Читать интересную книгу Изгнанники (без указания переводчика) - Артур Конан Дойл

— Вы, кажется, больны, друг мой? — спросил он.

— Болен душой! — простонал де Катина. — О проклятый безумец! Это сводит меня с ума.

— Что-то тревожит вас? — продолжал задавать вопросы Амос Грин, садясь па чурбан. — Что именно?

Гвардеец нетерпеливо задвигался.

— Что? Как можете вы еще спрашивать, зная так же хорошо обстоятельства дела, как и я? Я не выполнил данного мне поручения. Король хотел, чтобы архиепископ обвенчал его. Желание монарха — закон. Обряд венчания должен свершить только архиепископ, и никто более. В настоящее время ему следовало бы прибыть во дворец. Ах, Боже мой! Я так и вижу кабинет короля, монарха, волнующегося в ожидании, вижу нетерпение мадам, слышу разговор о несчастном де Катина… — И он снова закрыл лицо руками.

— У меня все это перед глазами, — равнодушно проговорил американец, — но кроме этого еще нечто другое.

— Что же?

— Я вижу архиепископа, соединяющего их навеки.

— Архиепископа? Вы бредите.

— Может быть. Но я все-таки вижу его.

— Он не может оказаться во дворце.

— Напротив, он прибыл во дворец полчаса тому назад.

Де Катина вскочил на ноги.

— Во дворце?! — неистово крикнул он. — Кто же передал ему приглашение?

— Я! — ответил Амос Грин.

XVIII

НОЧЬ НЕОЖИДАННОСТЕЙ

Если американец рассчитывал удивить или ободрить товарища своим коротким ответом, то он должен был испытать чувство печального разочарования, когда де Катина, подойдя к нему со смущенным видом, ласково положил руку на плечо.

— Я поступил эгоистично и глупо, милый друг, — произнес он. — Я слишком много уделял места мыслям о своих мелких неприятностях и слитком мало перенесенным вами из-за меня невзгодам. Падение с лошади потрясло вас сильнее, чем кажется. Прилягте на солому, постарайтесь соснуть немного и…

— Повторяю вам, что архиепископ там! — нетерпеливо крикнул Амос Грин.

— Да, да. Вот тут в кувшине вода. Я намочу шарф и обвяжу вам голову…

— Господи Боже мой! Да слышите ли, наконец, архиепископ там.

— Да, да, там! — успокаивал де Катина. — Он, наверно, там. У вас больше ничего не болит?

— Вы думаете, что я рехнулся, — кричал Амос, — клянусь Богом, вы можете меня свести с ума.

Когда я говорю, что мною послан архиепископ, я знаю, что говорю. Помните, как я направился к вашему другу, майору?

Теперь наступила очередь волноваться де Катина.

— Ну? — крикнул он, хватая за руку Грина.

— Когда у нас посылают в леса разведчика, то при наличии важного дела через час посылают следом другого, и так далее, пока кто-либо из них не явится назад нескальпированным. Этот способ, употребляемый ирокезами, очень недурен.

— Боже мой! Ведь вы мой спаситель.

— Но что вы вцепились в мою руку, как морской орел в форель. Итак, я вернулся к майору и попросил его, если он будет в Париже, пройти мимо дома архиепископа.

— Ну? Ну?

— Я показал ему вот этот кусок мела. Если мы были там, предупреждал я, то вы увидите большой крест на левой стороне дверного косяка. Если его нет, войдите в дом и попросите епископа ехать во дворец как можно быстрее. Майор выехал через час после нас; он должен был прибыть в Париж в половине одиннадцатого; в одиннадцать епископ уже сел в экипаж и прибыл в Версаль полчаса тому назад, то есть около половины первого. Господи Боже мой! Да он спятил… и по моей вине.

Нет ничего удивительного, что молодой житель лесов испугался силы впечатления, произведенного его словами на приятеля. Тихой, методичной натуре американца не были присущи столь внезапные сильные перемены в настроении духа, как у пылкого француза. Де Катина, сбросивший ремни перед тем, как лечь спать, теперь кружился по камере, размахивая руками и притоптывая; в лучах лунного света тень его уродливо кривлялась на стене. Наконец, обессиленный, он бросился в объятия товарища, изливаясь целым водопадом благодарностей, восклицаний, похвал и обещаний, то гладя его, то прижимая его к груди.

— О, если бы я мог чем-либо отблагодарить вас! — выкрикивал он. — О, если бы я мог!

— Есть способ. Лягте на солому и засните.

— И подумать только, что и, дурак, еще посмел насмехаться над вами. Я? О, вы здорово отомщены.

— Ради Бога, ложитесь и спите.

Продолжая убеждать восхищенного приятеля и слегка подталкивая его, Грин уложил де Катина на солому, ею же прикрыв вместо одеяла. Волнения целого дня утомили де Катина, а эта неожиданность, казалось, отняла у него последние силы. Веки тяжело опустились на глаза, голова глубже уткнулась в мягкую солому. Последней сознательной мыслью осталось воспоминание о неутомимом американце, сидевшем с поджатыми ногами и при свете луны деятельно обтесывавшем длинным ножом один из чурбанов.

Был уже полдень, и солнце сияло на безоблачном небе, когда молодой гвардеец наконец проснулся. Одно мгновение он недоуменно оглядывался. Почему-то он лежал прикрытый соломой, а над ним висел потолок тюрьмы в виде свода из неотесанных балок. Внезапно, с быстротой молнии, память вернулась. Он вспомнил происшедшее накануне: данное королем поручение, засаду, плен. Де Катина быстро вскочил на ноги. Товарищ его, дремавший в углу, быстро поднялся также при первом его движении и, схватив в руку нож, глядел с угрожающим видом на дверь.

— А, это вы? — воскликнул он. — Мне показалось, это опять тот человек.

— Разве сюда кто-либо входил?

— Да; принес два куска хлеба и кувшин с водой как раз на заре, когда я уже собирался отдохнуть.

— Что же; он говорил что-нибудь?

— Нет; приходил, помните, тот, черный.

— Которого называли Симоном?

— Да, он самый. Положил все и ушел. Я думал, что, приди он еще раз, мы, может быть, сделали бы попытку задержать его.

— Каким же образом?

— Думаю, если связать ноги этими ремнями, он не так легко снимет их, как мы.

— Ну а затем что?

— Он сообщил бы нам, черт возьми, где мы и что намереваются делать с нами.

— Ба! Не все ли теперь равно, раз поручение короля выполнено?

— Может быть, это так для вас — о вкусах не спорят, — но не для меня. Я не привык сидеть в норе, словно медведь в берлоге, ожидая, что другие распорядятся моей судьбой. Париж мне показался достаточно тесным, но он — прерии сравнительно с этим местом. Оно вовсе не пригодно для человека моих привычек, и я собираюсь скоро выйти отсюда.

— Нам остается ждать, друг мой.

— Не знаю. Я больше надеюсь на это, — Он расстегнул камзол и вынул оттуда кусочек заржавленного железа и три маленьких толстых деревянных колышка, заостренных с одного конца.

— Где вы это достали?

— Это я сделал ночью. Выломал прут — самый верхний в решетке. Трудненько было вынуть его, ну да вот достал. Колышки я настрогал из этого чурбана.

— Для чего?

— Смотрите, один из них я вколачиваю в промежуток между камнями в виде ручки. Вот из этого чурбана я приготовил дощечку. Она может служить приступком и в состоянии вынести вашу тяжесть, если укрепить и держаться за колышек. Вот так. Видите, теперь вам можно влезть на нее и заглянуть в окно, не слишком утруждая пятки. Попробуйте сами.

Да Катина вскочил на чурбан и, пользуясь приспособлением Грина, поспешно выглянул в окно.

— Мне незнакома эта местность, — сказал он, покачивая головой, — но это, должно быть, один из тридцати замков, лежащих к югу в шести или семи милях от Парижа. Кому он принадлежит? Кто и с какой целью так поступает с нами? Хотелось бы рассмотреть герб, чтобы по нему разобраться. Ах, вон там, кстати, посредине окна, как раз он. Но с моим зрением не разглядеть его издали. Уверен, что у вас, Амос, оно куда лучше моего и вы в состоянии разобрать изображение на щите.

— На чем?

— На мраморной доске среднего окна.

— Да, я отлично вижу. Это нечто вроде трех глупых индюков, сидящих на бочке с патокой.

— Ну, бочка-то эта, может быть, башня. Она имеется в гербе у де Готвиль. Только это едва ли их замок; да у них и нет владений в этой местности. Нет, положительно не могу решить, где мы.

Де Катина хотел уже спуститься на пол, для чего ухватился за другой прут в решетке. К его изумлению, он остался у него в руках.

— Посмотрите, Амос, посмотрите! — крикнул он.

— А, вы заметили. Я сделал это сегодня ночью.

— Чем? Ножом?

— Нет; этим инструментом я ничего не мог поделать; но когда мне удалось вынуть прут из решетки, дело пошло побыстрее. Я вставлю этот прут на место, а то кто-нибудь снизу заметит, что мы выломали его.

— А можно вынуть и остальные?

— Сейчас только один, но ночью выломаем и другие два. Вы можете вынуть этот прут и орудовать им, а я употреблю в дело прежний. Смотрите, камень мягкий, и в нем легко выцарапать канавку, вдоль которой и вытащится прут. Будет чрезвычайно странно, если мы не устроим побег до утра.