему навстречу и остановилась в нерешительности, проклиная себя за полное отсутствие артистических способностей.
Однако Максимов неожиданно по-своему истолковал ее заминку. Губы его дрогнули, глаза, всегда чуть прищуренные, раскрылись и заблестели.
— Лера, милая. — Он обнял ее, тесно прижимая к груди, так тесно, что ей больно стало дышать. — Ты моя радость, солнышко мое. Не надо, не благодари, я так счастлив, что ты здесь, рядом. Ты стоишь большего, много, большего, чем я тебе пока что предложил! Увидишь, все будет хорошо…
Он вдруг замолчал, точно ему не хватило воздуха, слегка ослабил объятия, отстранился, как тогда, в кабинете, приложив к груди ладонь.
Она в недоумении глянула на его лицо, мгновенно из смуглого ставшее пепельно-серым.
— Что с тобой?
— Ничего, — пробормотал Максимов сквозь зубы. — Так, пройдет сейчас. Ты иди за дочкой, а вечером я тебе позвоню.
— Хорошо. — Она кивнула и вышла в прихожую.
Быстро надела просохшие за ночь сапоги, натянула пальто, подождала несколько секунд, ожидая, что Максимов выйдет проводить ее. Но он не вышел.
— До свиданья, — громко проговорила Лера и захлопнула дверь.
Не вызывая лифта, сбежала по ступеням вниз, выскочила на улицу и тут только вздохнула с облегчением.
Свободна! Он ничего не сделал с ней, не отравил неизвестными белыми капсулами, не задушил под видом объятий, не догадался, что она слышала его приватную беседу с заказчиками!
Что теперь делать? Продолжать быть любовницей шефа и ждать, пока тот не выполнит обещания, данного опекунам Скворцова, и не отправит его на тот свет?
От таких мыслей Лера содрогнулась. Нет, нужно что-то предпринять, как-то помешать Максимову, спасти несчастного деда. Пусть он и ворчун, и склочник, каких поискать, но ведь это не означает, что он должен умереть!
Значит, необходимо узнать, как именно собрался расправиться с ним заведующий. Возможно, он проделывает такой трюк далеко не впервые — иначе откуда такие средства, тайная шикарная квартира, мебель, картины?
Лера огляделась по сторонам, заметила вдалеке троллейбусную остановку и зашагала к ней, на ходу продолжая лихорадочно обдумывать, как ей поступить.
Кажется, Максимов абсолютно уверен в собственной безнаказанности, нисколько не опасается того, что его могут уличить в преступлении, вывести на чистую воду. О чем это говорит? Вероятнее всего, о том, что у него есть какой-то хитроумный план действий, в котором шеф уверен на сто процентов и который уже срабатывал раньше, не давая сбоев…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лера дошла до остановки, где уже стояла в ожидании огромная толпа. Ни автобуса, ни троллейбуса видно не было. С козырька за шиворот ей капнула сосулька.