– Но ведь случилось же. Случилось с твоей матерью, которая похоронила это в своей душе, а потом научила тебя глубоко прятать все, что вызывает сложные чувства, и теперь вы учите тому же меня. – Я вскипаю от возмущения: как они могут не понимать того, что понимаю я! – С нами происходят ужасные, болезненные события, но, если тяжелое чувство подавить, оно никуда не уйдет. Оно так и будет терзать нас, помешает справиться с горем, со всем…
– Айша, вывела бы ты Сару погулять, – прерывает мою бессвязную болтовню усталый мамин голос. Она поднимает палец и строго смотрит на меня. – Если не можешь разговаривать спокойно, пойди остынь.
– С удовольствием. – Не дожидаясь Айши, отодвигаю дверь, бегу вниз по лестнице, не обращая внимания на сумрачный силуэт баба Калана, покачивающийся рядом с биби, бреду мимо бассейна, спускаюсь по каменным ступеням и оказываюсь на самом нижнем уровне тетиного заднего двора. Под кроссовками шелестит зеленая трава.
– Эй! Погоди! – За мной, запыхавшись, бежит Айша, ее волосы развеваются за спиной. – Ты же знаешь, я терпеть не могу физические нагрузки. Видишь, как вспотела из-за тебя? Цени это. – Она сгибается пополам, потом распрямляется во весь рост и глубоко дышит. – Не хочешь объяснить, чего тебя так понесло?
– Нет.
– Насколько я помню, ты обещала, что все расскажешь. Если хочешь знать, я считаю тебя человеком слова, так что выкладывай. – Она кладет мне руки на плечи и поворачивает меня лицом к батуту.
– Айша, прекрати. Я на эту штуку не полезу.
– Какая жалость. Пока у тебя не развяжется язык и ты не расскажешь, что тебя гложет, будешь прыгать, никуда не денешься.
Понятия не имею, откуда у Айши взялось столько силы, но она одним толчком валит меня на край батута. Вспрыгивает сама, втягивает меня, и вот уже мы обе валяемся на спине на колышущейся материи.
– Терпеть тебя не могу. – Скрещиваю руки на груди. Айша встает на ноги и прыгает. – Правда-правда, я тебя… – Она делает прыжок в два оборота, и я с визгом подлетаю в воздух. – Терпеть не могу-у-у!
– Правильно, выскажись, не держи в себе! – хохочет Айша, прыгая еще выше. Темные тени хватают ее за руки, и она поскальзывается. – Расскажи, сестренка, о своих реа-а-альных чу-у-у-увствах!
– Я… – На следующем прыжке падаю лицом вниз. – Хочу!.. – Наконец кое-как встаю на ноги и тянусь к Айше, кубарем летящей вниз. Мне вдруг становится очень страшно за нее. – Прекрати! – Подскакиваю и ловлю ее за миг до того, как она свалилась бы с батута. Обе опускаемся, катимся, отскакиваем к середине.
Айша умудряется пощекотать меня под ребрами. Она не замечает клубящихся вокруг нее теней. Снова вспыхивает злое лицо Малики. Я визжу, но тут Айша задевает особенно чувствительное местечко, и, вопреки моей воле, лицо растягивается в широченной улыбке, я хохочу и хохочу, задыхаясь и хватая воздух ртом. Очки куда-то улетают.
– Улыбнулась наконец. – Запыхавшаяся Айша победно вскидывает руки, откатывается от меня и растягивается на спине, переводя дыхание. Ее звонкий смех оттаскивает меня от темноты.
Один, два, три…
Мне исполняется четыре года. Мы с Маттином, Аманом, Аминой и Айшей с визгом носимся по двору и окатываем друг друга водой из баллончиков. Падар от хохота держится за живот, а мадар старательно снимает нас на телефон.
Четыре, пять, шесть…
Мы с Айшей лежим на ее кровати и рвем в клочки недавно полученные приглашения на день рождения, потому что родители не разрешили нам идти. Айша порхает по комнате, уверяя меня, что ничего страшного не произошло и она ничего не потеряет. Я киваю вместе с ней и думаю: пусть себе кружится. Не показываю вида, что чувствую себя птицей в клетке, которая смотрит, как весь мир пролетает мимо.
– Опять ты за свое. – Айша перекатывается на бок и подпирает голову локтем. Щупает мне лоб. – Вечно витаешь мыслями непонятно где.
Я вздыхаю, щурюсь на ярком солнце, пробивающемся сквозь деревья. Теней нигде не видно.
– Прости, знаю. Просто я… очень глубоко погрузилась в эту тему по истории семьи. Она из меня вытягивает все соки.
– Так я и думала. – Айша садится, стягивает волосы в небрежный пучок. Подает мне оброненные очки. – Понимаю, тебе тяжело, так что, может быть, как раз пришло время сдержать обещание и переложить часть бремени на мои плечи. Кроме того, к чему такая спешка? Ведь прошлое никуда не убежит, верно?
– Я уже не могу притормозить. Я сказала, что закончу к Курбан-байраму. Обещала. – Я упрямо смотрю вверх, пересчитываю бусины. Пусть мне не удалось найти Малику, но я уверена, что все воспоминания, которые она мне показывала, как-то взаимосвязаны. И если я сумею вычислить эту связь, выясню, почему биби ее бросила, отыщу момент, когда все пошло не так…
– Послушай, Сара. Я понимаю, каково тебе сейчас. Честное слово, понимаю. И знаю, что в нашей огромной семье легко почувствовать себя капелькой в людском море. Поэтому-то мы и должны держаться вместе. Ты же сама сказала, наши мамы предпочитают все похоронить, но мы-то так поступать не обязаны, верно?
Я сижу и молчу.
Она принимает мое молчание за согласие.
– Кроме того, у нас есть только мы. Американцы нас не принимают. А наши родители живут в своей собственной реальности. – Айша впивается глазами в мой браслет. – Я хочу, чтобы ты поняла: я здесь, с тобой. И никогда тебя не покину. Никогда.
Как ни тяжело в этом признаться, она права.
– Я ведь сказала, что обещаю, разве нет? – бормочу вполголоса.
– Конечно, сказала, – бодро щебечет она. – Так почему бы тебе не обратиться к своей старой доброй сестренке Айше и не опереться на ее мудрость и поддержку?
– Ладно. Итак. Вопрос о баба Калане был задан не случайно. – Я окидываю Айшу внимательным взглядом. – Это было вроде как испытание для наших тетушек, потому что я… – Сглатываю подступивший к горлу комок. – Потому что я видела, что с ним случилось… – Черт, как это описать? – В видении.
– В видении? – Айша вдумчиво смотрит на меня.
– Не знаю, как еще это объяснить, – говорю я, запинаясь. – Но с тех пор, как это мне явилось, я постоянно… вижу его. И не могу отделаться.
– Поэтому ты иногда притихаешь? – В голосе Айши нет осуждения. Только любопытство. – Потому что видишь… его?
– Да. И еще многое другое. – Замечаю, как Айша обдумывает мои слова, и в голове звенят тревожные колокольчики. Понимаю, как воспринимаются мои слова со стороны. Щеки смущенно вспыхивают, но обратного пути нет. – Знаю, это звучит…
– Спасибо, что рассказала мне. – Айша берет меня за руки и пожимает. – Тебе наверняка это далось нелегко.
Киваю.
– Если у тебя опять будут видения, расскажешь мне? – просит она. – Если хочешь, я, может быть, помогу тебе в них разобраться?
– Это было бы… – Меня вдруг окатывает ледяным холодом, и над плечами Айши вспыхивает красная дымка. Из ее ноздри вытекает струйка крови. – Айша, у тебя кровь.
– О боже. – Айша отшатывается, прижимая руки к носу. Мы покачиваемся на батуте. – Блузку испачкаю. – Она скатывается с батута и бежит к бассейну.
А я стою и тяжело дышу, не в силах сдвинуться с места. Что это было?
Над моей головой, на балконе, покачивается в кресле биби-джан. На солнце поблескивают очки баба Калана, словно предупреждая: «Не втягивай настоящее в дела прошлого».
– Оставь их в покое. – Я дерзко смотрю на него, потом моргаю, моргаю, моргаю, но он не исчезает, так и стоит, покачиваясь, так и смотрит неотрывно.
И мне вдруг становится очень страшно. Что произойдет, если я не сумею разгадать тайну Самнера?
Глава 18
То ли было это, то ли не было. Был однажды вот такой список пожитков:
персидский ковер ручной работы;
розовый с золотом фарфоровый чайный сервиз;
кольцо с изумрудом;
аккуратно свернутый молитвенный коврик.
Чувствуя, как заглядывают в окна любопытные звезды, я кругами обхожу этаж за этажом Самнера. Я превратила это в ритуал, оставляю в комнатах предмет за предметом, словно жертвенное подношение в обмен на каждое недостающее звено рассказа о Малике.