— Одним из них были деньги? Не так ли?
— Деньги? — Она вскинула свои длинные ресницы и вновь с удивлением уставилась на него своими водянистыми, широко раскрытыми глазами.
— Нет. Он не стеснял меня в деньгах. Я могла тратить, сколько хотела. Но мне не нужны были деньги, мне нужен был Джон. Если бы я только раньше знала, что он хотел иметь ребенка.
Она говорила холодным, размеренным тоном, не выдающим никаких внутренних чувств. Базиль никак не мог понять, действительно ли она дорожила Джоном, а не тем престижным положением в обществе и той властью, которой она пользовалась, оставаясь супругой богатого человека.
Такси остановилось в тени жилого небоскреба, который, словно вышка, отражался на серо-голубом фоне неба.
— Хотите зайти?
Он прошел за ней в холл. Скоростной лифт ракетой пролетел двадцать три этажа, и они вышли из него в вестибюль из стекла. Через его прозрачные стены была видна гостиная, очень просторная и безликая, словно холл какого-то отеля. С четырех сторон ее окружала терраса. Из каждого широкого окна были видны спинки летних шезлонгов, макушки кустов, парапет и серо-голубое небо. Тентовые навесы превращали гостиную в прохладное, уютное, тенистое убежище.
— Замечательное помещение для детишек или прекрасный вольер для любимых животных! — пошутил Базиль.
— У меня нет ни того, ни другого.
— Даже канарейки?
— В Нью-Йорке нет. Есть пара ирландских сеттеров в Фернлейе и целая конюшня верховых лошадей. Мне кажется, там живут канарейки в оранжерее. Но я не обращала на них внимания. Ими занимается мать Джона.
Шурша юбкой, Марго пересекла широкую комнату и вышла на залитую солнцем террасу. Она опустилась в соломенное кресло и дотронулась до кнопки звонка, утопленной в подлокотнике. Очевидно, это был условный сигнал, так как тут же появилась служанка с подносом, на котором стояла бутылка джина «Том Коллинз» и ваза с фруктами.
— Мадам, вас спрашивает какой-то джентльмен по имени Адеан. Мистер Адеан.
— Я не знаю никакого мистера Адеана, — ответила Марго, вопросительно посмотрев на Базиля.
— Это тот человек, который играл одного из слуг Владимира.
— Ну что же! Я готова его принять.
Служанка скрылась в дверях гостиной. Через несколько минут они услышали, как открываются двери лифта. Очевидно, прихожая находилась этажом ниже. Неслышно ступая по мягкому ковру, вновь на террасе появилась служанка и торжественно объявила: «Мистер Адеан».
Он был без шляпы, в рубашке «а-ля-Байрон», распахнутой на груди, но так как он не обладал байроновским профилем, то весь эффект, на который он, вероятно, рассчитывал, был испорчен. Ему явно не шел его ворсистый твидовый пиджак горчичного цвета, так как еще больше подчеркивал рыжеватость его волос и веснушки. В руке он держал трубку, а под мышкой — увесистую, пухлую рукопись, переплетенную в зеленый картон, с медными скрепками, поблескивающими на солнце. Ему не хватало лишь лохматой собачонки, чтобы выглядеть стандартным, преуспевающим литератором.
Очевидно, он крайне удивился, увидев здесь Базиля. Он повернулся к Марго.
— Добрый вечер, мисс Ингелоу. Боюсь, вы меня не помните. Но мы встречались сегодня утром в кабинете Сэма Мильхау, и, кроме того, вчера вечером я был на сцене в тот момент, когда вы выходили из алькова…
— Ну и что? — голос Марго был таким же холодным, как кубики льда в ее стакане.
Но кроме нарочитой холодности требовалось что-то иное, чтобы сбить с толку Адеана. Он сел, не ожидая приглашения, и продолжал, чувствуя себя как дома.
— Сегодня утром полиция расспрашивала меня о вас. Я рассказал им, что видел, как вы вышли из алькова до того, как туда вошел ваш муж. — Адеан выдержал паузу, чтобы с особым акцентом произнести следующую фразу. — Вероятно, не вы его укокошили…
— Действительно, не я.
— Понимаю, это правда, но… — Кривая ухмылочка играла на губах Адеана. — Я — единственный свидетель, который может это подтвердить.
Марго бросила на него пронзительный взгляд.
— Вы пришли, чтобы напомнить мне об этом?
— Вовсе нет. — Адеан воровато посмотрел на Базиля, словно спохватившись, что балансирует на грани шантажа в присутствии представителя окружного прокурора.
— Нет, я просто хочу выразить свои соболезнования в связи с кончиной вашего мужа, и мне крайне жаль, что нам при этом пришлось так много пережить. Кроме того, у меня к вам есть деловое предложение. Сэм Мильхау сказал, что вы интересуетесь театром. Теперь, когда вы унаследовали состояние Ингелоу, почему бы вам не взяться за финансирование моей пьесы? Может, вы соблаговолите ее прочесть?
Марго смотрела на него, лишившись дара речи. Она никак не могла понять, о чем он толкует. В эту минуту Базиль вспомнил давнишнюю историю об одном ловком суперторгаше, который однажды составил такое послание: «Дорогой Мистер Смит! Я очень сожалею о печальной кончине вашей матушки и хотел бы в этой связи заодно узнать, не желали бы вы приобрести недавно выпущенный нашей фирмой буклет юмористических приветствий.»
— Посмотрите, прошу вас, — Адеан всучил ей в руки толстую рукопись и откинулся в своем кресле-качалке настолько довольный собой, словно он оказал ей невесть какое одолжение.
Марго казалась ошарашенной такой лобовой атакой. Механически она начала перелистывать страницы. Адеан повернулся к Базилю.
— Она называется «Давайте уничтожим привычное!».
— Зачем? — спросил Базиль.
— Почему бы и нет? — прошептала Марго.
— Это цитата из Спендера, — объяснил Адеан. — Смысл ее заключается в любом социальном потрясении, которое по своей силе затмевает все остальное.
— В отрыве от контекста она звучит примерно так: «Давайте уничтожим все автомобили!» — улыбнулся Базиль.
— Вы считаете, что кто-то догадается о смысле этого выражения? — спросила Марго.
— А зачем им стараться? Вначале никто не понимал, что означает «Дорогой Брут», «Атомный гриб», «Мыши и люди». Давая пьесе неясный, хитрый заголовок, вы стараетесь озадачить людей. Он заставляет их рыться в словарях, и таким образом создается молва о пьесе. Моя первая сцена разворачивается в прибрежном кабаке. Когда поднимается занавес, на подмостках находятся три лица — Лулу, Крысолицый и Багси.
Марго жестом дала понять, что все, что она прочитала, ей не по душе.
— Еще одна пьеса о гангстерах?
— Ничего подобного. Она скорее похожа на «Табачную дорогу», но действие происходит в Нью-Йорке. Здесь вы найдете смачные, но вполне земные персонажи, — продолжал он. — Лулу — сводница. Голова Крысолицего еще в детстве, когда ему было три годика, побывала в гидравлическом прессе, и с тех пор он таким искореженным и остался. Один Багси — вполне нормальный человек, но время от времени у него появляется острое желание отведать человеческой крови, и для удовлетворения своего желания он должен кого-то убить. Что он и делает время от времени.
— Он и есть ваш главный герой? — злобно спросила Марго.
— В пьесе нет героя, — обидевшись, проговорил Адеан. — Все действующие лица — слабые, невежественные люди, которых жизнь занесла в самодовольное, лицемерное общество. Я показал их в истинном свете — они отвратительны и жестоки, но все же они могут быть человечными и жалостливыми. Привередам не нравится та сцена, когда Багси убивает ребенка-калеку, но если в зале найдется пара реалистично мыслящих умов, то они будут лишь приветствовать такое честное утверждение совершившегося факта. Но Багси находится в наркотическом бреду. Входит Лулу и начинает бить его ногой в пах… Он выдирает у нее клок волос и…
— Достаточно, мистер Адеан. — Марго бросила рукопись на столик. — Я не намерена ставить вашу пьесу.
Адеан не скрывал своего изумления.
— Но вы даже не прочитали ее до конца!
— Нет. И не стану. Я приняла решение, а мое решение твердо, — сухо ответила она. — И в реальной жизни полно ужасов, мистер Адеан, особенно сейчас, в наше время, когда повсюду в мире льется кровь, раздаются выстрелы. Люди не хотят любоваться такими картинами на сцене.
— Но послушайте, — Адеан начинал волноваться. — Постановка такой смелой пьесы окажет услугу нашему обществу. Только так можно доказать, что за паскудная вещь эта жизнь. Кроме того… — он перешел от идеи к практическому ее воплощению, — публика заплатит кучу денег, чтобы только увидеть ту сцену, где Лулу и Багси… подождите, сейчас я вам ее прочту.
Он протянул руку к рукописи, но не успел до нее дотронуться, как Марго вскочила на ноги и заорала:
— Я знаю, о чем здесь идет речь! Я готова оказать финансовую поддержку любой пьесе, но не вашей!
— Может, у вас есть другие идеи?
— Да, есть. Подождите минутку.
Она стрелой вылетела с террасы и захлопнула за собой двери в комнату. Но через распахнутое окно было слышно, как она набирает номер телефона.