Читать интересную книгу Почетный караул - Джеймс Коззенс

Сам, по своей воле, Хикс никогда не стал бы заниматься тем, чем ему сейчас приходилось заниматься; но, едва вскочив с постели, он уже перебирал в уме неотложные дела, стараясь получше спланировать рабочий день, потому что знал, что времени на все не хватит. Хорошо бы сегодня приехать на службу пораньше и поймать майора Уитни до восьми — надо предупредить его, что генерал срочно хочет видеть материалы по наставлению один дробь пятнадцать, да заодно сказать, что генерал поручает ему новое задание, пусть Уитни в ближайшее время на него не рассчитывает.

Скорее всего, эта новость огорчит и смутит Уитни — он даже не разозлится, а впадет в состояние растерянности и тревоги; как только до него дойдет смысл слов Хикса, он первым делом станет думать, что же сказать капитану Паунду, своему пухлому, неизменно приветливому, но удивительно рассеянному заместителю. Капитан Паунд, который либо вовсе забывал о данных ему поручениях, либо все чудовищно путал, ведал составлением схемы занятости сотрудников отдела и делал это на редкость бестолково.

Потом, видимо, придется зайти к полковнику Култарду — во всяком случае, Уитни наверняка сочтет такой визит необходимым. Затем он отнесет материалы по наставлению один дробь пятнадцать в генеральскую канцелярию и небрежно скажет кому-нибудь из дежурных офицеров, что генерал просил его принести эти документы. Может быть, генералу угодно, чтобы он, капитан Хикс, передал их ему лично? После этого надо бы обойти отделы и, ссылаясь на приказ генерала, добиться приема и сообщить начальникам отделов о генеральской задумке, чтобы те поняли, что оказывать всяческую поддержку капитану Хиксу — их прямой долг… Хотя, впрочем, нет — пожалуй, лучше составить письмо и оформить его по всем правилам в канцелярии полковника Моубри. И чтобы там от имени генерала приказывалось всем начальникам отделов исполнять все, что потребует от них капитан Хикс. А с какой целью — их не касается. Вполне возможно, что генерал не захочет, чтобы вся Оканара была в курсе его планов — может, дело еще и не выгорит. А что, если попросить, чтобы ему дали в распоряжение самолет? Нет, хватит с него самолетов, лучше взять штабную машину и поехать днем на один из вспомогательных аэродромов…

Нельзя сказать, что Натаниел Хикс никогда не тяготился своим странным армейским существованием, не скучал по жене и дому, не жалел о прерванной войной работе, куда более важной и интересной, чем нынешняя; просто в сутолоке будней у него на это не хватало времени, и требовалось соответствующее настроение, непредвиденное затишье, неожиданное впечатление от какой-нибудь красноречивой мелочи, чтобы до конца понять ту непреложную истину, что идет война и он, как это ни удивительно, тоже в ней участвует.

Это мог быть адский рев моторов, неожиданно взорвавший ясное утреннее небо, когда над базой пролетает большая группа тяжелых бомбардировщиков, и ты вдруг отчетливо представляешь себя припавшим к земле, вокруг фонтанами вздымаются к небу обломки, точно карточные домики, опрокидываются стены зданий, проносятся огненные вихри, от ударных волн все новых и новых взрывов до боли сжимается грудь и клацают зубы.

А то вообразишь себя в кресле стрелка турнельной установки; нервы заходятся в безумной пляске, а ты глядишь сверху вниз сквозь нижнюю половину прицельного сектора, сплошь испещренного бесчисленными дымящимися точками зенитных разрывов, на миниатюрные пожары, зажженные пролетевшими до тебя бомбардировщиками. Над местами взрывов бомб в небо уже тянутся длинные вымпелы густого дыма, указывающего направление ветра над поверхностью цели. Судя по правильным многоугольным контурам, серовато-зернистой фактуре и шеренгам тонких линий-улиц, это густонаселенный городской район. С нетерпением ждешь, когда же наконец раздастся толчок, означающий, что самолет закончил заход на цель и освободился от бомб, но в то же время постоянно помнишь, что в любую секунду близкий разрыв зенитного снаряда может отправить тебя к праотцам. Выглядываешь в окошко иллюминатора и вдруг видишь, как гондола двигателя отделяется от огромного крыла или само крыло целиком отрывается от корпуса самолета, возвещая первый виток безумного штопора в саване полыхающего бензина, который на несколько секунд согреет воздух вокруг вертящейся волчком машины, прежде чем прорвется внутрь через алюминиевую обшивку, надежно заглушающую крики боли и отчаяния, и подожжет опутанные проводами меховые летные комбинезоны.

Или же навстречу попадется конвоир с винтовкой, одуревший от скуки и полуденного зноя, с равнодушным видом ведущий вниз по длинной, прокаленной солнцем Бейс-стрит человек тридцать в одинаковых грубых голубых куртках с выведенной белой краской буквой «П» на спине, собирающих мусор, и мысль о бренности бытия приведет тебя на несколько минут в состояние тупого оцепенения.

А вечером, в подавленном настроении, с чувством усталости, напоминающим, что ты уже не молод, что бóльшая — и уж во всяком случае, лучшая — часть жизни уже позади, ты возвращаешься домой, к новым приятелям-сослуживцам, разгуливающим по квартире в одном белье, и пытаешься заглушить шутками или утопить в стакане виски свои невеселые мысли, а вместе с ними и прочих неизменных спутников всех малодушных: ощущение сгущающегося ужаса, надвигающейся грозы, неизбежности смерти.

На первый взгляд лучшей обстановки, чтобы развеяться, и не придумаешь — но это лишь на первый взгляд. Просто неутомимый человеческий дух не желает признавать поражение, упрямо бодрится, точно старые приятели, собравшиеся на дружескую пирушку: «Вот это жизнь, ребята!» Но насколько они искренни? Может быть, когда-то, много лет назад, в студенческие годы, такая жизнь и вправду доставляла удовольствие. А сейчас ты с грустью глядишь на постаревшие лица, поредевшие волосы и оплывшие фигуры былых собутыльников. Но делать нечего — остается либо присоединиться к ним, либо просидеть весь вечер в своей спальне.

Натаниел Хикс познакомился со своими нынешними товарищами меньше года назад. Если бы не война, вряд ли они когда-нибудь встретились. Капитан Дональд Эндрюс, специалист в области статистики, работал раньше в какой-то технической фирме. Капитан Кларенс Дачмин был на несколько лет младше Хикса и Эндрюса и до войны заведовал отделом рекламы и связи с общественными организациями в гостиничном концерне. Все трое в одно и то же время прошли переподготовку в Майами, но выяснилось это только сейчас, потому что на курсах командирской учебы офицерского состава ВВС одновременно учатся до полутора тысяч человек. Обычно знаешь лишь тех, с кем пришлось жить в одном отеле, учиться в одной группе или служить в одном подразделении.

Они прибыли в Вашингтон для прохождения службы в том отделе штаба, который впоследствии был преобразован в АБДИП, и вместе с десятками других офицеров вскоре оказались в большой комнате без перегородок, занимавшей целое крыло огромного ветхого флигеля номер один в Грейвелли-Пойнт. В комнате стояло две сотни канцелярских шкафов, полсотни письменных столов и пятнадцать стульев. Целую неделю они просидели на столах, пытаясь что-то понять в этой неразберихе. Позже, немного разобравшись в таинстве административных игрищ, они догадались, что попали к финалу битвы между двумя фракциями, враждующими за право возглавить формирующееся крупное подразделение, для которого их всех, собственно, и отобрали. В подробности происходящего их никто не посвящал — считалось, что, пока борьба не закончится, им и знать ничего не надо.

Через неделю всех их — около трехсот человек — собрал полковник Ван Пелт, толстяк с измученным лицом и редкими, прилизанными волосами, и сказал, что хочет сообщить им радостную весть: наконец-то подписан приказ о создании Управления анализа боевых действий и потребностей армейской авиации в Оканаре, штат Флорида, и сейчас как раз готовятся предписания для всех присутствующих о направлении в Оканару.

У самого полковника, впрочем, вид был далеко не радостный; он выглядел больным и усталым и, видимо, даже похудел за последнее время, потому что потрепанный летний китель с крылышками первого пилота, старшего пилота аэростата и пятном от споротых эмблем военно-воздушных сил на плече висел на нем как на вешалке. Не было никаких сомнений в том, что он эту битву проиграл и, что бы там ни создавалось в Оканаре, ему там не командовать; он не без смущения перешел к церемонии официального прощания — поблагодарил их за честную службу и помощь, выразив уверенность, что они будут столь же плодотворно и ответственно трудиться на новом поприще.

Его выслушали в полном недоумении и молча — многие, пожалуй большинство из собравшихся, видели его первый и, как оказалось, последний раз в жизни. Потом кто-то зааплодировал, и все начали громко хлопать.