— Он что, переселяется из тела в тело?!
— Ну да. Как если бы у него было девять одинаковых домов и он жил бы в них по очереди. Где-то умер — в другом месте ожил. И сразу в бой. Чтобы не тратить время. Он не пирует, не спит и не ест, не любит женщин. Он только сражается, — некромант вздохнул. — Это большое сокровище, тело Мастер-Генерала. Если бы у моей мачехи его не было — давно бы всех перебили и замок сровняли с землёй.
— Он великий воин, — сказал Уйма с непонятным выражением.
— Под его рукой, — глаза Максимилиана чуть затуманились, — все становятся воинами. Старые деды и бабы, трусы, калеки — все. И не только люди. Можно хоть кукол нашить из мешков, из дерева вытесать или из глины слепить. Правда, солдаты из глины разваливаются слишком быстро… Зверей можно послать в сражение. Если у тебя есть Мастер-Генерал — всё, считай, ты победил. Да что угодно можно сделать!
Максимилиан замолчал. Большая холодная капля просочилась сквозь хвою и упала мне за шиворот.
— Что же, — тихо спросил Уйма, — и замок Принца-деспота можно взять?
— Ну, — некромант поёжился под его взглядом. — Вообще-то… нельзя.
— Не пробовали?
— Пробовали… однажды. Нашлись такие. Только Принц-деспот все входы закрыл, войско побилось-побилось о камень, да и разбилось. Короля ихнего прихлопнули, а в Мастер-Генерала засадили стрелу. С тех пор они, говорят, всё потеряли: и замок свой, и землю, и людей. Так и ходят, и Мастер-Генерала с собой носят, мёртвого, конечно, с двумя стрелами. Думают, он оживёт.
— Да мы же их видели! — не выдержала я. Некромант даже не взглянул в мою сторону:
— А только он никак не встанет, с двумя-то стрелами.
— Ну надо же, — пробормотала я саркастически. — Со стилетом вставал, а со стрелами…
— После поражения он не оживает, — Максимилиан по-прежнему обращался к Уйме. — Если разбили — значит, всё. Протухло.
Красное лезвие ножа светилось в темноте. Я сидела, скрестив ноги, положив на колени посох. Что же получается? Мы с таким трудом и риском нашли двух принцев, а толку от этого никакого. Принца-деспота не принудить, Принца-пленника не освободить. Столько сил и времени — коту под хвост…
Людоед исподлобья смотрел на красное лезвие, и по глазам его нельзя было сказать, о чём он думает.
— До страны вулканов долго лететь? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Некромант хотел ответить, но Уйма вдруг поднял голову:
— А как он вообще выбирает, где ему оживать? Я не сразу сообразила, что он имеет в виду Мастер-Генерала.
Некромант шмыгнул носом. Вытер сопли тыльной стороной ладони:
— Говорят, он приходит на последний бой. Так говорят. Если он кому-то очень-очень нужен. Ну вот как моей мачехе, когда Принц-деспот своей армией на наш замок попёр.
— А за Принца-деспота он воевал когда-нибудь?
— Сто раз! Принц с его помощью столько земель заграбастал… Правда, это было давно уже.
Снова стало тихо, только дождь по веткам шуршал.
— Выходит, он то за тех, то за этих, — пробормотала я. — Что ему, совсем всё равно, за кого воевать?
— У кого последний бой, за того и воюет.
— И сколько у деспота насчиталось этих «последних боев»?
— Дура, — непочтительно сказал некромант. — Последний — это не по счёту. Это по настроению. Когда вот хоть умри — а надо победить.
— Знакомо, — ухмыльнулся Уйма. — Мой папа, Охра Костегрыз, тоже так умеет. Идёт к каким-нибудь недобитым Шакалам за двумя бочками рыбьего жира, а верит, будто последний бой, самый-самый важный. У него бы Мастер-Генерал вообще не умирал никогда.
— Какая нам разница, — промямлила я. — Если замок деспота всё равно не взять.
Уйма поглядел на меня, потом на Максимилиана. Поманил некроманта пальцем. Тот подполз поближе.
— Удирать попробуешь? — спросил Уйма, обнажая в улыбке белые зубы.
Максимилиан отпрянул и так замотал головой, что с мокрых волос во все стороны полетели капли. Он был напуган; я покосилась на Уйму, и мне тоже сделалось страшновато.
* * *
Утром мы перевалили за холм, и нашим взглядам открылась пристань огненных шаров.
Не то чтобы я раньше никогда шаров не видела. У нас перед школой на перекрёстке, помнится, целый месяц стоял надутый шар с какой-то рекламой, но тот был тряпичный, с вислыми серыми боками, и улететь на нём никуда нельзя было. А от этих, прикованных цепями к якорям, так и пыхало жаром. Всего их было три: два почти чёрные, тяжёлые, цепи вокруг них провисли. А третий — тёмно-красный — висел над землёй, натягивая цепи, и воздух над ним дрожал.
— Троих не поднимет, — тихонько сказал Максимилиан.
— Даже и не думай, — прочитал его мысли Уйма. — Шаг в сторону ступишь — знаешь, что сделаю?
Максимилиан повесил голову.
Чем ближе мы подходили к шарам, тем неспокойнее становилось у меня на душе. Под шарами громоздились на земле хибары и помосты, и ещё какие-то странные сооружения, а вокруг не было ни души. Ни голосов, ни шагов, ни лая, ни скрипа колёс — в тишине слышались только неясное царапанье, шорох и возня, будто в огромную спичечную коробку затолкали майского жука величиной с дом.
— Перевозчик! — крикнул Уйма, нарушая эту жуткую тишь.
Приоткрылась деревянная дверь, висящая на одной петле. Выглянул старикан лет девяноста, жёлтый и морщинистый, лысый, зато с длинной белой бородой.
— Ну?
— В страну вулканов свезёшь?
— Пятьсот монет, — старик не обрадовался и не удивился.
— Триста.
— Четыреста пятьдесят, — старик опять-таки не выказал никаких эмоций, будто все вопросы и ответы были расписаны наперёд.
— Триста.
— Четыреста.
Уйма отцепил от пояса кошелёк. Бросил старику. Тот не поймал, разиня. Кошелёк ударил его в грудь, заставив покачнуться, и шлёпнулся на пол. Звякнули монеты. Старик поморщился, потирая рёбра:
— Тут триста пятьдесят.
— Так мы летим или уходим?
— Летите, — старик подцепил кошелёк босой ногой, поднял его ловко, как обезьяна, перехватил рукой и сунул за пазуху. — Где вам надо в стране вулканов?
Мы переглянулись.
— Мы ищем Принца-саламандру, — сказала я прежде, чем Уйма успел вмешаться.
Стариковская лысина — от бровей и, наверное, до затылка — взялась мелкой рябью морщин. Кажется, мои слова слегка поколебали его скучное равнодушие.
— Мало с вас взял, — сказал он после длинной паузы.
— Сделанного не воротишь, — сообщил Уйма, искоса зыркнув на меня круглым бешеным глазом.
— Ладно, — старик решился. — Вам, стало быть, в столицу ихнюю надо, ко дворцу. Под такое дело лучший шар запущу. Пошли.
Мы прошли вслед за ним через покосившуюся дверь и оказались в квадратном дворике. Над головами нависал горячий шар. Царапанье, шорох и возня стали громче, они доносились из шара, изнутри. А посреди дворика, опутанная верёвками, стояла огромная странная штука, я с первого взгляда даже не поняла, что это такое. А когда поняла, то так и застыла с разинутым ртом.
Это был костяк! Вернее, одна только грудная клетка с рёбрами. К позвоночнику крепились цепи, ведущие вверх, к шару, а внутри, где когда-то помещались лёгкие, сердце и прочие потроха, была устроена кабина для воздухоплавателей. Я так и встала — к земле приросла.
— Ловко, — сказал Уйма. — Это где же водятся такие птички?
— Где надо, — вежливо сообщил старик. — Голову-то пригни, а то таких здоровых мы обычно не перевозим.
Уйма пробрался внутрь, через секунду я увидела его сквозь рёбра, как сквозь решётку. Теперь, когда он упомянул о «птичках», я и сама догадалась, что скелет, похоже, птичий, а значит, лёгкий. Вот только зачем? Что им, трудно было обыкновенную корзину смастерить?
Некромант стоял и смотрел на это уродливое чудо, видно, и на него устройство шара произвело впечатление. Тем временем старик-перевозчик влез на шаткую лестницу (мне казалось, что он вот-вот свалится) и длинной палкой заколотил по тёмно-красному горячему боку.
Шорох сделался громче. Послышалось шипение, а потом и свист. Шар стал разгораться изнутри, с каждой секундой становясь всё ярче и горячее. Я отпрянула — таким жаром пахнуло в лицо. Старик тонко закричал и заругался, и в следующую секунду я увидела угловатые тени, которые метались там, в шаре, внутри. С каждой секундой они становились всё яснее, потом сквозь полупрозрачную оболочку прямо на меня уставилась зубастая морда — глаза горели, из пасти вырывался белый огонь.
— И-и-и! — завизжал старик. — Вз-и-и! Пошли! Снулые твари, холодцовые кишки, давай, сволочи, в столицу, во дворец, чтобы вам всем повыздыхать! Вз-и-и!
И так, визжа и ругаясь, он что есть сил колотил палкой по шару. Оболочка чуть вздрагивала, а цепи, удерживающие шар на земле, натягивались всё сильнее.
— Чего уставились? — крикнул перевозчик нам с Максимилианом. — Сейчас отвалит!