Когда я тащил свою поклажу в дом, меня царапнула мысль о том, что есть во дворе какая-то неправильность, но что именно не так, я не понял, а зайдя в дом вообще выкинул странные мысли из головы.
При свете лампочки картина прояснилась. Моей собеседнице — рыжей и конопатой девушке лет пятнадцать на вид, и мордашка у неё побитая. Наверняка Ленка подобрала где-то из жалости — фигурка тощая, вместо титек две дульки, но глаза большие, как у Чебурашки.
— Вы Толя? — спросила малышка.
— Толя, а кто тебя так?
Кто бы ни был, хреново ему будет, ведь у девочки вся левая сторона лица синяя. Раны уже, конечно, обработали, но даже смотреть страшно, хоть я и не из чувствительных. Заморочусь, подкараулю и козлу или козлам ноги переломаю!
— Я сама, — вздохнула Лариса.
И похоже, что не врёт!
— Ставь чайник, у меня конфеты есть «Птичье молоко», из Владивостока! — командую я, разоблачаясь и заходя в дом.
Так и есть — спит на моём диване эта лиса. Ладно, в спальне заночую.
— Рассказывай, — требую я, уже умывшись и отхлёбывая обжигающий кипяток из железной кружки.
Лариса тоже пьёт чай, но из моей любимой, почти литровой, фарфоровой кружки. На ногах у девочки мои тапки, и одета она в мою футболку, которая её почти до колен, впрочем.
— Меня Лена поселила тут на время…
— Я про то, что с твоим лицом случилось! — обрываю я.
— А, это! Ничего интересного, упала с дерева. Я за шишками кедровыми лазила.
— Ты в тайге жила? — понимающе кивнул я.
— Нет, я на ваш кедр залезла, что в огороде растёт, а так я из Боготола. Лена — моя сестра двоюродная, — призналась рыжуля.
— А в школе тебе не надо учиться? Ты чего прогуливаешь?
— Я в ПТУ поступила, а там в общаге жить плохо, вот Лена меня здесь и поселила. Она сказала, вы рады будете!
— Конечно рад! Ещё больше был бы рад, если бы Лена решила вопрос с общагой. Почему там плохо? Пристают парни?
— Нет, но там грязно и неуютно, и соседки по комнате у меня дуры. А в понедельник увидят меня такую и вообще задразнят, — пригорюнилась Лариска.
— Да, такое за сутки не заживёт, — сочувственно разглядываю производственную травму девчули. — Но эту проблему решим! Ну-ка, давай посмотрим, что там дядя Толя для тебя привёз.
Красивые мраморные осенние, наверное, полуботинки на пятисантиметровом каблуке из Кореи, джинсовый костюм из Китая, колготки… наверное, тоже корейские, ну и набор косметики.
— Ну как? — спрашиваю я Ларису, которая молча разглядывает себя в зеркало старого советского трельяжа. — Теперь, даже если захотят сказать что-нибудь обидное, не смогут, таких шмоток даже у жён дипломатов неприсоединившихся стран нет!
Реакция Лариски меня удивила. Нет, она послушно примерила то, что я ей дал, но сейчас вместо радости ревёт в три ручья!
— Ты чего? — опешил я.
— У меня денег не-е-ет!
— Тьфу на тебя! Это подарок! Ленка — мой друг, ты её сестра! Мне только в рублях премии за золотую Олимпийскую медаль двенадцать тысяч дадут! Зачем мне твои копейки?
Разумеется, про свои доходы от кооператорства помалкиваю. Надо, кстати, заехать в салоны, посмотреть сколько там за месяц денег набралось? И на стройку МЖК. Пока меня месяц в городе не было, дома должны уже были начать заселять! Блин, а ещё к Аркаше и двоюродному дядьке надо заехать, переговорить насчёт поездки в ФРГ. И к Бейбуту в часть! А в понедельник мне на работу. И в пединститут ещё бы зайти, хоть познакомиться… Мои мысли закружили меня, и я чуть не прослушал вопрос рыжей:
— Так мне потом отдавать не надо будет?
— Это подарок тебе на день рожденья. Ладно, я спать, а ты как хочешь.
— Тогда ты приглашен! — доносится мне в спину.
Проснулся я рано, видимо, смена часовых поясов сказалась. Но это и к лучшему, ведь дел выше крыши сегодня. Хорошо, что я на машине, иначе бы никуда не успел. Моя гостья мило спит, обняв плюшевого зайца, который остался ещё от хозяйки. Я, стараясь не разбудить, выхожу во двор. Тут же понимаю, что мне вчера показалось странным — моей машины нет! Чёрт! Надо будить Лариску! Никакой жалости уже нет и в помине.
— Что? Спать хочу, сегодня воскресенье! А на машине, наверное, Илья Ленкин уехал, они всё время на ней ездят, — зевнув и повернувшись ко мне спиной, опять засопела малая.
Сразу отлегло от сердца. Илья — гад, конечно, и я ему не разрешал ездить, но хоть не угнали! Иду мыться, потом готовлю завтрак сразу на четверых. Мясо в морозилке как лежало так и лежит. Ленка ленивая, Илюху не кормит, ну или не жили они тут. К завтраку проснулась и Лариска, очевидно, разбуженная божественным запахом скворчащих на сковороде котлет.
— И часто Илья машину брал? — как бы невзначай спрашиваю я.
— Не жнаю, я тут три дня всего живу, — мотает головой проглотина, уплетая завтрак.
С порциями на четверых я, пожалуй, погорячился — она третью котлету хомячит, и ведь худая как спичка.
На улице солнечно, поэтому тепло, градусов восемь-десять, но я уже знаю — скоро начнёт холодать. Не спеша обошел свой огород, навестил непоседливую кроличью семейную пару, оценил три мешка картошки, которые уже собрали на моём огороде, починил табуретку — там одна ножка скривилась, а Ленки и Илья всё не было. Сорвали весь день мне! Можно и без машины поехать было, но хочется в наглые глаза друзей посмотреть, да скандал учинить! Чу! На улице звук мотора, стук в калитку и Лариска бежит открывать дверь.
— Толя! — удивилась Лукарь, увидев меня на крыльце, а моя ласточка в это время пятилась задом во двор. — Ты же сказал, что 9-го прилетишь!
— Так сегодня девятое как раз, в первом часу ночи самолёт приземлился, — соглашаюсь я, стараясь мило улыбаться.
— Толя!!! — вопит Ленка и бросается на шею.
И вот как её ругать? Она болтается на мне, раскачиваясь влево-вправо восторженно вопя при этом.
— Мы все твои бои смотрели! А когда тебя ударили в финале, я чуть не заплакала, но папа сказал, что голова у тебя пустая и сотрясения мозга точно не будет.
— Лен, ты нашему другу, — это слово Илюха выделил интонацией, — сейчас шею сломаешь.
Ага! Понял кошак, чьё мясо ел!
— Не сломаю, она крепкая, — довольно произнесла Лукарь, отпуская, наконец, мою пустую, как сказал Валерий Ильич, головёнку.
— А у меня вот что есть! — на крыльцо выскочил рыжик в обновках.
И когда успела переодеться? Куда там армейским нормативам в сорок пять секунд, ей хватило меньше!
— Толя, ты привез? Сколько? — отвлеклась Ленка, и я успел пожать руку другу.
— Подарок на день рожденья! И откуда Толик узнал, что у меня сегодня праздник? — улыбается Лариска. — Ой, а котлеты будете? Толя пожарил.
— Котлеты? — поводил носом друг, и я едва успел отойти с его пути.
— А сколько тебе лет? — спрашиваю между делом.
— А на сколько выгляжу? — схитрила рыжая.
— Выглядишь лет на двадцать, — соврал я, ведь на такие вопросы знаю, как отвечать надо.
В её пятнадцатилетнем возрасте хочется не моложе быть, а старше, и судя по победной улыбке Лариски, я угадал. Не с возрастом, а с комплиментом. Ругать уже расхотелось друзей, уж больно искренне обрадовалась мне Лукарь, да и Илья рад… котлетам.
— Ладно, мне надо по делам поездить, давай ключи от машины, — командую я другу.
Тот, покраснев, отдаёт связку ключей от дома, от замка на калитку и от машины. Совестно ему! То-то!
— Толя, к четырем приезжай, мы гостей позвали, Ларискин день рожденья праздновать будем! — уже в спину кричит Лукарь.
Вот кому не стыдно ни капли. Ни совести, ни стеснения нет, хотя с таким папой ей, может, и не надо.
Первым посещаю видеосалон в университетской общаге. — На билетах сидит Костик.
— А где Зоя? — заглядываю в зал и вижу, что он наполовину пуст. Человек двадцать сидит всего!
— У себя в комендантской.
Выходной же. Чего это она? Прохожу через вахту, махнув старым несданным пропуском.
— Ой, Костик больно, не надо! — слышу голос Зойки за дверью.
— Да потерпи! — раздраженный мужской намекает на пошлости.