Когда помедлил, ее пульс участился.
Стала бы настоящая куртизанка так сильно реагировать на простой поцелуй? Для этого наверняка потребовалась бы более эротичная стимуляция. Люциан терялся в догадках.
Может, такая повышенная чувствительность и делала куртизанок столь желанными. Отец однажды рассказывал ему, что такая вот райская птичка была способна заставить любого мужчину почувствовать себя павлином. Страсть куртизанки была хотя и наигранной, но чертовски приятной.
Целуя и покусывая кожу, Люциан добрался до локтевого сгиба. Вздрогнув, она ахнула.
Люциан готов был дать голову на отсечение, что это не уловка проститутки.
— Вы сняли маску? — спросил он.
— Нет еще.
— Тогда позвольте мне.
Его ладони поползли вверх по ее рукам к обнаженным плечам и атласному стволу шеи.
Она слишком высокая, вдруг сообразил он. Бланш казалась ему более миниатюрной. Если бы не повязка, эта женщина смотрела бы ему прямо в глаза. В то время как макушка головы Дейзи едва достигала его подбородка.
У него упало сердце. Было ли это разочарование? Действительно ли он надеялся, что это Дейзи?
— Сначала вам придется снять с меня парик, — сказала она, затаив дыхание.
— С огромной радостью.
Станет ли у куртизанки дрожать голос лишь из-за того, что позволила мужчине снять с нее парик? Он снял с нее напудренное сооружение, и она забрала его у него из рук.
— Мне нужно вернуть его на место, — пояснила она. Он услышал, как по полу застучали каблуки, потом последовал грохот и громкий звук падения.
— Бланш, вы в порядке?
Он положил руку на повязку, но вовремя вспомнил о клятве. Молчание.
— Бланш?
Еще мгновение — и к черту повязку вместе со всеми клятвами. Далее раздались приглушенные проклятия, та же последовательность ругательств, которые использовала Дейзи над испорченной мозаикой, потом зашелестела ткань, и по полу зашаркали каблуки.
— Oui, я в порядке, — отозвалась она.
Когда она возвращалась, ее походка стала иной. Кажется, она хромала.
— Вы упали? — справился он.
— У меня слишком длинные юбки, — посетовала она. — Следовало надеть кринолин.
Или слишком высокие туфли, подумал Люциан. Уж не носила ли она эти нелепые венецианские платформы, ставшие чертовски популярными? Если да, то была не такая уж высокая для Дейзи.
Вытянув вперед руку, он наткнулся на мягкую грудь. На ней было дезабилье, как во время первого его визита. Еще до того как она завязала ему глаза, он успел заметить, что ее корсет заканчивается под грудью. Лишь тонкая ткань сорочки отделяла его руку от гладкой теплой кожи.
— Вот и вы, — произнес он.
— Да, вот и я, — прошептала она, как ни странно, по-английски. Бланш всегда говорила с ним по-французски. Но приглушенный голос не позволил ему определить наличие акцента. Вздрогнув, она поправилась: — Je suis ici.[14]
Он медленно погладил ее. И ему показалось, что она, как кошка, поддалась его ласке. Соски под его ладонью затвердели. Ему нестерпимо хотелось запустить руку под сорочку. Если бы он мог немного приподнять подбородок, то увидел бы зрелую округлость ее груди с милой ложбинкой посередине, исчезавшей в тени, в то время как остальная кожа золотилась в сиянии свечи.
Он бы с удовольствием остался там, где находился, и отдал должное ее чудесной груди, но его ждали еще и другие дела. Слегка потискав нежную плоть, его пальцы поползли вверх. Кожа под рукой была гладкой. Ее пульс у основания шеи бился, как крыло колибри.
Он провел руками по ее скулам, и его пальцы сошлись на ее заостренном подбородке. Лицо Дейзи тоже имело форму сердца: расширяясь в скулах, оно сужалось к подбородку. Затем его руки заскользили по ее щекам, пока не достигли оперенного края маски. Нащупывая завязки на затылке, он подступил ближе. В него уперлась ее грудь, и он чувствовал каждый ее вдох и выдох. Она прижалась к нему бедрами.
Могла Дейзи вести себя так вольно? Он развязал тесемку, державшую маску, и снял ее.
— Ее тоже нужно убрать на место? — спросил.
— Нет. Я положу ее здесь, на столик.
То ли ему показалось, то ли на самом деле она пересекла пространство прихрамывая.
— Вы в самом деле в порядке? — спросил Люциан.
— Я же сказала, что да.
Люциан снова услышал странный звук, и вот она уже снова стоит перед ним.
— Я вернулась.
Он протянул к ней руки, подняв их на этот раз выше, потому что знал, что второй раз отпустить ее грудь не сможет. Его ладони опустились на ее мягкие голые плечи, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Она перехватила его губы на полпути. Он обнял ладонями ее щеки, радуясь, что чувствует вместо щекочущих перьев маски кожу. Ее губы приоткрылись, и он ответил на безмолвное приглашение, только теперь не торопился, наслаждаясь вкусом ее губ.
Вспоминая вкус Дейзи.
В жарком, пыльном пространстве сарая Дейзи имела вкус ароматизированного апельсином чая и сладкого печенья. От этой женщины пахло красным вином, пьянящим ароматом жасмина, способного одурманить Люциана.
Неужели он не в состоянии определить, одну ли и ту же женщину целовал оба раза?
Может, для этого у него просто не хватает опыта?
Не важно, Дейзи это или Бланш, поцелуй был восхитительным.
Ее волосы под париком были стянуты на затылке в тугой узел. Продолжая целовать ее, Люциан вытаскивал из ее волос шпильки, распустив их по плечам и спине. Продолжая ее целовать, Люциан пробежал руками по ее шелковистым локонам, таким же длинным и шелковистым, как у Дейзи.
Когда по его просьбе она сняла маску, Люциан провел пальцами по ее лбу, пытаясь представить себе ее лицо. Люциан нащупал губами кончик ее носи, слегка вздернутый, как у Дейзи, и поцеловал.
Прижав ее к себе, Люциан снова стал ее целовать, нежно покусывая губы.
Она постанывала. Сначала тихо, потом все громче и громче. Потом вдруг оттолкнула его.
Тут Люциан понял, что она стонет не от страсти, а от боли, и отпустил ее. Она чуть не упала. Люциан подхватил ее и прижал к груди.
— Ох, — простонала она.
— Что случилось?
— Я подвернула лодыжку, когда упала. Думала, что пройдет, но не проходит. Чертовски больно.
Люциан подхватил ее на руки.
— Уф! — пискнула она. — Что вы делаете?
— Несу в постель, чтобы не тревожить ногу.
— Но вы же ничего не видите, — возразила она. — Мы так врежемся в камин.
— Вы позволите мне снять повязку? — спросил он.
— Нет! — И добавила, смягчившись: — Я никому из мужчин не показываю своего лица, Люциан. Таково мое правило.
— Что в данный момент чертовски неудобно.