Всё такая же прекрасная, как и до этого. Пышная, фигуристая, довольно высокая женщина с блестящими тёмно-каштановыми локонами, распущенными по плечам и заколотыми у висков дорогими украшениями. С вхождением острова Лавиль в подданство Гидриаров, Ланхолия стала ещё дороже одеваться и теперь превосходила своей красотой не только диатрис Монифу, но и большинство молодых девушек. Её красота была не лёгкая, девичья, но не менее притягательная — зрелая и загадочная в своей нетленности.
Неудивительно, что её часто называли ведьмой. Хотя Гидра не замечала у матери интереса к саваймам и бормотанию старой Тамры. Скорее, она просто принадлежала к той редкой породе нестареющих смуглых женщин из рода Нааров, и младшие её дочери явно унаследовали эту легендарную красоту.
Ну, зато Гидре достались её длинные пышные волосы, что удачно скрывали костлявые ключицы.
Увидев дочь, леди Ланхолия тут же расплылась в своей дипломатически-подобострастной улыбке и, как следует по протоколу, поднялась на ноги. Платье пошло складками у неё на животе, и Гидра задумалась: может, Тавру настал час получить долгожданного наследника?
Тогда бы вся Рэйка пошла ходуном, как пить дать.
Либо матери просто удалось набрать несколько лишних кило на вкусной еде с Лавиля, что, впрочем, ничуть не попортило её внешний вид.
— Дорогая Гидра, — сказала она мягко. — Ты же не против поговорить с мамой?
— Не знаю, как отвечать на такой вопрос. Впервые в жизни у меня есть выбор, — фыркнула Гидра, но без лишних расшаркиваний села в кресло напротив неё. — Я слушаю.
Ланхолия не смущалась ни секунды и столь же мягко опустилась обратно на диван.
— Я знаю, мы в ссоре, — заговорила она. — Но ты стоишь на пороге больших изменений. Так или иначе, враждовать уже не получится. Если ты собираешься быть диатрис, ты будешь слушаться нас. И мы обе понимаем, что это не нравится ни тебе, ни нам.
— Что прикажешь делать? — Гидра развела руками. — Диатр питает особую слабость к таким же «непонятым», как он сам. Мне это и самой не по душе, но ради вашего удобства я подставляться не стану.
— Конечно, стать диатрис для тебя — лучший исход, — кивнула Ланхолия. — Но только так кажется. Ты понимаешь прекрасно, что отец должен стать истинным правителем Рэйки. Потому что он хозяин драконов.
— Да это понимает каждый придорожный камень.
— Лара, став диатрис, смогла бы мягко и бескровно подвести к этому последнего Астрагала, — велеречиво продолжала марледи. — Но ты всё испортишь. Сделаешь хуже и доведёшь до собственной казни. Довольно скоро.
— Да знаю я, знаю! — всплеснула руками Гидра. — Ещё раз говорю: что делать-то, если свадьба уже назначена на завтра?
Ланхолия словно не слушала её и говорила по своему собственному сценарию, медленно подводя к сути.
— Ты знаешь, что пока что ты под защитой диатра, и поэтому угрозы не заставят тебя уйти. Но у меня есть предложение. Я организую твой отъезд этой ночью. Тебя будет ждать безбедная жизнь в Цсолтиге.
— И где гарантия, что меня не прирежут на корабле? — сухо поинтересовалась Гидра.
— Гарантий нет, — опасной улыбкой ответила мать. — Но тебе больше не на кого положиться. Мало кто обладает таким же влиянием и будет готов помочь тебе.
— Во что я ни за что не поверю, так это в то, что вы готовы помочь мне, — Гидра резко поднялась на ноги. — Уходи прочь.
И хотя само предложение матери было дельным, Гидра ни на секунду не задумалась о том, чтобы дать своё согласие. Вероятно, Тавр прислал марледи Ланхолию не просто так. Потому что сам он непременно проговорился бы, сколько убийц будут ему на потеху сдирать шкуру с неудавшейся диатрис на подготовленном для неё корабле.
— Хорошо, дорогая, — отозвалась марледи и поднялась на ноги. — Но учти, от Тавра ты вряд ли уйдёшь сама. Он достанет тебя даже из-под земли, и ты сама удивишься возможностям, что уже есть у него в руках.
Диатрисса мотнула головой. Она не желала говорить больше ничего. И, проводив мать глазами, стала яростно мерить шагами комнату.
«В одном она права: Тавр не потерпит меня на троне», — признавала она. — «Отравят или прирежут так или иначе. Но идти на заклание добровольно — нет, не дождутся!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Несколько часов она раздумывала над тем, что ей делать. Солнце медленно ползло по горизонту. Каждый час убавлял время, остававшееся до вечера и до следующего утра, когда над городом вновь забьёт колокол, возвещая свадьбу.
«Эван не поймёт меня. Малейший намёк на то, что что-то пойдёт не по его задумке, приведёт его расшатанный нрав в бешенство. Хоть бы у меня был какой-нибудь тайный советник или ещё кто, кто помог бы мне решить, что делать», — в сердцах думала Гидра.
Стоило этим словам прозвучать в её голове, как её перебил громкий мявк с улицы. Какая-то кошка ходила и басисто орала рядом с богато украшенным экипажем. Судя по павлину, изображённому на дверце, то была карета марлорда Мадреяра. Шудры сновали вокруг, и, судя по всему, марлорд Вазант готовился к отбытию.
«Не может быть!» — взволновалась Гидра. — «Он же поддержал коронацию Эвана; но теперь не готов поддержать его бракосочетание?»
Судя по всему, отбытие было довольно тихим и быстрым. Пускай и не полностью скрытым, но Вазант явно не собирался привлекать к нему внимание. Поэтому времени у Гидры было мало. Она накинула дупатту на голову и выбежала в замковый двор как раз тогда, когда слуги уже закрывали дверцу за марлордом.
— Постойте! — воскликнула она, оттолкнула слугу и кинулась внутрь экипажа. Вазант испуганно схватился за украшенный рубинами кинжал; но, увидев перед собой диатриссу, молвил шудрам:
— Всё нормально, поехали.
Дверца хлопнула, экипаж тронулся и заныл, скрипя, с трудом вывозя грузное тело марлорда прочь из замка.
— Простите, — выдохнула запыхавшаяся Гидра. Внутри было так тесно, что она могла лишь в самом уголке сесть на должном расстоянии от марлорда. — Я увидела, что вы уезжаете. Но мне очень, очень нужно было вас кое о чём спросить.
— О чём, бедное дитя? — вздохнул марлорд Вазант. — Вас вынуждают ко греху, и ничего с этим нельзя сделать.
— Вот с последним я бы поспорила, — сразу перешла к делу Гидра. — Мне и самой понятно, что в браке с Его Диатростью я долго не протяну. А куда деться — не знаю. Я хотела спросить у вас совета, ведь времени у меня мало, как у жертвы перед глазами дракона.
— Не знаю, что сказать вам, милая, — прошептал марлорд и прикрыл глаза. — Вам бы исчезнуть отсюда сегодня же. Эта ночь может стать для вас последней. Боюсь, вы и сами понимаете… боги не простят вам измены павшему диатрину… и диатрис Монифа не простит…
Гидра нахмурилась.
— Диатрис Монифа?
— Разумеется, милое дитя. Диатрис убита горем. В считанные дни она лишилась всей семьи. Она ещё питает надежду вразумить обезумевшего диатра Эвана, но вы, несомненно, ей будто кость в горле. Ведь ваша поддержка его поспешным и возмутительным решениям ведёт к расколу.
— Мне же просто некуда деться!
— Это иллюзия отсутствия выбора, Ваше Диатринство. На самом деле у вас есть выход. Вот взять хотя бы Аврору. Если б вы с самого начала уволили её от себя, вы бы дали диатрис Монифе понять, что вы уважаете её. Не поддерживаете незаконную дочь Мадреяров, что словно саднящая рана для диатрис. Но теперь-то о чём говорить? Бедное дитя, она не позволит вам пережить эту ночь.
«Но Аврора же ваша дочь!» — возмутилась про себя Гидра. — «Если кого и позорить незаконной связью, так это вас!»
Но законы людей были, вестимо, писаны мужчинами.
Она открыла рот, чтобы ответить, и увидела неожиданно чувственный взгляд марлорда. Но он глядел не на неё, а сквозь неё: в прошлое.
— Словно бедная Сагария Райская Птица, — прошептал он. — Погибла в расцвете своей красоты ужасной, ужасной смертью… и всё из-за преступления людских догм, из-за ревности…
«Похоже, старик был одним из тех, кто увлекался певицей наравне с тигром Мелиноем. И моим отцом», — закатила глаза Гидра.