и Мурена выругался, упоминая каких-то божеств.
— Как я хочу в постель, — вздохнул Леон. — Как можно вообще передвигаться в чем-то подобном…
— Я тоже хочу в постель, — произнес Мурена, придерживая его за плечо на очередной кочке, вытягивая ноги и укладывая их на сиденье напротив. — Знаешь, даже если бы ты ныл, как кузины леди Весты, я бы смог найти тебе применение получше. Если ты еще не знаешь, то сообщаю — у тебя под правой ягодицей большая родинка. И такая задница, что моему длинному языку тоже нашлось бы применение.
Леон сунул сложенные ладони между коленей и вздохнул так жалобно, что Мурена рассмеялся:
— Понимаю вас, езда со стояком нравится только извращенцам. Лучше сесть. На что-то помягче.
Леон, которому эти эротические игры приносили с каждым разом все больше удовольствия, с готовностью перебрался на колени Мурены. В его мире о соблазнении знали, оказывается, чудовищно мало, и никто и никогда не стал бы так дозированно и витиевато распалять его фантазию. Это был не флирт с многообещающими взглядами у барной стойки и не пикап с фразочками типа «Хэй, красавчик, прокатишься со мной?». Максимум, что перепадало Леону, так это дикпики в Тиндере или пространное письмо с перечислением сомнительных достоинств в Фейсбуке. В реальности — и того меньше. Да и не тянул он на парня, с которым можно было обменяться номерами, чтобы встретиться потом на выходных.
А тут… Тут Леон чувствовал себя мужчиной — желанным, способным вызывать горячие фантазии и умеющим воплощать их в реальность. С Муреной он и не боялся воплощать, ведь тот поощрял каждое его движение и взгляд. И смотрел всегда так, будто Леон уже был раздет.
— У тебя сегодня роль ленивого аристократа? — спросил Леон, нависая над ним и кусая губу всякий раз, когда колесо встречало камень и между ягодиц прижимался чужой стояк.
— Очень ленивого. Совершенно ничего не хочется делать, — произнес Мурена, откидываясь назад и убирая руки с его спины. — Хочется, знаешь, чего-то такого… Спорим, что ты не сможешь кончить без рук?
— Я уже это делал.
— Но я помогал. Если сможешь — обещаю вести себя пристойно все время пути и во время празднества. Если нет, то ты скажешь соседу, что его супруга похожа на лошадь. При всех. Или отсосешь мне под столом.
Фонари за окном не мелькали — лес. Луна только нарождалась, потому Леон ничего не видел. А вот Мурена видел, и ему нравилось смотреть, как тот, закрыв глаза, трется об него пахом с оттопыренной ширинкой, как дышит приоткрытым ртом и сжимает кулаки на бедрах. Очень скоро стало жарко, в висках забился пульс.
Леон, такой забавно-раздосадованный невозможностью себя касаться, издал рычащий звук, окрашенный непривычно агрессивно — конечно, ему хотелось кончить. Мурене хотелось, чтоб он кончил, но помучить его — больше.
— Представь что-нибудь, что может помочь. Например, как ты наконец окажешься в постели. Со мной. Мы же на кровати еще не трахались, да? И ты мог бы быть… Ты будешь сверху. Вот как сейчас, только без одежды. — Леон вцепился в его плечи, и шуту пришлось подождать, пока возбуждение немного схлынет, чтобы не начать тереться самому. — И будешь снова чувствовать меня внутри, до каждой венки. Или… — Он отклонился вперёд, лизнул влажные, искусанные губы. — Или просто отсосать тебе? — шепот тоже стал влажным, впитался в эти губы. — Дразнить тебя, доводить до исступления, пока ты не кончишь мне в горло и я…
Леон со стоном заткнул его рот своим, качнул бедрами и вздрогнул. Мурена, сжав в ладонях его ягодицы под натянувшейся тканью штанов, сполз ниже по сиденью и уперся затылком в спинку. В ушах билась кровь — громко, неистово, и нужно было перетерпеть этот момент, иначе Леон мог оказаться в положении незавидном — лицом в обивку и с задранной вверх задницей.
Леон, отдышавшись, потянулся к пуговицам на его штанах, но Мурена переместил его руку на живот:
— Я дождусь завтрашней ночи. А тебе придется дождаться утра, чтобы переодеться.
Леон выдохнул в шею:
— Тогда попробуем поспать.
Разрядка помогла ему уснуть сразу, стоило вновь улечься на сиденье. А Мурена, рассматривая в окне проплывающие мимо деревья, размышлял, как его угораздило оказаться так далеко от родных болот.
Если бы Леон знал, чем закончится поездка, то попросил бы у лекаря успокоительных настоек. С запасом. Конечно, Мурена, хихикая самым паскудным образом, предлагал ему свои способы снять напряжение или хотя бы пососать кулюбисов, чтобы не скрипеть зубами, но это было не то. Леона колотило, дергало и плющило. Все потому, что на торжестве у Гендо, как в лучших домах Лондона, были приняты вечера музицирования и танцы.
Началось с того, что на рассвете, когда экипаж въехал на аллею, Леон, споткнувшись на выдвижной лестнице, упал в объятия Мурены.
— Какой вы нетерпеливый! — прокомментировал тот. — Тут такой большой, как у вас, конюшни нет, простите, Ваше Превосходительство. Однако я вижу розовые кусты, можно посетить их.
— Всегда мечтал разодрать себе морду розами, — фыркнул Леон, поправляя одежду и замечая под глазами Мурены синие круги. Не удержался и ткнул пальцем под левый, пробуя их на упругость.
— Я, в отличие от вас, не спал, — сказал тот, зевая. — Ненавижу экипажи.
Коробка с колесами укатила по аллее дальше, охранники довели герцога до входа, где того уже ждали празднично приодетые слуги, которых Леон окрестил лакеями, и они проводили гостей в просторный зал с беседующими господами в костюмах. Как только вошел Леон, их взгляды прицепились к нему — удивленные и оценивающие. Дамы, которых он поначалу не заметил, бросились к вошедшим, шурша вставками платьев.
— Лойд! — одна из них, качнув взбитыми в кремовый мусс кудрями в жемчугах, облапила его руку до локтя. — Неужели это вы? Вы та-а-ак похорошели! А кто с вами? — узкие миндалевидные глаза метнулись по лицу Мурены.
— Друг Вашего Превосходительства, — улыбнулся тот одними губами. — Граф Мурлен.
Леон прыснул от смеха и сделал вид, что закашлялся.
— О! Рада знакомству! — леди присела в реверансе и ее подруги, прикрыв носы веером, тоже. — Вы, стало быть, меня не помните, я наслышана о вашем недуге. Я — Линния Бурдан, это моя кузина, леди