Джейн проснулась и посмотрела на красивого мужчину, лежавшего рядом с ней на пуховой постели; его светлые волосы спутались, а лицо наполовину закрывала тончайшая льняная простыня. Осторожно она отодвинула простыню и посмотрела на него с застенчивой нежностью. Ее взгляд упал на яркие, четко очерченные губы, выдававшие в нем любителя чувственных удовольствий; она подумала про себя: сколько женщин, просыпаясь, как она этим утром, и глядя на него, спящего рядом, задавали себе вопрос: «Надолго ли я его удержу? Сколько осталось времени до того, как другая займет мое место?..»
Ее мысли вновь вернулись к последним четырем веселым, полностью захватившим ее неделям. Балы, маскарады и банкеты; она наслаждалась ими, потому что рядом был Эдуард. Ее прозвали веселой Джейн Шор, и король гордился ее острым умом. Но в этот рассветный час она должна была посмотреть правде в глаза. Наслаждаться благорасположением короля было все равно что танцевать в сиянии летнего солнца, а ведь лето не длится весь год. «Но я так сильно люблю его! – вопреки логике думала Джейн. – А это совсем другое дело. Никто другой не любил его так, как я».
Король зашевелился и пробормотал что-то во сне. Может быть, ему приснилась она? Джейн была неглупа, а месяц, который она провела при дворе, открыл ей, что она всего лишь маленькая частица его жизни. Джейн зарылась лицом в подушку и попыталась забыть лица некоторых людей, спавших сейчас во дворце, она старалась не думать о том, как они перешептывались, спрашивая друг друга: «Сколько еще? Целый месяц с одной и той же женщиной – это невероятно долго!»
Мысли Джейн часто возвращались к Гастингсу. Его глаза непрестанно следили за ней, словно он ждал малейшего намека на то, что король устал от нее. Она не могла забыть ждущий, страстный взгляд его глаз.
Тревожила ее и королева. Что означали те холодные, спокойные улыбки, которыми она одаривала ее?
Джейн содрогнулась; жизнь при дворе была веселой, но гораздо более суровой и безжалостной, чем в простых домах на Ломбардной улице или в Чипсайде. Расточительные банкеты, изысканные развлечения, ослепительные одежды вполне могли бы приличествовать двору какого-нибудь восточного монарха. Здесь приветствовалась распущенность нравов: днем становились любовниками – а вечером расставались; любовниками и любовницами обменивались – и обсуждали их позже. Амурные приключения были главным занятием двора; и разве можно закрывать глаза на то, что король в этом деле – законодатель моды! Вот сейчас он очень сильно влюблен в нее. И вновь она вернулась к вопросу, который стал главным в ее жизни: надолго ли?..
У придворной жизни была и обратная сторона: вместо беспечности – жестокость, вместо блеска – ужас, вместо любви – ненависть. Бездумно сказанное слово – человека отправляли в Тауэр, и о нем больше никто никогда не слышал. А в центре всего этого был ее Эдуард, самый блистательный представитель самого блистательного двора, самый любимый и самый ненавистный. Ради этого человека, который, как говорят, правил жизнями тысяч людей, Джейн отказалась от спокойной безопасной жизни в доме мужа.
С каждым днем она узнавала короля все больше и больше – и наконец обнаружила, что он очень отличается от красавца-купца, которому она отдала свою любовь. Он был чрезмерно тщеславен – порой до наивности. С самодовольным видом король вертелся перед зеркалом, неутомимо восхищаясь собой, он просил ее стать рядом с ним и, притворяясь, что в восторге от нее, на самом деле любовался собой. Но больше всего она боялась его приступов ярости. Они случались не часто, потому что по характеру он был добродушно-веселым, но когда он выходил из себя, это было ужасно. Джейн была свидетельницей того, как он разгневался на портного, испортившего новый камзол; король грозил его высечь. Она спасла беднягу. Королю нравилось, когда женщины просили его о чем-то; она начала понимать, что он хотел видеть себя сильным человеком – слабым он готов был казаться лишь там, где дело касалось любви. Больше всего ему нравилось оказывать любезности женщинам.
История с портным получила огласку. Люди, попавшие в беду, разыскивали ее, умоляли вступиться за них. Только вчера приходила женщина, прося аудиенции. Это была миссис Бэнстер из Ист-Чипа, владелица небольшой пирожковой лавки. Ее сын Чарли попал в беду. Он сказал что-то против короля – и его заточили в Тауэр. Она боялась, что ему отрежут уши. Мальчику было всего лишь четырнадцать лет.
Джейн казалось, что она все еще слышит голос его матери: «Жалости ради, леди… Жалости ради!..» Мальчик сказал лишь то, что до него говорили многие:
– Эдуард убил короля Генриха, а король Генрих был святой.
Прошлой ночью Джейн пыталась попросить Эдуарда простить мальчика. Она выбрала момент, когда он расслабившись лежал возле нее.
– Эдуард, – сказала она, – я хочу тебя кое о чем попросить…
– Слушаю… – Его голос звучал невнятно и сонно.
Она рассказала о женщине и мальчике, которому должны были отрезать уши. Она ждала, что его это ужаснет. Но не тут-то было. Эдуарду пришлось пережить слишком много кровавых сражений, чтобы расстраиваться из-за подобных историй. Сонный, он притянул ее к себе и слегка укусил за ухо: «У тебя прелестные ушки, Джейн. А что, если я их откушу? Ты не должна соблазнять меня своими разговорами об ушах».
Она была глубоко шокирована и даже не старалась скрыть своих чувств:
– Как ты можешь, когда этот бедный мальчик… он ведь ребенок… сидит в Тауэре? Эдуард, ты должен выслушать меня. Я не могу спать, я все время думаю о нем.
– Это измена. Ты не должна думать ни о ком, кроме меня.
– Эдуард, разве ты не сделаешь хоть что-нибудь для меня?
– Все для тебя, дорогая.
– Тогда освободи этого мальчика.
– А что он сделал?
– Просто повторил пустую болтовню.
– Обо мне? Тогда, если у него не будет ушей, чтобы слушать пустую болтовню, мне будет лучше, разве не так?
Он повернулся на спину, и она увидела жесткие складки вокруг его рта.
– Но, Эдуард, я прошу тебя…
– Что он сказал?
– Что-то о смерти короля Генриха… Это была ошибка.
Она увидела, как изменилось выражение его лица, узнала виноватый взгляд. Он хотел казаться хорошим, хотел быть милосердным, хотел, чтобы вокруг него смеялись и чтобы люди обожали его, ему не нравилось считать себя жестоким убийцей. «Убийцей? – подумала она. – Что же получается, мой Эдуард – убийца?!»
– Моя дорогая Джейн, – сказал он ледяным голосом. – Ты не должна вмешиваться в эти дела. Мальчишка заслуживает своей участи. Мы не можем позволить нашим врагам говорить о нас гадости. Из подобных разговоров вырастает непокорность. Ты не должна просить нас простить наших врагов.