Итак, Алевтина Олеговна проверяла тетради, когда в дверь кто-то позвонил. Алевтина Олеговна отложила шариковую ручку, пошла в прихожую, мимоходом оглядела себя в настенном, во весь рост, зеркале – все было в полном ажуре: и лицо, и одежда, и душа, и мысли – открыла дверь. За оной стоял приятной наружности совсем молодой человек, почти мальчик, в модной белоснежной куртке.
– Добрый день, – вежливо сказал молодой человек и слегка склонил голову, что выдавало в нем хорошее домашнее воспитание. – Я имею честь видеть Алевтину Олеговну Стеценко?
– Это я, – согласилась с непреложным Алевтина Олеговна, более всего ценившая в людях куртуазность манер. – Чем, простите, обязана?
– Ничем! – воскликнул молодой человек. – Ничем вы мне не обязаны, уважаемая Алевтина Олеговна, и это я должен просить у вас прощения за приход без звонка, без предупреждения, даже без рекомендательного письма. Так что простите великодушно, но посудите сами: что мне было делать?..
Алевтина Олеговна не успела прийти в себя от напористой велеречивости, без сомнения, куртуазного незнакомца, как он уже легко втерся между ней и вешалкой, как он уже закрыл за собой дверь, подхватил Алевтину Олеговну под полную руку и повел в комнату. Заметим, в ее собственную комнату. И что характерно: все это не показалось Алевтине Олеговне нахальным или подозрительным; она с какой-то забытой легкостью поддалась властному и вкрадчивому напору обаятельнейшего юноши, может, потому поддалась, что ее уже лет десять никто не цапал за локоток, не обдавал терпким запахом заграничного одеколона, не тащил в комнату, пусть даже, повторим, в ее собственную.
Народная поговорка гласит: в сорок пять баба – ягодка опять. Или что-то вроде… Ну-ка, сорокапятки, кому из вас не хочется ощутить себя ягодкой, а?.. Молчание – знак согласия.
Молодой человек бережно усадил Алевтину Олеговну на диван и сам сел напротив, на стул.
– Дорогая Алевтина Олеговна, – начал он свой монолог, – вы меня совсем не знаете, и вряд ли я имею право льстить себя надеждой, что вы меня когда-нибудь узнаете лучше, но разве в этом дело? Совсем необязательно съедать пресловутый пуд соли, чтобы понять человека, чтобы увидеть за всякими там це два аш пять о аш или натрий хлор то, что скрыто в глубине, что является затаенной сутью Личности – да, так, с большой буквы! – увидеть талант, всегдашней сутью которого была, есть и будет доброта. Да, да, Алевтина Олеговна, не спорьте со мной, но талант без доброты – не талант вовсе, а лишь ремесленничество, не одухотворенное болью за делаемое и сделанное, ибо только боль, только душевная беззащитность, я бы сказал – обнаженность, движет мастерством, а вы, Алевтина Олеговна – опять не спорьте со мной! – мастер. Если хотите, от бога. Если хотите, от земли.
Тут молодой человек вскочил, пронесся мимо вконец ошарашенной потоком непонятных фраз Алевтины Олеговны, исчез из комнаты, в мгновение ока возник вновь, сел и буднично сообщил:
– Борщ я выключил, он сварен.
– Но позвольте… – начала было Алевтина Олеговна, пытаясь выплыть на поверхность из теплого, затягивающего омута слов, пытаясь обрести себя – серьезную, умную и рациональную учительницу химии, а не какую-нибудь дуру с обнаженной душой. С обнаженной – фи!..
Но молодой человек не дал ей выплыть.
– Не позволю, не просите. Вы – мастер, и этим все сказано. Я о том знаю, мои коллеги знают, коллеги моих коллег знают, а об остальных и речи нет.
– Какой мастер? О чем вы? – барахталась несчастная Алевтина Олеговна.
– Настоящий, – скучновато сказал молодой человек, сам, видать, утомившийся от лишних слов. – Разве конкретность непременна? Мастер есть мастер. Это категория физическая, а не социальная. Если хотите, состояние материи.
– А материя – это я? – Даже в своей пугающей ошарашенности Алевтина Олеговна не потеряла, оказывается, учительской способности легко иронизировать. Вроде над собой, но на самом деле над оппонентом. – Вы, молодой человек, простите, не знаю имени, тоже мастер. Зубы заговаривать…
– Грубо, – сказал молодой человек. – Грубо и неженственно. Не ожидал… Хотя вы же химик, представительница точной науки! Прекрасно, конкретизируем сказанное!.. Вы могли бы украсить собой любой Дом моделей – раз. Вы могли бы стать гордостью общественного питания – два. Вы прекрасно воспитали сына – значит, в вас не умер Песталоцци – три. И поэтому вы – замечательный школьный преподаватель химии, хотя вот уже двадцать с лишним лет не хотите себе в том сознаться.
– Я плохой преподаватель, – возразила Алевтина Олеговна. – Мне скучно.
Отметим: с тремя первыми компонентами она спорить не стала.
А молодой человек и четвертому подтверждение нашел.
– Виноваты не вы, виновата школьная программа. Вот она-то скучна, суха и бездуховна. Но саму-то науку химию вы любили! Вы были первой на курсе! Вы окончили педагогический с красным дипломом! Вы преотлично ориентируетесь во всяких там кислотах, солях и щелочах, вы можете из них чудеса творить!.. – Тут молодой человек проворно соскочил со стула, стал на одно колено перед талантливым химиком Алевтиной Олеговной. – Сотворите чудо! Только одно! Но такое… – не договорил, зажмурился, представил себе ожидаемое чудо.
– Скорее встаньте, – испугалась Алевтина Олеговна. Все-таки ей уже исполнилось сорок пять, и такие порывы со стороны двадцатилетнего мальчика казались ей неприличными. – Встаньте и сядьте… Что вы придумали? Что за чудо? Поймите: я не фокусник.
Заинтересовалась, заинтересовалась серьезная Алевтина Олеговна, а ее последняя реплика – не более чем отвлекающий маневр, защитный ложный выпад, на который молодой человек, конечно же, не обратил внимания.
– Нужен дым, – деловито сообщил он. – Много дыма.
– Какой дым? – удивилась Алевтина Олеговна. И надо сказать, чуть-чуть огорчилась, потому что в тайных глубинах души готовилась к иному чуду.
– Обыкновенный. Типа тумана. Смешайте там что-нибудь химическое, взболтайте, нагрейте – вам лучше знать. В цирке такой туман запросто делают.
– Вот что, молодой человек, – сердито и не без горечи заявила Алевтина Олеговна, вставая во все свои сто шестьдесят три сантиметра, – обратитесь в цирк. Там вам помогут.
– Не смогу. Во всем нашем доме нет ни одного циркового. А вы есть. И я пришел к вам, потому что вы – одна из тех немногих, на кого я могу рассчитывать сразу, без подготовки. Я ведь не случайно сказал о вашей душе…
– При чем здесь моя душа?
– При том… – молодой человек тоже поднялся и осторожно взял Алевтину Олеговну за руку. – Рано утром вы придете в школу, – он говорил монотонно, глядя прямо в глаза Алевтине Олеговне, – вы придете в школу, когда там не будет никого: ни учителей, ни учеников. Вы откроете свой кабинет, возьмете все необходимое, вы начнете свой главный опыт, самый главный в жизни. Пусть ваш туман выплывет в окна и двери, пусть он заполнит двор, пусть он вползет в подъезды, заберется во все квартиры, повиснет над спящими людьми. Вы сделаете. Вы сможете…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});