Читать интересную книгу Адмирал Де Рибас - Алексей Сурилов

– У меня их нет. У меня решительно ни к кому нет чувств.

– И к графу де-Фонтону?

– И к нему тоже.

– Он, однако…

– Вам не следует знать кто он.

– Вы говорите загадками, мадам.

– Разве вся человеческая жизнь не есть загадка? Однако, оставим это.

– Идемте лучше в постель, генерал, коль вы того желаете. С Потемкиным мне будет вовсе не то, что с вами, мой милый, мой ласковый и страстный зверь.

Герцогиня Валдомирская не знала, что относительно ее особы был еще приказ Потемкина: снять с позиций у Бендер дивизион тяжелых орудий и в эту распутицу на волах тащить к ставке. И в этом приказе Светлейшим собственноручно было положено: Немедля!

Прибывшую в ставку герцогиню Валдомирскую, здесь известную как мадам Али Эметте, тотчас препроводили в апартаменты Светлейшего. Оказавшись в спальне Потемкина, еще до его прихода, она легла в постель и укрылась широким пуховым одеялом, стараясь согреться после долгого пути в это ненастье.

Светлейший зашел в спальню с двумя ординарцами, они стали его разоблачать, никак не внимая ее присутствию. Они делали это так, точно ее здесь вовсе не было. Обнаженное тело Потемкина было отвратительно, но она отдалась ему безропотно, понимая, что и в этом ее судьба. В старческом бессилии он долго не мог с ней совладать, но она терпела, потому что в этом была ее судьба. Измученная вкрай, она все же как-то ему досталась. По условленному знаку грохнул дивизион тяжелых орудий, задрожали стены спальни, посыпалось оконное стекло, распахнулась дверь, от студенного сквозняка потухли свечи в канделябрах. Это был салют, извещавший ставку о взятии Светлейшим крепости, осада которой началась под Очаковым, а падение случилось у Бендер. Этой крепостью была она – мадам Али Эметте. В этом падении она помогала старику как могла, понимая, – чем раньше будут закончены ее с ним мучения, тем для нее же лучше.

Как только ординарцы снаружи завесили окна ее спальни, она уснула, во сне была перенесена в Неаполь, к ней впустили там мальчишку – лейтенанта. Она отдалась ему с той страстью, на которую лишь было способно ее молодое тело, и протянула руку, чтобы крепче прижать мальчишку к своей груди. Преисполненная негой рука ее легла на тело другого. Им был Светлейший. Не сомкнув в эту ночь глаз, глупец – он думал, что нега назначена ему.

«Душенька моя Настасья Ивановна, – писал де-Рибас жене в Петербург, – слава Богу, Измаил пал. Упорство неприятеля сей раз было безгранично. Тысячи молодых людей здесь закончили свой жизненный путь, многие из них в страданиях от ран и ожогов. И по сей день смерть витает над развалинами турецкой крепости, собирая обильную жатву в полевых лазаретах. Спешу сообщить, что я жив и невредим. Нами одержана блистательная, но трудная победа. От того, что я вижу и слышу, – сердце мое наполняется состраданием и скорбью. Перед штурмом от простуды был у меня некоторый род горячки, а ныне, слава богу, здоров. Турецким командирам можно бы и не предаваться кровавым дурачествам. Много наших офицеров и нижних чинов побито, еще более разными способами узувечено. У неприятеля и подавно. Но и это не веселит сердце, поелику и неприятельское войско из людей, коим жить хочетца в здравии и невредимости. Штурм был продолжительным, кровь бежала ручьями. Был большой пушечный гром, и все горело, дым стоял великий, до сей поры от него дерет в горле и весьма болят глаза. В сражении этом отличился ординарец Микешка Гвоздев, из донских казаков. Можно сказать, он меня спас от верной гибели. Однажды, когда уже более надежды не было, он прорвался ко мне с солдатами сквозь неприятельские скопища и вытащил из объятий смерти. Ему в том способствовал Верного черноморского казачьего войска есаул Федир Черненко – казак не едино храбрый, но и твердый духом, что в военном деле также весьма важно. Отличным в этом сражении был французский волонтир герцог де-Брисак, он же граф Шинон, пришедший под Измаил в мой деташемент из Вены. Благородным и мужественным поступком по спасению турецкого дитяти на виду у неприятелей он смягчил их сердца и поубавил страх против нас, побудив их к капитуляции. Генерал Суворов весьма доволен, как я колотил турок. За счастье почитаю служить мечом Отечеству, государыне и Господу Богу – отцу и вседержителю нашему, служить не щадя живота и пролития крови, ежели надобно. Но уж больно щемит сердце от разлуки с тобою. Здесь нынче крепкие морозы, пуржит. Сказывают, будто возможна и оттепель. Обнимаю тебя крепко и остаюсь с надеждой, что скоро увидимся.

Любящий тебя безмерно и до смерти твой Хозе.

Сего 1790 года декабря, дня пятнадцатого».

Спустя три месяца после взятия Измаила де-Рибас за мужество и распорядительность в командовании войсками был жалован егорьевским крестом второго класса, шпагой с алмазами и деревней в Полоцкой губернии.

«Милостивый государь мой, – писал Суворов. – Ваше превосходительство с сей милостью усерднейше поздравляю. Радуюсь. Пребываю с моим истинным почтением и преданностью».

Письмо от Анастасии Ивановны пришло после Пасхи. Слишком долгим был путь. Осип Михайлович изрядно извелся в ожидании вестей от семьи.

«Друг мой милый, – писала Настасья Ивановна. – Благодарю Господа за великое его милосердие, что миновала вас турецкая пуля. Нет мочи писать, как счастлива я этим. Я, мой друг, здорова и желаю то же от тебя услышать. Дай Бог тебе всякого благополучия и навпредь. Поздравляю вас с тем, что вы егорьевский кавалер второй степени, так что ныне при Владимире и двух Егориях. Здесь бессовестное коварство шведского короля также весьма наказано. Ввиду беспрестанных неудач шведских войск они принуждены теперь действовать только оборонительно. Как и следовало ждать, глупости шведов, напавших на Россию с турецким султаном, хвалы от Господа Бога не нашли. В дворцовом театруме намедни представлена была комедия, а именно французская. По окончании оной у государыни был ужин для совершенно избранного общества, с шампаньским. Я сидела противу государыни визави. Вчерась был машкерад. Графиня Анна – дура несусветная – вырядилась под лисичку, а годами ей бы медведицей быть. Умора одна. То-то было хохоту. Папенька наш весь в хлопотах по воспитательному ведомству. Обнаружилась большая растрата сиротских денег господином Гогелем, на которого папенька учинил строгое разыскание. Дети здоровы. Государыня весьма жалует и Софи, и Катеньку. Ее величество вспомнила, когда я разрешилась Катенькой. Тогда милостивица оставила все государственные дела и на первом же экипаже, схваченном у дворца, примчалась в дом наш, немедля облачилась в белый халат и весьма облегчила мои страдания. Не ведомо вам, супруг мой любезный когда будет конец этой войне?

Преданная вам и любящая вас Настасья. Не забудьте как можно скорее на это письмо написать ответ

Дано сие в Петербурге в год 1791, день 30-й генваря и пущено тогда же»

Мачин – последняя баталия де-Рибаса

Падение Измаила не оправдало надежды на скорое замирение с Турцией. Весной 1791 года Порта Оттоманская стала наращивать военные силы. В Черное море вошли Алжирская, Тунисская и Триполитанская эскадры. У Браилы сосредоточились основные силы турецкой армии.

Светлейший принимает решение нанести туркам упреждающий удар. В направлении Браилы была выдвинута армия князя Репнина и флотилия де-Рибаса. Стояли жаркие и сухие дни. Большие переходы войск по выжженной солнцем степи были изнурительны. Полное отсутствие дорог затрудняло движение обозов, которые обеспечивали артельное довольствие в полках. На пути армии к театру военных действий зерновых магазинов не было. Из-за нехватки фуража строевых и фурштадских лошадей держали на подножном корму. Бедственное положение войск усложнялось враждебностью ногайцев: они подожгли степь и море огня пожирало сухой бурьян и жухлую траву, ширилось и распространялось в направлении ветра.

По донесениям разъездов и свидетельствам пленных – на правом берегу Дуная располагались большие турецкие силы из пешего войска, кавалерии и пушек под предводительством великого визиря Юсуф-паши. При визире состоял сераскир с сохранявшими верность султану наездниками ногайских улусов.

Дервиши воодушевляли воинов на решительную битву с гяурами, да падет гнев аллаха на их голову! Всемогущ и неукротим в ярости аллах! Позор тому, кто осмелится как жалкий и презренный трус бежать с поля решительного сражения с врагами Порты Оттоманской. Нет Бога, кроме аллаха!…

Прибывший к месту переправы армии на правый берег де-Рибас с флотилией стал наводить мост, используя для этого захваченные турецкие паромы и мелкие суда разного назначения. Работа была трудная – река сносила понтоны.

22 июня 1791 года авангард армии вышел к Дунаю в четырех местах южнее Галаца. По рапортам лазутчиков и показаниям пленных главные силы турецкой армии были сосредоточены у Мачина. Их численность определялась в 80 тысяч человек пешего и конного войска.