Сегодня всем хорошо известно, что тот, кто сажает сухой корень, никогда не соберет урожай, а тот, кто втыкает в землю саженец вражды, с всеобщего согласия собирает его плоды, а именно возмездие и раскаяние. И так султан, вследствие жестокости своего нрава и невоздержанности своих поступков и характера, оказался в большой опасности; и в конце концов его потомству пришлось испытать на себе гнев расплаты, а его преемникам познать горечь несчастий.
Если ты творишь зло, ты сам наказываешь себя; око Судьбы не дремлет. Портрет Бизхана все еще написан на стенах дворцов; сам он в темнице Афрасиаба.
[XII] О НАСТУПЛЕНИИ ЗАВОЕВЫВАЮЩЕГО МИР ХАНА НА СТРАНЫ СУЛТАНА И О ЗАХВАТЕ ОТРАРА
Когда улеглась пыль подстрекательств Кучлука и Ток-Тогана и мысли о них перестали его занимать, он снарядил и наставил своих сыновей, великих эмиров, нойонов и тысячников, сотников и десятников, составил два фланга и передовой отряд, провозгласил новую ясу и в 615 году (1218-1219) выступил в поход —
/
63/
С юными тюркскими воинами,
чей натиск превосходил гром звуком и мощью;
И если бы они не прошли в спешке мимо дома Каруна[253],
к наступлению ночи у него не осталось бы денег даже на пишу[254].
Стрелы его лучников сбивали ястреба в небесной выси, а темной ночью ударом копья они поражали рыбу на дне моря; дня сражения они ждали, как ночи супружества, а уколы пики считали поцелуями прекрасных дев.
Но сначала он направил посланников к султану, чтобы предупредить его о своей решимости выступить против него и осуществить возмездие за убийство купцов. Ибо «тот, кто предупреждает, имеет оправдание».
Когда он пришел к Кайялыку, один из князей той страны, Арслан-хан[255] (который перед тем признал свое повиновение и зависимость и избежал сурового наказания смирением и пренебрежением к себе и к богатствам, а потом был отмечен благосклонностью) выступил со своими людьми вместе с ханом. И у Бешбалыка к нему присоединился идикут со своими сторонниками, а у Алмалыка — Сугнак-тегин с людьми, которые, были опытными воинами; и этим численность его войска была умножена.
Вначале они пришли к городу Отрару
Внушая такой ужас,
что молния не решалась показаться,
а гром — молиться вслух.
/64/ Его палатку (bārgāh) они поставили напротив крепости. Тем временем султан дал Гаир-хану пятьдесят тысяч людей из своего наемного (bīrūnī) войска и послал ему на помощь хасс-хаджиба Карачу с другими десятью тысячами. Кроме того, крепость, внешние укрепления (faṣīl) и городская стена были усилены, и там было собрано вместе большое количество орудий. Гаир-хан, со своей стороны, приготовив все для сражения внутри города, поставил у ворот пехоту и конницу, а сам взобрался на стену; и, глядя оттуда, он укусил себя за тыльную сторону ладони, изумившись неожиданному зрелищу. Ибо он увидел, что равнина превратилась в бушующее море бесчисленного множества людей и превосходных войск, а воздух наполнился криками и гулом от ржания лошадей в доспехах и рычания львов в кольчугах.
Воздух стал синим, земля — цвета слоновой кости; море закипело от барабанного боя. Он указал пальцем на армию на равнине, толпу, которой не было конца[256].
Армия окружила крепость, образовав несколько колец; и когда все войска собрались там, Чингисхан направил всех полководцев в разные стороны. Своего старшего сына[257] он послал в Дженд[258] и Барджлык-Кент[259] с несколькими туменами храбрых и энергичных воинов; а нескольких своих военачальников он отправил к Ходженту и Фанакату. Сам он двинулся к Бухаре, оставив Угэдэя и Чагатая командовать армией, которой была поручена осада Отрара.
Так как повсюду могла быть использована конница, гарнизон продолжал сражаться не переставая и продержался пять месяцев. Наконец, когда положение жителей Отрара стало отчаянным, Карача предложил Гаиру прекратить сопротивление и сдать город монголам. Но Гаир знал, что это он был причиной этих бед, он и не мог надеяться на то, что монголы его пощадят, и /65/ не было у него ни одной лазейки, через которую можно было бы ускользнуть. Поэтому он продолжал сражался изо всех сил, зная, что перемирие было бы неразумным, и слышать не хотел о сдаче. «Если, — сказал он, — мы предадим своего властелина (имея в виду султана), как оправдаем мы свое вероломство и как избежим упреков мусульман?» Карача, со своей стороны, не упорствовал в свои доводах, а дождался,
Когда солнце стало невидимо миру и темная ночь накрыла день своим подолом[260].
Тогда он предпринял неожиданную вылазку из ворот Суфи-Хана. Татарская армия ночью вошла в те ворота и захватила Карачу в плен. Когда
Темнота Востока была рассеяна отвесной линией сияющего утра,
его доставили к царевичам вместе с несколькими его офицерами. Царевичи сочли нужным тщательно их допросить. Наконец они воскликнули: «Ты изменил своему господину, несмотря на долг перед ним за былые милости. Поэтому и мы не можем рассчитывать на твою верность». И они подвергли пыткам его и всех его спутников и сделали их мучениками[261]; а всех виновных и невинных жителей Отрара, тех, кто носил чадру, и тех, на ком был тюрбан и кулах (kulah), выгнали из города, словно стадо овец, и монголы унесли с собой все добро и все товары, которые смогли найти.
А что до Гаира, то он с двадцатью тысячами храбрецов и подобных львам воинов укрылся в крепости; а, как сказал поэт,
Смерть в презренном деле имеет тот же вкус,
что и в деле великом[262]. Обречены на смерть и старые, и молодые; никто не остается в этом мире вечно.
поэтому они в своем сердце твердо решили принять смерть и, простившись друг с другом, по пятьдесят человек вырывались из крепости и бросались на копья и мечи.
Лязгают пики и с нашей,
и с их стороны,
подобно зубам голодного крокодила[263].
И каждый из них сражался до последнего вздоха; и поэтому множество монгольских воинов также было убито. И так битва продолжалась целый месяц, до тех пор, /66/ пока в живых остались только Гаир и двое других, и он все равно продолжал сражаться, не поворачивая спины и не спасаясь бегством. Монгольская армия вошла в крепость, и он укрылся на крыше; но и тогда он с двумя своими спутниками не сдавался. И так как солдатам было велено захватить его в плен и не подвергнуть смерти в бою, то, повинуясь приказу, они не могли убить его. Тем временем его товарищи приняли мученическую смерть, и у него не осталось помощников. Тогда жены и девы стали подавать ему кирпичи с дворцовых стен, а когда и они кончились, он был окружен монголами. И после того, как он испробовал множество хитростей и предпринял множество нападений, и уложил множество людей, он угодил в капкан плена и был крепко связан и скован тяжелыми цепями. Сравняв крепость и городские стены с землей, монголы ушли. А тех из простого народа, кто избежал меча, они увели с собой, чтобы они служили в войске (ḥashar) или занимались своим ремеслом. И когда Чингисхан двинулся от Бухары к Самарканду, они тоже направились туда. А что до Гаира, то в Кок-Сарае[264] его заставили испить чашу небытия и облачиться в одежды вечности.