на всем пути.
По ее прикидкам, у нее было не менее получаса. Она обошлась бы и четвертью.
Чун-Ча не только убивала людей – она собирала разведданные. Она выглядела как застенчивая молоденькая азиатка, ни для кого не представляющая угрозы. Никому из пассажиров и в голову не могло прийти, что она способна легко убить любого из них.
Купе мужчины было заперто. Несколько секунд спустя – уже не было. Чун-Ча скользнула внутрь и закрыла дверь за собой. Она не рассчитывала найти много. Мужчина был британским посланником, недавно направленным в посольство в Пхеньяне. Такие люди не разбрасывали секретные документы в пустых купе поездов. Государственные тайны они хранили у себя в голове или на защищенных носителях, для взлома которых требовалась тысяча компьютеров и несколько лет.
Однако у этого правила были исключения. И британец мог оказаться одним из этих редких исключений.
У нее ушло не больше пятнадцати минут, чтобы детально обыскать его купе, не оставив при этом никаких следов. Он оставил, по ее подсчетам, шесть ловушек, которые указали бы ему, что в купе кто-то побывал. Задень она одну, и ее небольшое вторжение будет раскрыто. Чун-Ча либо не прикасалась к ним, либо возвращала в исходное положение – до миллиметра.
Если у него был телефон, он взял его с собой. Компьютера в купе не оказалось. Как и документов. Он путешествовал налегке. Должно быть, держал информацию в голове. Но и к ней Чун-Ча, если потребуется, могла получить доступ.
Она знала техники многих пыток, и объяснялось это просто: в Йодоке она испытала их на себе.
Ее заставляли следить за собственной семьей в обмен на награду – награда состояла в том, что ее будут бить не очень сильно. Она крала еду у своих родных. Била других, включая детей. Родные тоже били ее, следили за ней, отнимали у нее еду. Так была устроена жизнь в лагере. Люди, если их припугнуть, способны на что угодно.
Она всегда хотела быть одной из детей охранников, Бовивон. За чистоту их крови ручался Великий вождь, Ир Сен. У них была еда, было что-то помягче бетонного пола, чтобы спать. В своих мечтах она становилась чистокровной, как они, ела досыта и могла рассчитывать однажды в будущем выйти за забор под током.
И вот это будущее настало.
Величайший день в ее жизни. Ни одного заключенного никогда не освобождали из пожизненной зоны в Йодоке. Она была первой. И до сих пор единственной.
* * *
Она вернулась к себе в купе, но кое-что оставила у мужчины.
Полчаса спустя она услышала, как он возвращается. Дверь открылась, потом закрылась. Она подождала, прислушиваясь к беспроводному устройству у себя в ухе. Она легко могла представить все его движения по звукам. Она не гадала – ее специально учили видеть не только глазами.
Сначала движения были медленными, привычными, размеренными. Вдруг они ускорились. Потом ускорились еще.
Она сразу поняла, что это означает.
Была седьмая ловушка, которую она просмотрела.
Он знал, что его купе обыскали. И, возможно, заметил подслушивающее устройство, которое она там установила.
Первым делом она проверила график следования поезда.
Отсюда – сорок пять минут.
У нее была с собой маленькая сумка – для шестидневной поездки. Чун-Ча никогда не брала с собой много вещей, потому что их вообще было у нее немного. Ровно на эту маленькую сумку. Машина не принадлежала ей. Квартира тоже. Их могли у нее отнять в любой момент. Но то, что лежало в сумке, являлось исключительно ее собственностью.
Сорок пять минут спустя поезд сбросил скорость. Потом сбросил еще раз. По громкой связи объявили следующую остановку. Она прислушалась к устройству – дверь купе, где ехал мужчина, открылась и закрылась, после чего все звуки стихли.
Она была уверена, что он побежит вправо – в противоположную от нее сторону. Там находился ближайший выход. Чун-Ча распахнула дверцу своего купе и бросилась влево. Выскочила через служебный ход на платформу станции еще до того, как поезд остановился. Спряталась за горой ящиков и подождала, выглядывая в щель между ними.
Он вылез и окинул платформу взглядом. Мужчина явно высматривал того, кто выйдет следом за ним, предполагая, что этот человек и обыскал его купе. С поезда никто не сходил. Он подождал, пока поезд начнет отъезжать. Потом повернулся и заспешил с платформы, не заметив ее.
Теперь азиатская внешность становилась проблемой, и Чун-Ча это понимала. Вряд ли в старинном городке, заселенном белыми европейцами, было много азиатов. Однако шляпа и очки помогли ей спрятать лицо. Она последовала за ним, держа дистанцию.
Мужчина звонил по телефону. С поезда он сошел незапланированно, поэтому должен был либо заночевать здесь, либо найти другой способ перемещения.
Если он выберет машину, ей придется нанести удар незамедлительно. Если останется ночевать, у нее будет по крайней мере ночь и утро, чтобы со всем разобраться. Она предпочитала второй вариант.
К счастью для нее, мужчина выбрал ночевку. Она прошла мимо дверей отеля и через окно проследила за ним. Он все еще разговаривал по телефону, одновременно передавая портье паспорт и принимая от него старомодный ключ, к которому было прикреплено нечто похожее на пресс-папье.
Она подумала, что пресс-папье может ей пригодиться.
* * *
Чун-Ча сидела в своей комнате, в том же отеле, что и британец. Пила горячий чай, одобрительно причмокивая губами. В Йодоке десны у нее почернели, а все зубы выпали. Сейчас у нее во рту красовалось произведение ортодонта на службе государства. Самые страшные шрамы удалось сгладить при помощи пластической хирургии, но убрать все врач не смог. Для этого у нее не хватало неповрежденной кожи. Самыми болезненными были ожоги. Когда висишь над костром, пока у тебя выбивают признание, согласишься на что угодно, лишь бы боль закончилась. И цвет лица от этого точно не улучшается.
Она отпила еще чая, потом погладила рукой пышную подушку и одеяло на своей постели. Они были гладкие и мягкие – гораздо лучше тех, на которых она спала в Пхеньяне.
Чун-Ча думала о том, кому мужчина звонил.
Перевалило за полночь; она услышала, как где-то в центре древнего города бьют башенные часы.
Спустя полчаса они пробили еще раз.
Пора было действовать.
Чун-Ча не вышла в коридор. Она вылезла в окно.
Его комната была на три этажа выше, чем ее. Номер 607, четвертая справа. Она заметила это, когда следила за британцем: видела, как портье снял для него ключ с нумерованной доски. Цепляясь руками за крошечные выступы, Чун-Ча стремительно