Я думаю после разговора: «Мы, русские люди, как голыши, окатались за сотни лет в придонной тьме под мутной водой, катимся и не шумим. А что этот нынешний шум — будто бы это не шум: это мы просто все зараз перекатываемся водой, неизвестно куда, не то в речку другую, не то в озеро, не то в море».
25 Мая. Мороз. Одному богу, который хозяйствует, богу земледелия крестьянскому Хозяину уже наверно худо в революцию, и тошным-тошнехонько слушать ему изо дня в день пустые слова про хозяйство на новых началах, про буржуа и пролетариев и про всякие системы будущего.
Семейство умножилось, как песок речной, а выходу нет, все хотят сидеть на шее Хозяина, по-настоящему бы хозяйствовать, так пошевельнуться нельзя, а они все болтают, болтают, будто галки осенью грачей провожают. Улетят грачи в далекие теплые края, а галкам не миновать коротать на месте студеное время. Хозяина и бьет забота, как быть с молодежью, так бьет, что и сам бы разграбил.
Хозяйская забота крепко запала Семену Бабусину в самое сердце, видит, что не миновать голода и холода и мора. Тужит, тужит день и ночь, а молодые ребята сговариваются, обдумывают, как бы спирт отбить у солдат. Попробовали с винтовками на гору приступом, как ходили в атаку на немца, — шарах! с завода из окошечка пулеметом, все разбежались и винтовки половину домой принесли.
— Пропасти под собой не чуете! — говорит им Семен. У него своя забота, у них своя: как бы все-таки спирт раздобыть. И надумали: не ангелы же солдаты, сидят у самого спирта и будто не трогают. Разузнали дело: ночью пьют солдаты, днем охраняют. Ночью собрались ловкачи, видят, в окне солдаты пьяные спят, перевязали их, выкатили пулеметы. Кричат молодцы с горы:
— Пожалуйте!
Собрался народ внизу под горой, всё не верят, боятся пулемета, вдруг смотрят, с горы бочка летит на них, за ней другая, третья. Умные кинулись за посудиной, глупые разинув рты стоят.
Прикатилась первая бочка к ручью — какой там ручей! так, лужа грязная лошадь поить с опаской, грохнули бочки о камни, разбили сорокаведерную, и заметно водицы прибавилось. Тут, кто был у ручья, прямо губами, как лошади. Множество народа собралось, с грязью бы выпили землю бы чернозем, да бух! вторая бочка, третья. А народ вышел со всех деревень видимо-невидимо, с ушатами, с корытами, с бочонками, с ведрами, бабы, старики, ребятишки.
Вот как затужил, запричитал Семен Бабусин.
— Ну, — говорит, — пропала Россия, пропала наша земля русская, пришла пропасть, несть конца.
Подступает Семен к народу.
— Ладно же, — говорит, — пойду я опьюсь. Взял пустую четверть и пошел умирать.
На горе на заводе пожар занялся, светло стало как днем, видит Семен, на грязи лежит народу видимо-невидимо, народ что грязь лежит, и где люди, где грязь, понять невозможно.
Подошел Семен к одной бочке в ней четверть спирта, стал на коленки.
Прощай белый свет! Полчетверти в один дух оглушил — сидит! В груди воздух пропал — сидит. У кого память еще была дивился и думал — что с ним. Чуть идти, да — грянулся носом в грязь...
— Издох? — спросил ближайший.
Кто-то подошел, перевернул Семена лицом к пожару, посмотрел и ответил:
— Издох!
Без Хозяина взошло солнышко. Рать-сила побитая лежит в грязи у ручья, и сам первый хозяин Семен Бабусин лежит, и рядом с ним пастух деревенский, а стадо все разбрелось по озими. Стало пригревать солнышко, и зашевелился Семен, поднялся, глаза протирает, ничего понять не может: как так вышло, что пьяны все, вдруг схватился за голову, понял:
— Не издох!
Горько заплакал и пошел выгонять с поля скотину.
Свадьба. Пришел к дележу земли солдат, неизвестно какой и откуда, вступил в общество, получил надел, снял пустую избу, купил хорошую лошадь, корову и на Красной горке вздумал свадьбу играть. Цветы, музыка, повар. Один Семен дома сидит.
Семен тужил и думал: «опьюсь» и пошел на свадьбу. Нет вина — Во-на! сидит жених... Все зовут— кати бочки.
О чем я писал?
О жизни прекрасной, которую видишь через решетку тюрьмы и какой встречаешь ее в первые дни освобождения.
Читаю битву Гоголя с Белинским[93]. Семашко-Разумник целиком из Белинского, и все это к распятию, страданию путь[94].
Конец империи Николая II был в расщеплении всей бюрократии на множество враждующих групп, в размножении вследствие этого слов и пустых проектов.
26 Мая. Поле ржи после дождя — вся надежда! Иллюзий больше нет никаких. На волоске... хозяйство! Все умершие за последнее время нам представляются наивными, как вот эти грачи, которые сушат крылья на валу после дождя. Сосед мой сожалеет, что не умер вместе с ними.
— Хотите быть грачом?
— Пусть — это лучше человека.
— Нет!
Я хочу пережить, чтобы видеть, как из ничего будет опять создаваться то, что до сих пор мы называли человек, что теперь кажется иллюзией. (Обман.)
Мы возвращаемся с поля, и вот школа, выстроенная на нашей земле, наводит нас на недавнее пережитое: как можно было строить еще тогда? откуда бралась иллюзия, надежда, вера?
Вот последнее строение нашего батюшки — церковь, недостроенная, покрыта крышей, как сарай. Вот наше последнее строение — курник, одни стены, без крыши. Прошлый год строил осенью, и теперь очень удивительно вспоминать, что тогда еще можно было думать о курах. Весь смысл труда утерян...
Внезапно возникают мысли: «Наполеон погиб в России от мороза: он хотел спасти человечество и погиб от мороза. Ленин погибнет от голода, спаситель человечества, в этой же России».
Кто может заставить нас теперь строить школу?
И то же самое:
Кто может заставить нашего мужика, среднего трудового крестьянина, отдать свой хлеб последний в руки людей, которым он не доверяет, примеры ужасной расточительности которых прошли у него перед глазами?
Мы знаем хорошо, что если обратиться к совести этих людей, растолковать им ужасное положение наше, — они отдадут запасы: у них есть чувство родины, России, для России они отдадут.
Это народу скажет тот, кто близко, как мы здесь, вплотную стоит к крестьянской массе.
Но как отдать «человечеству», которое крестьянин совершенно не знает: он не читал Спенсера. И отдать через комитетские руки!
Во имя спасения всего человечества погубить совершенно всю свою родину, огромную страну — это непонятно стихийному человеку, и он прячет хлеб, а спасители человечества обзывают его своим злейшим врагом.
Я знаю как ощущение то, что Ленин постигает только разумом, учетом политика: это чувство пропасти между мной, интеллигентом, и этим мельчайшим хозяйчиком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});