— Разве… мать не хотела, чтобы вы находились ближе к ней?
— Нас отводили вниз на час к маме до того, как мы купались в ванне.
— О! — «Какая черствая мать!» — И вы с Рейфом жили здесь?
— В шесть лет он устроился этажом ниже, так что я остался один. У него появилась своя комната. Там же комната его учителя и классная комната. Когда я перебрался к нему, мне тоже выделили собственную комнату.
— Бедный мальчуган! — воскликнула она. — Должно быть, вам наверху было одиноко.
Эллиотт продолжал стоять в дверях, пожимая плечами.
— Я привык. В больших домах так бывает.
— Больше не будет, — заявила Белла. Традиции — хорошо, но в этой изолированной комнате ей стало не по себе. Казалось, детей сюда помешали только за то, что они были маленькими. Будто это преступление. — Я хочу, чтобы ребенок был рядом со мной. Что это такое? — Она отодвинула пыльную ткань. — О, колыбель. Какая чудесная! Ей уже много лет? — Белла потрогала темное дубовое дерево, почти живое. Колыбель чуть качнулась. Она заглянула под балдахин, представляя, как ребенок лежит и улыбается ей.
— Это колыбель наследника, — сказал Эллиотт. — Думаю, эпохи Тюдоров. Вы увидите ее на нескольких портретах в галерее Лонг. Взгляните, на оборотной стороне балдахина герб.
Белла взглянула. Резьба была четкой и глубокой. Ей удалось легко прочитать надпись. Ястреб держал стрелу в когтях, надменно повернув голову в сторону зрителя. «Я держу то, что принадлежит мне», — прочитала она.
— Я велю отнести это вниз и почистить. Если родится девочка, у нее будет другая колыбель. — Видно, Эллиотт твердо следовал традициям.
— Разумеется. — Не стоит спорить из-за колыбели, однако детская — совсем другое дело. — Я осмотрю комнаты рядом с моими и выберу детскую.
— Эта подойдет. Ее приведут в порядок, снова покрасят. Вы сможете подобрать другую мебель.
— Нет, как вы не понимаете. — Белла выпрямилась и посмотрела на него. — Детская слишком далеко от меня.
— Мы наймем опытную няню. Вам понадобится отдых, а не плачущий ребенок. — На его лице не было и тени сочувствия.
— Эллиотт, — Белла с трудом сдерживалась, — либо детская будет внизу, либо я переселюсь сюда.
— Это ультиматум? — Одна бровь Эллиотта взмыла вверх. Белла с трудом поборола желание отодвинуться от него. Она не испугалась, дело в чем-то другом, в чем-то большем, нежели разногласие относительно детской. Она не понимала. Ее вдруг захлестнули эмоции. Не огорчение, скорее ощущение ниоткуда. Безудержно захотелось заплакать.
— Как вам угодно, — ответила она. — Мне жаль, Эллиотт, но я в этом вопросе не уступлю. Боюсь расплакаться, если мы продолжим спор по этому поводу. Не знаю почему. Я просто чувствую себя очень… очень… — Белла стала задыхаться.
— Перестаньте, ради бога. — Эллиотт взял ее на руки. Тоби, следовавший за ними, разразился лаем.
— Опустите меня!
— Нет. — Эллиотт улыбнулся ей. — Думаю, у вас плаксивое настроение из-за беременности. Арабелла, должен сказать, беременные пойнтеры-суки доставляют меньше неприятностей, чем женщины.
— Перестаньте, Эллиотт! — Белла пыталась сопротивляться, затем сдалась, понимая, что это бесполезно. Эллиотт пересек коридор и спустился вниз по винтовой лестнице. Терьер путался под ногами, вынуждая его ругаться про себя. Белле было приятно находиться у него на руках. Она будто стала невесомой и почувствовала себя крайне женственной.
«Когда тебя так носят, воля слабеет и тело становится податливым». Она должна вести себя уверенно.
— Кстати, что касается детской, — заговорила Белла, когда Эллиотт оказался у двери спальни.
— Да? — Он опустил ее на пол и посмотрел как-то смиренно.
— Она будет располагаться внизу. — Оба молча уставились друг на друга. Эллиотт был непреклонен, но не сказал «нет». — Говорите, пожалуйста.
— Я все думал, сколько вам потребуется времени для того, чтобы сказать это. Очень хорошо, но я больше ничего не должен слышать. Имейте это в виду.
— Хорошо. — Белла осталась довольна, но заметила, что его взгляд помрачнел, когда он отворачивался. Нет, это не игра. Белла училась постигать, как далеко можно зайти в браке.
— Отдыхайте, — бросил Эллиотт, оглянувшись. — Соизвольте поступить хотя бы так, как вам советуют.
— Я иду к себе. — Белла вошла в спальню. Тоби опередил ее прежде, чем она успела преградить ему путь.
— Хорошо.
Она закрыла дверь и прислонилась к ней. Она сказала, что пойдет в свою спальню, но не обещала, что станет отдыхать. Не сомневалась, что Эллиотт скоро поедет куда-нибудь, тогда можно будет все осмотреть и найти подходящее место для детской.
Эллиотту хотелось, чтобы Арабелла была менее уступчивой. Похоже, его желание сбывалось. Рано утверждать, что это приведет к желаемому результату. Нельзя отмахнуться от жены, любящей спорить, так же просто, как от несговорчивой любовницы.
Он запрыгнул в седло гнедой лошади и направился к ферме. Тернер будет гадать, что с ним сегодня случилось. Эллиотт почти каждое утро проводил с управляющим имения, стараясь привести землю и жилища арендаторов в то состояние, в каком они находились до того, как Рейф стал наследником. Брат не выказывал ни малейшего интереса к собственности, которая приносила ему значительную часть доходов, не передал управляющему достаточно полномочий, которые дали бы тому возможность распоряжаться ею должным образом. Видно, вверял власть своему подчиненному столь же неохотно, как и брату.
Даже когда Эллиотт испытывал недостаток средств и столкнулся с халатностью, он применял новейшие достижения техники и несколько лет вкладывал большие деньги в Фоссе-Уоррен, но так и не смог поправить дела. Тернер все же был доволен, он имел право пользоваться деньгами, а работодатель проявлял ко всему разумный интерес.
Эллиотт заставил гнедую лошадь перейти на шаг, хотя та выказывала нетерпение.
Он не спешил обсуждать вопрос о том, на какое поле перенести выращивание репы и стоит ли купить несколько фруктовых садов в долине, как предлагал Тернер. Его больше занимали мысли об Арабелле и интимной близости. Эти мысли вытесняли прочие неприятные и трудные вопросы.
Эллиотт не сомневался в том, что природа наделила ее чувственностью, хотя после прошлой ночи было трудно определить, почему он так уверен в этом. Раздумывая, он заерзал в седле. Белле нравилось целоваться, Эллиотт чувствовал, как все ее существо отзывалось на ласки, как невинно и соблазнительно она пыталась исследовать его тело. Он точно знал, чего желает сам. С досадой вспомнил, как на этот раз ему показалось, будто она полностью уступит ему. Но как только дело принимало серьезный оборот, Белла либо застывала, как прошлой ночью, либо пассивно уступала.