Читать интересную книгу Остров Бога - Бенджамин Нер

В Цфате стоят древние синагоги, и лежат на кладбище мудрецы именами, которых эти синагоги названы. Много странного рассказывают о кабалистах. О том, как один из них вызвал к недельному чтению Торы праотцев Израиля, и как подходили к биме[29], выступая из серой тьмы, Авраам Исаак и Иаков. А другой мудрец показал императору Рудольфу всех родоначальников двенадцати колен израилевых, и грозного Иуду и крошечного Бениамина. Причём принимал он императора в огромном замке, который перенёс для этой цели из дальних германских земель, — очень уж ему не хотелось, смущаться скудностью своего жилища. Знание каббалы это умение правильно обратится к Богу, для того что бы «включить», например, мрачный обряд «Пульса де-нура»- «огненную плеть».

В соответствии с твёрдыми убеждениями любого монотеиста, этот обряд не может «насылать» Божий гнев, не по силам нам! Кабалист способен, только, правильно обратится к Богу, за Справедливым судом, если считает, что грех, совершаемый неким человеком, смертельно опасен для Острова. Любые сведения о проведения этого обряда разглашению не подлежат! И если решение о проведении обряда будет принято, то человек, призывающий Гнев Суда, должен знать, что и сам попадает под пристальное внимание Небес, и тогда, если «обвиняемый» невиновен, наказание падает на голову его призвавшего. В тот же час, один из трёх ангелов смерти Абаддон, Азраил или Самаэль, нисходит в мир и убивает того из двоих, кто более грешен. В иудаизме сложилась практика не обрекать гибели единоверца — нельзя иудею предать смерти иудея. Это заповедано свыше, ибо желающих подвести «народ Израилев» под мечи, всегда было в достатке. Но есть, один очень древний закон, «Дин Родеф», который оправдывает убийство иудея, предавшего народ, и отдавшего землю врагу. Премьер-министры Израиля Ицхак Рабин и Ариэль Шарон, были подвергнуты проклятию именно за это. Рабин через месяц после проклятия был убит, а Шарон, через полгода, получил такой удар «огненной плетью», что несгибаемый «Бульдозер», быстро превратился в недвижимый кирпич.

Другой закон, «Дин мосер», приговаривает к смерти доносчика, сообщившего о любых еврейских замыслах врагам. Смерти достоин даже тот, кто только захочет донести, пусть и в будущем, из чувства мести или обиды. Смерть доносчика, считалась делом времени, и осуществлялась не за счёт вмешательства Высшего суда, а за счёт вполне человеческих побуждений людей пострадавших от доноса.

Великий еврейский законодатель и теолог Маймонид, писал что «Мосер» заслуживает смерти и может быть убит даже в наше время, когда религиозные суды не выносят смертных приговоров. Это замечательное слово «Мосер», трансформировалось в российский каталажках, в хорошо всем знакомое слово «мусор» или «мусорок», что гораздо благозвучнее, хотя на результаты «резьбы по мясу», вовсе не влияет.

«Предатели есть у каждого народа. Народ предателем не бывает».

* * *

Мне лучше всего в Цфате зимой, когда льют дожди, вот счастье то, какое! В камине гудят сосновые поленья и теплое сладкое вино с корицей и кардамоном, веселит оживающую душу странника. В Цфате есть целый городок художников, в основном тихих пейзажистов, иногда, правда, впадающих в художественное буйство, и создающих нечто, вполне в духе этих мест. Между прочим, существует и кабалистическая живопись: ряды сфирот — мирообразующих сил, силуэты людей сложенные из древних букв, складывающихся в молитвы, и виденья грядущего-схождения Храма, непременно на своё законное место. Есть в городе и осуществлённая мечта отца Фёдора — свечной заводик. Свечечки делают миленькие, какого-то туманного расплывчатого окраса.

Для Хануки[30], для поминовения, и просто, для красоты, волшебные обязательно, но это так, к слову. В этот городок бежали многие из испанских изгнанников, которых выжили из королевства Кастилия и Арагон, их католические Величества Фернандо и Изабелла. Для евреев изгнание стало чудовищной национальной катастрофой. Инквизиция же судила каждого подозреваемого в исполнении иудейских религиозных обрядов, и жгла их нещадно. Многим это покажется странным, но почти во все времена евреи любили страны, в которых селились, даже больше титульных наций, вот такие полоумные патриоты. На «почве» руководил изгнанием этих испанофилов, конфискациями и занимательными для юношества, аутодафе, незабвенный Томас Торквемада.

Маленький Томас, родился в обычной испанской семье, где бабушки частенько сознавались, если их правильно пытать, в том, что в детстве были натуральными еврейками. Торквемада проделал путь от монастырского поваренка, до духовника королевы и Великого инквизитора. Эта была такая традиция семейная, у них, у Торквемад — папа маленького Томми, тоже служил в монастыре, у доминиканцев, ну не монахом же, конечно, а иначе Томи не стал бы даже зародышем. В ордене, заведовавшем судами инквизиции, пытками и преследованиями еретиков, им обеим, очень нравилось, а почему не известно. Может «писчу» давали хорошую, и от пуза? Поварёнок Торквемада, мог, наверное, иногда, и умыкнуть, что-нибудь вкусненькое для мамуси и неправильной бабки, а они его журили за это, в тайне им гордясь!

Не всем евреям захотелось соблюдать традицию тихого сидения в лужах крови своей семьи и многие стали мстить. Ах, как я люблю мстить, но только, не вставая с дивана! Лежу и мщу страшно всем своим обидчикам, топлю их, гадов, в болотистых метах, режу специальным ножиком тонко-тонко, как на бекон, а с дивана не встаю, потому что лень и страшно. А вот некоторые повставали с диванов и наладились католиков потрошить, всех подряд, лишь бы подвернулись. Вот оттуда и пошла славная когорта евреев-пиратов, крепивших на рострах своих кораблей, не голую бабу-наяду, а свиток Торы. Я так и вижу, как всматривается в море смуглолицый красавец, человек с весьма красноречивым именем, Самуэль Палаче, он же Шмуэль Фаладжи, который был натуральный раввин и кабалист, а вдаль он смотрел с надеждой, не покажется ли на горизонте испанский флаг. Сонная, не опасная волна раскачивает его шебеку, нежный бриз наполняет бело-голубые паруса, и уносит в несусветную даль, вонь от болтающихся на реях испанцев. Вместе с ним на сладкой ниве отмщенья, потрудились и другие братья по вере.

Мозес Коэн Энрикес, вышел в море, вместе с товарищем, бывшим испанским галерным рабом, дослужившимся до адмирала, голландцем Питом Хейном. Покуролесили они крепко, оттого, что были оба два, злопамятные и ужасно мстительные, а моряки серьёзные, не хуже Нахимова, хотя он и не еврей. А не еврей он потому, о, вы искатели еврейства в людях с подозрительными фамилиями, что был адмирал крещён, и знать не знал, и ведать не ведал, что его предки толи Нахимсоны, толи Нахимовичи, были семитами испытанными. А если и были? Нет, не еврей этот благородный русский военнослужащий, и не заикайтесь даже, хоть нахимовцев пожалейте!

По пути на Кубу, негодяи эти, не нахимовцы, а Коэн с Хейном, утопили тьму «золотых галеонов» и сами озолотились, естественно, а матросиков с идальго ихними, совсем не щадили, потому что очень были настроены против их католических величеств Фернандо и Изабелы, ну и накормили местную ставриду «матросятиной», от пуза. Вот такие обидчивые, звери. Так старались, так старались, что чуть не потеряли из-за перегруза хорошими металлами собственные корабли. Прославился и Яков Куриэль, который прежде чем заняться пиратством, был офицером испанского королевского флота, под славным именем Дуартэ Нуньез дэ Костаа, а после изгнания и конфискаций, на оставшиеся пиастры снарядил быстроходный фрегат, по слухам просто угнал новёхонькую каравеллу «Санта Мария» причём прямо из гавани.

С командой, набранной преимущественно из соплеменников, Куриэль топил как булыжники, испанские каравеллы в Карибском море. Считается, что он похоронен в Цфате, рядом с великим кабалистом Аризалем, или даже рядом с самим раби Лурия, но это не слишком достоверные слухи — там покоится другой Куриэль, негоциант.

Лютовал, правда, позже, в 18 веке, ещё один кровопийца, Жан Лафитт, из славной семьи потомственных флибустьеров. Он, проходимец этот, сыграл интересную роль в истории американского континента — после того как его упрямый дед сгорел на костре Инквизиции за верность своей вере, его неуёмный внучек, основал в окрестностях Нового Орлеана целое пиратское королевство. Его отряд, сражавшийся на стороне американцев, и устроивший заносчивым британцам элегантное кровопускание, насчитывал более тысячи первостатейных еврейских головорезов.

* * *

Цфат лежит в Верхней Галилее. При помощи слова «Галилея» я запросто докажу вам какой лёгкий язык иврит. Начнём вроде бы издалека. Вот слово волна — «гал», нарисуем её и получим загогулину. Ну, а если волны две, то получиться «галгал», тьфу, как примитивно. А если мы их еще и нарисуем одну под другой, то выйдет круг. Ну, правильно — Галилея означает «округ». Та Галилея, что верхняя примыкает к горам Ливанским, она и вправду высока, холмы, поросшие дубами и кедрами, поднимаются на 2000 метров, по ущельям бродят задумчивые кабаны, перешедшие с постного жёлудя на кибуцный авокадо. Это чревоугодие не осталось безнаказанным — на кабана охота открыта чуть ли не круглый год. Один мой знакомец Саша Дохман, редких размеров рыжий и усатый еврей-водолаз, научивший тружеников кибуца «Дан», готовить и успешно продавать форель горячего копчения, рассказывал со злобой в голосе, про их, кабанов, не спортивное поведение. «В ночи, — говорил Саша, — один такой секач, здоровый как слон, разбегается и влетает в могучую ограду вокруг плантации, как танк, мать его! И валит её, представляешь!? А за ним вся его семья! Старшие детки, мамки, папки бьются об стволы всем своим мясом — плод и падает! И они все наше, вместе с мелкой поросёй, довольные сами собой, жрут! Всё бы сгибло, кабы не я!». И правда, всё бы «сгибло» кабы не Сашин меткий глаз и верный «Зауэр», что гремит из засидки на самом толстом авокадо и валит на скорбную нашу землю жертв собственного обжорства. Да, чуть не забыл, в Верхней Галилее ещё арабы живут, и они очень разные эти арабы. Некоторые не отличаются от своих братьев из Марокко и Ливии, а некоторые больше похожи на своих древних предков, первых последователей Христа.