Там, восседая на коне посреди армии, перед великим скоплением народа, кораблей и судовых экипажей, от которых зависело будущее ее королевства, она произнесла вдохновенную речь на английском языке. Превосходное ораторское искусство, которому обучил королеву ее кембриджский наставник Роджер Эшем, и английский язык помогли приободрить англичан, поднять их боевой дух и вселить в них уверенность. Перед вами текст, записанный в 1654 году:
Мой возлюбленный народ!
Нас убеждали те, кто заботится о нашей безопасности, остеречься выступать перед вооруженной толпой из-за страха предательства; но я заверяю вас, что не хочу жить, не доверяя моему преданному и любимому народу Пусть тираны боятся, я же всегда вела себя так, что, видит Бог, доверяла мои власть и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных; и поэтому я сейчас среди вас, как вы видите, в это время, не для отдыха и развлечений, но полная решимости в разгар сражения жить и умереть среди вас; положить за моего Бога и мое королевство, и мой народ, свою честь и кровь, [обратившись] в прах.
Я знаю, у меня тело слабой и беспомощной женщины, но у меня сердце и дух короля, к тому же короля Англии… и мы вскоре одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа[7].
Удача была на стороне англичан, и Англия действительно одержала славную победу над превосходящими силами противника.
Невероятно повезло и английскому языку: испанский тоже был языком-хищником и языком-завоевателем.
После 1588 года военно-морское искусство сравнительно небольшого острова окрепло еще сильнее. Это открыло путь к мировой торговле, что сразу же сказалось на языке: Англия ввозила многочисленные грузы товаров, а ее язык — грузы словарные. В эпоху Елизаветы и Иакова словарный запас английского языка пополнили еще 10 000–12 000 слов, обновив карту мира и обогатив язык новыми идеями.
В эпоху владычества на морях испанской Непобедимой армады Англия заметно отставала от остальных европейских держав по масштабу колониальных завоеваний, а ее язык неизбежно плелся в хвосте по размаху влияния за рубежом. Португальский уже заявил о себе в Бразилии и продвигался вглубь Южной Америки; на испанском уже более полувека общались на Кубе и в Мексике, а сама Испания уверенно распространяла свою торговлю, религию, культуру и язык по всему Новому Свету. Восемью веками ранее по Ближнему Востоку и Северной Африке стремительно распространился арабский, который и по сей день можно считать имперским языком; а общеупотребительным, хотя и не литературным языком густонаселенной Индии стал хинди.
Английский же язык в XVI веке, хотя и в более скромных масштабах, но все же начал распространяться в различных частях Уэльса, Шотландии и Ирландии. Но даже в таком ограниченном диапазоне он проявил жажду к поглощению новых слов и продемонстрировал способность практически мгновенно включать их в свой словарный запас.
Богатую подборку продолжала поставлять Франция. Среди новых заимствований были crew (creue, команда), detail (деталь), passport (passeport, паспорт), progress (progresse, прогресс), moustache (moustache, усы), explore (explorer, исследовать). Другие слова, пришедшие из французского или через него: volunteer (доброволец), comrade (товарищ), equip (снаряжать), bayonet (штык), duel (дуэль) и ticket (билет). Английским морякам и торговцам все было мало: ограбление банков иностранных слов было продиктовано национальным аппетитом и было чем-то вроде национального вида спорта. Из французского и испанского были заимствованы embargo (эмбарго), tornado (ураган, торнадо, от tronada — грозовой ливень), сапое (каноэ), хотя при этом слово port (порт), у которого можно предположить испанские или португальские корни, на самом деле древнеанглийское. Из Испании и Португалии пришли armada (армада) и banana (банан), desperado (отчаянный, сорвиголова) и guitar (гитара), hammock (гамак) и hurricane (ураган), mosquito (комар, москит) и tobacco (табак). Не был оставлен без внимания и голландский: из него пришли keelhaul (kie-halen, килевать, делать строгий выговор), smuggle (smokkelen, провозить контрабандой), yacht (jaghte, яхта), cruise (kruisen, круиз), reef (rif, риф), knapsack (knapzak, рюкзак) и landscape (landschap, пейзаж). Был освобожден от ответственности англосаксонский, долгое время считавшийся источником происхождения столь популярных английских бранных слов. Было выдвинуто предположение, что такие слова, как fokkinge, krappe и buggere (хотя последнее в итоге оказалось латинским bulgarus — болгары), принесли с собой из плаваний английские моряки XVI века, не устояв перед выразительностью этих слов нижненемецкого языка. Обнаруженные на более раннем этапе в английском словаре, ругательствами они еще не являлись. До рассматриваемого нами периода c**t не являлось табуированным, a bugger еще не означало содомита.
Даже по этим немногочисленным примерам мы видим, как слова не только пополняли лексику, но и порождали ход мыслей, не вмещавшийся в рамки изначальной описательной функции. Так появлялось множество новых значений. К примеру, прогресс из французского, эмбарго из испанского и португальского, контрабанда и пейзаж из голландского все значительнее обогащали английский язык.
Когда английским морякам встречались новые виды продуктов и плодов, которые можно было уложить в бочки и попытать с ними счастья на приречных рынках Англии, с товарами ввозили и их названия или англизированные формы оригинальных названий, например, абрикосы и анчоусы (опять из испанского и португальского или через них); шоколад и томаты — из французского; при этом в такой плавильне, как язык, томаты вполне могли прийти и из испанского.
Не менее полусотни языков «ввезли» в английский свои «грузы» новых слов, легко усвоенные английским, в некоторых случаях с помощью языка-посредника. Язык Возрождения изобиловал ввезенными словами: бамбук (малайское); базар (через итальянский) и караван (через французский) — персидские; кофе и киоск (турецкие через французский); карри (тамильское); фланель (уэльское); гуру (хинди); позже присоединились гарем, шейх и алкоголь из арабского, еврейский шекель, брюки (trousers) — из ирландского гэльского. Английские корабли бороздили моря по всему миру, торгуя товарами и добывая словесные трофеи.
Однако эта забава или страсть не ограничивалась одними мореплавателями: Европу начали исследовать английские художники, ученые и аристократы. Их излюбленным пунктом назначения была Италия — средоточие европейской культуры того времени. Очарованные архитектурой, искусством, музыкой, они возвращались домой, увозя с собой слова, описывавшие увиденное и услышанное, слова, открывавшие путь новым идеям о бурном развитии культуры, отголоски которых ранее доносились до островной Англии не часто. Путешественники прибывали на английский берег с полным багажом импортных приобретений — слов балкон, фреска, вилла — из латыни; купол, портик, пьяцца — все из итальянского, как и опера, скрипка (violin — от violino), соло, соната, трель (trill — от trillo), камея (сатео — от саттео), ракета (rocket — предположительно от racchetta, но могло прийти и из французского) и вулкан; позднее были добавлены сопрано и концерт.
Однако крупнейший и важнейший источник находился в самой Англии, в основном в Оксфорде и Кембридже.
Очередной поворот в приключениях английского языка заключался в том, что новое поколение специалистов по классической филологии, чьи знания и мужество некогда способствовали переводу Библии с латыни на английский и помогли навсегда лишить латынь главенствующей роли, теперь опять увлеченно изучало латынь. Движущей силой возрождения интереса к латыни, полагаю, стала все возрастающая страсть к открытию новых слов.
Ученые эпохи Возрождения основали при двух университетах школы для изучения безупречной литературной латыни. Одним из таких ученых был Роджер Эшем, учитель Елизаветы I. Классические тексты Сенеки, Лукана, Овидия, скопированные средневековыми переписчиками, переводили на английский. Эти ученые, или гуманисты, как их стали называть позднее, видели в латыни язык классической мысли, науки и философии, вызывавших все больший интерес с расцветом Ренессанса в Европе. Это был и универсальный язык общения с другими учеными Европы. В 15+7 году Томас Мор написал свою «Утопию» именно на латыни; перевод на английский был осуществлен лишь в 1551-м. В 1704 году Исаак Ньютон опубликовал «Оптику» на английском, а через два года ее перевели на латынь, остававшуюся языком международной полемики. В 50-e годы XVII века Мильтон оказался полезен Оливеру Кромвелю в основном благодаря способности излагать идеи Кромвеля на такой латыни, которая впечатляла его европейских противников.