Читать интересную книгу Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов

Геракл застал Дексамена в тягостных раздумьях над судьбами своего семейства. За Мнесимаху, младшенькую дочь царя, посватался вождь последних выживших в битве при Фолое кентавров Эвритион. Поскольку взять силой, как он это обычно делал, дочку оленского мэра было несподручно, то он заявил, что берет Мнесимаху в жены. Сюжет, впоследствии элегантно улегшийся, с некоторой поправкой на революционную борьбу, в основу популярного худфильма «Свадьба в Малиновке».

Дексамену совсем не хотелось иметь такого зятя, о котором по всей Греции по горам и долам катилась дурная слава, что он наипервейший в стране скандалист и похабник. Чего стоила одна только выходка на свадьбе у Пирифоя. Но в случае отказа безбашенный кентавр мог в своем буйстве повредить царский дворец, да и его владельца тоже.

И эти опасения были отнюдь не лишены оснований. Мало того, что Эвритион был здоров как слон: будь он лошадью в чистом виде, так сказать, без примесей, не влез бы ни в одни оглобли. Но и о силе этого разгульного кентавра ходили легенды. Он мог ударом копыта расколоть скалу, кулаком перешибал двенадцать кирпичей, а головой разбивал амфору. Серьезного мужчину этими десантными фокусами было не удивить, но на обывателей они производили изрядное впечатление.

Геракл, как и положено герою, появился в самый последний момент.

Когда невеста уже тихо плакала у алтаря от отчаяния, жених довольно ухмылялся и постукивал в нетерпении копытом, а несчастный папа заламывал от бессилия руки.

Но едва священник произнес: «Нет ли у кого из присутствующих возражений против этого брака?» — в павильон вошел Геракл и в убедительной форме доказал Эвритиону, что невеста его не любит и бракосочетанию не бывать. Жених при поддержке свидетеля, дружек и остальной банды пытался возражать, но в руках героя оказался достаточно веский аргумент, чтобы расстроить эту неудачную свадьбу.

Успевшие спастись бегством кентавры привычно попрятались по лесам, Эвритиона отпели в том же храме, Дексамен и Мнесимаха пополнили многочисленные ряды благодарных Гераклу по гроб жизни граждан, признательностью которых он так никогда и не воспользовался.

Но закончить ассенизационный поход таким эффектным аккордом герою не удалось. Отзвук или, вернее сказать, отдушка победы над отходами скотопроизводства преследовали его до самой смерти. Уже через неделю после депортации герой из владений Авгия в Элиду прибыла срочно вызванная местными зелеными комиссия ОБСЕ, расценившая произведенный поворот рек как экологическую катастрофу.

Еще большим ударом по природе был признан сопутствовавший этому повороту сброс фекалий в акваторию естественных водоемов. Чиновники чуть не месяц лазали по окрестностям, подсчитывая нанесенный природе убыток. В итоге, в графе «сальдо» оказалась выведена такая сумма, на которую (в пересчете на современное валютоисчисление) байкальский целлюлозно-бумажный комбинат не нагадил бы, пожалуй, и за полвека работы.

Впрочем, Геракл на все высланные ему копии актов природоохранной прокуратуры и счета к оплате реагировал спокойно. Во-первых, официальным лицом со стороны исполнителя числился Эврисфей, ему и оплачивать издержки, а во-вторых, вряд ли нашлась бы в то время сила, которой было бы по зубам вышибить из Геракла без его согласия хотя бы копейку. Микенский же градоначальник, получив проплату за труды своего подчиненного, был просто счастлив. И глядел в будущее с большим оптимизмом.

Глава 9

КРИТСКИЙ БЫК

Жадность Эврисфея, сообразившего, что на непростом занятии — выдумывать невыполнимые миссии для Геракла — можно делать деньги, не знала никаких границ. Дело доходило до того, что в газетах бесплатных объявлений регулярно появлялись заявки вроде: «Супергерой, опыт работы 5 лет, походы, подвиги, невыполнимые задания». Спрос на услуги был если не ажиотажный, то устойчиво высокий. В те дикие времена практически у каждого региона имелись свои лютые чудовища или неразрешимые проблемы, разобраться с которыми по плечу было лишь истинному супергерою. Поэтому запрос с острова Крит был рассмотрен вне очереди лишь из-за обещанной в нем оплаты по двойному тарифу.

История, в которую оказался впутан Геракл, началась с того, чем закончилась история быка, похитившего Европу. Зевс, успешно прокрутив все свои бычьи делишки, помахал Европе ручкой и окончательно растаял в голубой дали, а перед бедной девушкой встал серьезный вопрос: что же делать дальше? По счастью, резонанс от бычьего инцидента и сама популярность Европы оказались так сильны, что генерал-губернатор Крита Астерей не только охотно женился на экс-любовнице властителя мира, но и признал своими трех сыновей Зевса: Миноса, Радаманта и Сарпедона, которых растил до самой своей смерти как наследных принцев.

После похорон отчима братаны принялись решать, кому из них наследовать вакантное место, и здесь Минос пустил в ход весьма своеобразный аргумент. Парень заявил, что он в близких отношениях не только с Зевсом, но и со всеми прочими олимпийскими богами. Более того, он на Олимпе в таком авторитете, что небожители в спешном порядке выполняют любую его просьбу. В качестве доказательства он вознес молитву Посейдону, в которой просил незамедлительно выслать ему наложенным платежом белого быка.

Была тут подстава или еще какой хитрый трюк, осталось невыясненным, но подозрительно быстро в набегающих на берег волнах нарисовался ослепительный белый бычара, явно спешивший на зов Миноса. Братья, впечатленные фокусом, сняли свои претензии на престолонаследие, и, не будь Минос чересчур жаден, на этом бы все благополучно и закончилось. Но глаза у начинающего руководителя оказались не в меру завидущими, и сказка про белого бычка пошла вперед семимильными шагами гомеровского гекзаметра.

Тонкость состояла в том, что, как правило, любое ниспосланное богами животное надлежало тут же им назад и пожертвовать, чтобы олимпиец получил со сделки свой, с позволения сказать, откат. Однако Минос решил приберечь столь чудный, по случаю попавший ему в руки образец, пустив его на развод особой породы, а на заклание выделил бычка из собственного стада, уже пожилого и ни на что прочее не годного. Если бы Минос знал, какой развод получится с Посейдонова подарка, он не стал бы даже и связываться с морежителем. Но дара предвидения он себе не просил, потому и все последующие события оказались для правителя Крита полной неожиданностью.

Посейдон был настолько задет за живое наглым обманом, что не стал ограничиваться типовыми сценариями мести вроде цунами или землетрясения. Эллинский водяной не один год морщил поросшую водорослями репу и, в конце концов, изобрел весьма изящный по сравнению со всеми остальными вариантами план.

Неизвестно, каким образом Посейдон добился нужного эффекта: может, толченую какую водоросль в суп подсыпали, может, запах каких раковин в спальне распыляли, но жена Миноса Пасифая влюбилась в Посейдонова быка. Причем влюбилась не в том смысле, в каком одинокие старушки произносят: «Мой Мурзик — единственная моя любовь и отрада на склоне лет», а именно в том, в котором немецкие кинематографисты отразили взаимоотношения вороного жеребца и императрицы Екатерины в одноименном фильме. Выражаясь языком дамских романов, Пасифая воспылала к быку всепоглощающей страстью.

Что было бы еще половиной, а может быть, даже и четвертью беды. Ну, влюбилась и влюбилась — с кем не бывает? Разве что есть стала хуже, но Миносу от этого было ни горячо, ни холодно. Но, к несчастью, как раз в это время на Крите отирался известный греческий механик-самоучка Дедал. И это стечение обстоятельств стало, можно сказать, роковым.

В представлении нашего современника Дедал фигурирует исключительно как человек, изготовивший из своего сына Икара первый в мире безмоторный летательный аппарат. Хотя на самом деле этот парень был ученым куда более широкого профиля.

По меркам современных мультиков про бурундучков-спасателей и фильмов про Джеймса Бонда Дедал полностью отвечал типажу ученого-злодея, эдакого доктора Нимнула и прочих его последователей.

Родившись в Афинах, он прославился по всей стране как искусный скульптор и архитектор, некоторые даже приписывают ему строительство афинского Парфенона. Каждому греку он был известен как человек, который изобрел рубанок, фуганок и драчевый напильник, тем самым, заложив основы современного столярного искусства. Дедал и дальше бы безбедно поживал в Афинах, если бы не проблемы с комитетом по авторским правам.

Племянник и ученик Дедала Талос, тоже, надо сказать, ураган-парень по части чего изобрести, запатентовал изготовленную им железную пилу. Уже до этого случая в его гостиной висели патенты на циркуль и гончарный круг, а тут еще, случайно пропоров ногу об лежавшую на дороге рыбью челюсть, он сообразил, что, сделанная из железа, эта штука совершит переворот в обработке древесины, и побежал в кузницу.