засаде она могла сидеть месяцами, ведь гости на болота забредали не часто. Или вспомнить того же «пушистика» — оснащенного ядовитыми иглами многоголового и многоногого ходячего источника неприятностей. Сам по себе «пушистик» опасен не был, поедая падаль и лягушек, однако напороться на его иглы, значило найти свою мучительную смерть, от которой даже у некромагов противоядия не имелось. Вообще все, что ходило, ползало и плавало в болотах, в подавляющем большинстве обзаводилось от рождения несколькими головами и запасными парами ног, так как конечность или голову могли откусить в самый неприятный момент, например, тот же леймис, злой и голодный.
— Давай ты все же, — усмехнулся Мурена. — Ну что может быть интересного на болотах?
Леон, нащупав рядом с бедром его руку, подумал и заговорил:
— Есть в моем мире такая большая штука, похожая на лошадь, только с полосами, и еще есть с пятнами и с такой длинной шеей…
В детстве у Весты была подружка, дочка ее няньки, Хлоя, с которой они шили вместе платья куклам и играли в детской. На дружбу эту отец смотрел сквозь пальцы, хотя и говорили ему, что приплод челяди может испортить благородное дитя. Самая первая и большая дружба продлилась недолго и закончилась банально, стоило Весте подарить Хлое своего любимого игрушечного кролика, набитого цветными шелковыми лоскутами и войлоком. Такого красивого кролика с перламутровыми глазками не было ни у кого, но дарить его было совсем не жалко, однако мать Хлои в тот же вечер выпорола чадо розгами так, что она не могла сидеть еще несколько дней, выбивая всякое желание «воровать у господ». С того дня Хлоя с Вестой не обменялись ни словом.
С тех пор друзей у Весты не было, только льстивые подружки-ровесницы, боящиеся в ее присутствии сказать лишнего или неугодного.
Потому Веста удивилась, когда Нико ей сказал:
— Вы очень красивая. Но будто неживая.
Они сидели у ручья. Веста бросала в него камешки, Нико сопел в такт плюханью.
— Это еще почему? — спросила Веста.
— Вы даже улыбаетесь уголками губ вниз. Точно не уверены, стоит это делать или нет.
Для Весты, измученной сидением в комнате, чесоткой и невниманием будущего супруга, который укатил к соседу на праздник, это стало последней каплей.
— Да как ты… Как ты! Смеешь! Как ты… — задохнулась от возмущения она и разревелась, пугая сов в дуплах.
Нико, поначалу растерявшийся, смотрел, как она вытирает слезы концом богато расшитой шали. Он бы и дальше на это смотрел, как истукан, если бы под носом у Весты не надулся сопливый пузырь — прямо как у Йоло, когда тот ревел в детстве, и этого его сердце не выдержало. Сграбастав пискнувшую Весту в медвежьи объятия, он гладил ее по голове и бормотал слова утешения. Удивительно, но это помогло. Вскоре успокоившаяся Веста шмыгнула носом и нехотя отстранилась.
— Заразишься, — сказала она.
— Что вы! После того, что мы пережили, это так — собачья хворь. То есть я не имел в виду, что вы собака…
Веста разразилась хохотом — близким к истерике, но от этого ей стало легче. Домой они вернулись если не друзьями, то товарищами точно, и Веста даже хлопнула его по плечу, прощаясь у входа. Йоло, подметавший двор, замер с метлой в руках и сдвинул белесые брови.
— Она хорошая, — виновато произнес Нико.
Йоло, смотревший исподлобья, тряхнул челкой и вернулся к своему занятию.
13
Йоло родился на шесть лет позже Нико, но фактически старшим был он. Нико, хоть и обладал силой, превосходящей человеческую, являлся, как и многие здоровяки, добрым по натуре. Между ними были еще братья и сестры, но все рождались чахлыми, больными и умирали, не прожив и года, потому и вышло так, что из всей семьи выжили только они двое — первенец, Нико, и последний ребенок, Йоло, которого отец хотел утопить в подземном озере. Из жалости, ведь никто и не надеялся, что он выживет.
Их семья оставалась одной из пяти последних — сахтсы почти вымерли, пришедший из Песков мор уничтожил почти все небольшое поселение в Пещерах. Возможно, они бы смогли оправиться, если бы после мора с тех же Песков не явились невиданные ранее чудовища, драконы в человеческом обличии — они вырезали оставшихся в живых, повезло лишь Нико с Йоло, бывшим на охоте, Этри, подруге Йоло, и ее брату Йоланди, которые уходили ловить рыбу к ближайшей реке.
Отец умер от ран сразу, мать протянула до вечера.
— Настало ваше время искать свой путь, не держитесь за старое, — сказала она, крепко, до синяков, ухватив Йоло за руку. — Береги брата. Без тебя он не выживет.
Нико плакал, пока не наступил рассвет, и Йоло не стал вмешиваться в его скорбь, не позволяя этого себе — до поры, а утром решено было отправляться в Мирамису. Однако никто из них, слышавших о прекрасном городе, где каждому найдется место, не знал, что такое «Воробьиная вотчина» и почему она так зовется. Гораздо позже Йоло выяснил, почему: в холодных, населенных дикими тварями землях, не пела ни одна птица. Только трещали воробьи и каркали вороны, предупреждая о треснувшей в чаще ветке.
Запасы еды и сил были на исходе, когда их настигли дикари, громадные, выше здоровяка Нико в десяток раз, людоеды.
— Вот, кажется, и все, — хмыкнул Йоланди, нащупывая у бедра нож.
Йоло посмотрел на него с уважением — роста они были одного, оба худые до невозможного — кожа да кости и запавшие глаза, — однако сил и ловкости, а еще больше жажды жизни в том всегда было больше. Будто мало было, что Йоланди был красив, на него любили смотреть все, ведь в сумраке пещер, у костра, его лицо чудилось единственным гармоничным элементом среди углов камня и физиономий вырождающегося народа. Не зря имя его переводилось как «фиалка», и именно смазливое личико его и сгубило, когда их нашли маги. Йоло не помнил, как это произошло — у схвативших их дикарей начали кровоточить глаза и уши, а потом они со страшным ревом падали на землю и бились в судорогах. Это случилось сразу после того,