Даже не знаю как описать ощущение, возникшее при взгляде на них – ничего похожего я прежде не испытывал. Они походили не столько на живых существ, сколько на след, оставленный помпейской фигурой в пепле – и одновременно были как бы предчувствием.
Знаете, так бывает: заходишь в комнату, видишь быстро испаряющийся отпечаток ладони на оконном стекле – и понимаешь, что здесь кто-то недавно был. Исчезнувшего еще помнит воздух, помнит обивка кресел, но его уже нет. А бывает так, что сидишь вечером в кабинете, и вдруг кажется, будто кто-то сейчас непременно войдет, и при одной этой мысли охватывает ужас…
То, что я испытал при виде этого живого кольца, было страннейшим сочетанием двух этих чувств, предчувствия и послевкусия, словно то, что я видел, уже исчезло – и теперь вот-вот собиралось появиться снова…
Изогнутые фигуры не были на самом деле плотными и физическими – это было как бы слабо светящееся нечто, похожее на притворившийся мрамором дым.
Не знаю, удалось ли мне передать вам свое чувство, но один только вид этих созданий немедленно отозвался у меня в желудке.
Я вспомнил слова Капустина о бородачах, изгнанных из настоящего времени в будущее и прошлое. Именно их, похоже, я и наблюдал. Вернее, не их самих – а как бы их тень, падающую в настоящее с двух сторон.
Смотреть на них было неприятно и больно, но все же я успел различить скрытые растительностью не то лица, не то морды с глубокими впадинами глаз, огромные бороды, растущие не только из лица, но даже из шеи и груди – и кривые рожки над головами. Конечности их были самого устрашающего когтистого вида. В общем, эти создания походили бы на чертей гораздо больше, чем полковник А, не будь они такими призрачными.
От кольца, образованного двумя гигантами, отходил толстый канат из той же зыбкой дымоподобной материи – и заканчивался на стальном ящике Карманникова.
Все прочие существа в подвале были чертями, внешне почти неотличимыми от полковника А.
Четверо стояли по углам, держа в руках какие-то черные палки, похожие на оркестровые флейты – в их отверстиях и клапанах просверкивал тот самый синий свет, что лишил меня воли несколько минут назад, и выглядели эти инструменты весьма устрашающе.
Двое чертей колдовали над ящиком Карманникова (именно что колдовали – они делали странные движения ладонями, с которых свешивались как бы длинные потеки светящегося желтого теста), а рядом с ними сидел третий, чья голова была соединена с головой Карманникова желтой шевелящейся веревкой из того же вещества. На лице Карманникова было написано отвращение пополам с болью – и я сразу догадался, что черти самым беззастенчивым образом ковыряются в его памяти и мыслях.
Догадался я потому, что вспомнил церковные проповеди о вторгающихся в наш разум бесах. Прежде они смешили меня своей кажущейся недостоверностью. Как же бесы проникают в течение наших мыслей, язвительно вопрошал я – залезают через ухо? Или, может, через ноздрю? Или слушают тишайший ток мыслей каким-то особым чертовым стетоскопом? Как ни смешно это прозвучит, Елизавета Петровна, правильный ответ таков – черти проникают в наш ум посредством желтых веревок.
Видимо, все эти очки, ушные вкладки, веревки и потеки теста были сделаны из одного и того же живого вещества, хотя различались размером и формой. Лентами из него были стянуты и гиганты, образующие собой ворота. А опустив глаза, я увидел нечто похожее и на собственных запястьях.
– Что это такое? – спросил я. – Вот это, желтое?
– Наша технология, – ответил полковник А. – Одна из.
– Технология, – повторил вдруг Капустин, словно придя в себя. – Вы американцам ее тоже передали?
– Сами спросите, – сказал полковник А. – Они сейчас прибудут.
– Что? – наморщился Капустин. – Как прибудут? Откуда?
– Мы перенастроили ваш турникет, – сказал полковник А. – Теперь он ведет не в лубянское подземелье, откуда вы шагнули в прошлое, а совсем в другую локацию… Вот, не угодно ли.
Видимо, черти понимали друг друга без слов. Полковник А ничего не сказал своим сообщникам и не подал им никакого знака – но по опутанным желтой лентой гигантам прошла судорога, и пустота между ними засветилась.
А потом – совсем запросто, словно это была дверь в соседнюю комнату, – в подвал из ворот стали входить гости.
* * *
Впереди шли три черта. Они выглядели чуть крупнее и темнее остальных, и гульфики у них были ярче, с отливом в желтизну.
Один из них – тот, что в центре – держал нечто похожее на римский военный штандарт: темный шест, увенчанный светящимся кольцом с треугольником внутри. Треугольник был повернут вершиной вниз, из-за чего знак казался отдаленно похожим на косоглазый лик этих существ.
Кажется, это был оккультный или масонский символ – где-то я подобное видел. Только здесь он был необычно окрашен: кольцо светилось зеленым, а треугольник внутри – розовым. Вокруг кольца мерцали какие-то огоньки, похожие на письмена, но лишь только я попытался разглядеть их, как увидел на их месте латинские буквы:
SAFE SPACE
А затем вместо них появились русские слова:
МИРНЫЙ КОСМОС
Мало того, пока я моргал, русская надпись переменилась на «БЕЗОПАСНЫЙ КОСМОС», уменьшившись при этом в размерах.
Однако самое поразительное свойство штандарта, Елизавета Петровна, заключалось в другом.
От светящегося знака исходила власть. И не в переносном смысле, а в самом прямом – я, как только ощутил ее, сразу понял, чего именно пытались достичь древние земные вожди, предписывая носить подобные изображения перед процессиями и войсками.
Вы спросите, какого рода власть? Это была власть над умом и душой, непосредственно ощутимая и несомненная. Она, если я могу так выразиться, сама доказывала свою состоятельность и не оставляла никакого места для сомнений. Проникшая в мою голову сила была настолько уверена в себе, что даже не подавляла мою волю.
При одном взгляде на штандарт становилось ясно: стоящее за ним могущество безмерно, и все, кто решится пойти против него, обречены. А покорным и послушным были обещаны безопасность и мир… Переживание было настолько отчетливым, что не нуждалось ни в каких дальнейших аргументах. Все было ясно без слов.
Что интересно, угроза исходила от внешнего зеленого кольца, а обещание мира – от перевернутого розового треугольника внутри. Так, во всяком случае, показалось мне вначале, но вскоре я перестал различать подобные тонкости.
Встав перед круглыми воротами, черт со штандартом поднял его и ударил шестом в землю. Что-то горячее колыхнулось в моем мозгу, и мне всей душой захотелось услужить этим зеленым чертям хоть чем-нибудь, а если не выйдет – то хотя бы не вызвать их неудовольствия.
А затем из ворот появились трое людей со стульями в руках. Выглядели они довольно странно.
Все они были средних лет, с выбритыми лицами, коротко и как бы по-детски стриженные. Они носили такие же желтые очки, как и мы все, а одеты были в просторные серо-зеленые пижамы, покрытые как бы многослойными пятнами грязи. Приглядевшись, можно было увидеть, что пятна состоят из множества цветных квадратиков – видимо, чтобы наблюдатель понял, что это не настоящая грязь, а с большим искусством созданная видимость.
Я подумал, что наши нигилисты часто пытались перенять вид низших сословий, не гнушаясь самых постыдных печатей бедности и порока, но до такого самоуничижения, кажется, не доходил никто… Потом что-то повернулось у меня в голове, и я догадался, что вижу военных в форме. Но погонов или эполетов на них не было, только у одного на груди, словно ценник на кукле, висела бирка с двумя звездами.
– Здравствуйте, господа, – сказал военный с двумя звездами. – Я Николас Крофт, задний адмирал. Стратегическое командование.
– Дэвид Берч, профессор, – представился военный без знаков различия. – Массачусетский институт технологии.
– Аарон Димкин, полковник, – сказал другой военный без знаков различия. – Центральное разведывательное управление. Можно просто Дима. Ну или просто Димкин, хе-хе…
Он говорил по-русски, и я понял, что двое перед ним представились по-английски – но я каким-то образом услышал их по-русски. Видимо, эти желтые наушники переводили вообще любую речь, и делали это с огромной скоростью.
Визитеры поставили свои стулья в линию недалеко от нашего стола, сели на них – и некоторое время нас изучали.
– Ну что, герр Капустин, попали? – спросил Димкин все так же по-русски – вполне, как мне показалось, дружелюбно.
– И вы попадете, Дима, – ответил Капустин. – Не сомневайтесь. Даже эта хусспа не поможет.
По его кивку я догадался, что так он назвал грозный знак власти (а может быть, сам ее источник) в руках у черта, стоявшего перед воротами.
– Сразу предупреждаю, – продолжал Капустин, – допрашивать, пытать, обкалывать наркотиками, сканировать или зондировать нас бесполезно. У нас полная гипноблокировка. Тут же все забудем. Не сможем поддержать разговор.