Пробираясь по завалам обрушившихся блоков, я приободрил Бяку традиционным способом:
— Ты только представь, что мы можем найти внутри.
— А чего там представлять? Смерть там наша найдется.
— Не надо быть таким пессимистом, Бяка. Помнишь, что пьяные охотники рассказывали, когда мы трактирщику кайт сдавали?
— Откуда я могу такое помнить? Охотники и рыбаки все до единого балаболы. Они все время что-то рассказывают. Врут много. Всегда врут. Мы с тобой тоже рыбу ловили, но мы не врали. Мы одни честные.
В свете такого высказывания заманчивость заготовленных для упыря слов значительно упала в цене.
Но отказываться от них я не стал:
— Они тогда говорили о древних сокровищах. О заброшенных храмах, о гробницах великих героев и злодеев. Огромные сундуки с редкими драгоценностями, волшебное оружие и доспехи, амулеты, равных которым нет и не будет, потому что давно утрачены секреты их изготовления. Навыки, о которых даже император не мечтает, самые ценные трофеи, которые только и ждут, когда же кто-нибудь до них доберется. Книги с тайнами забытых боевых искусств и могущественной магии или даже легендарные свитки уникальных умений. Бяка, ты только представь, что мы в трех шагах от всего этого богатства.
— И ты поверил балаболам? — со скепсисом уточнил Бяка.
— Ну… вообще-то я и до этого слышал, что на севере много чего можно найти.
— Гед, а ты никогда не думал, почему такое богатство осталось брошенным в Лихолесье? Вот почему его оставили, а?
— А почему остаются забытыми древние клады? — ответил я вопросом на вопрос. — Владельцы сокровищ умирают не тогда, когда им хочется, а когда приходит их время. Много ценностей остается забыто. Войны, эпидемии, восстания мертвых, нашествия Хаоса… Бывало, целые страны исчезали в считаные дни и никогда больше не возрождались. Говорят, север когда-то был такой же, как юг. Людный. Здесь были города, замки и деревни. Пока не начали появляться разломы, жизнь людей кипела, а земля, как и сейчас, была богатой. И часть их богатств так и осталась здесь.
— Да, всякое бывает, — согласился упырь. — Гед, разломы принесли не только новое, они и погибель принесли. В таких местах много людей умирало. Много было смертей. И часто смерть остается и ждет ненормальных, которые придут за потерянным богатством. Вот мы с тобой как раз и идем. Мы ненормальные.
— Чудовище смерть не тронула, значит, и нас не тронет, — уверенно заявил я.
Интуиция: что-то происходит.
Я остановился, едва не оступившись. Очень уж неудобная поверхность. Только-только вскарабкался на сильно наклоненный блок, один из многих, перекрывающих проход. По сути, я уже внутри, надо мной громоздится хаос из обрушившихся и кое-как сцепленных между собой древних камней. Но света здесь достаточно, чтобы все прекрасно видеть.
И ничего опасного на глаза не попалось, как ни пытался всматриваться.
Однако атрибут Интуиция почему-то дал о себе знать. Мой недолгий опыт обладания им показал, что трофеи от Хаоса тоже могут быть полезными.
Приходится прислушиваться к тому, что тебе говорят.
— Чего мы стоим? — как-то очень уж спокойно поинтересовался Бяка.
Удивившись тому, что спутник внезапно стал столь хладнокровен, я пояснил:
— Сам не знаю. Мой атрибут от Хаоса говорит, что тут неладно. Надо разобраться.
— Ну ты разбирайся, а я пока посижу немного.
С этими словами Бяка и вправду уселся на первом попавшемся блоке. Даже не стал выбирать камень поудобнее, хотя до такого рукой подать.
Вновь подивившись его хладнокровию, я вдруг осознал, что, в сущности, мне тоже торопиться некуда. Так почему бы не присоединиться к товарищу? Тем более блок под моими ногами не такой уж неудобный, как показалось поначалу.
Да он даже комфортный.
Такой уютный на вид.
Так и напрашивается на то, чтобы на него сели.
Это я и сделал.
А Бяка, медленно зевнув, решил отдохнуть еще серьезнее. Да-да, он действительно прилег на камень. Похоже, храпеть собрался. Вон глаза закрыл, лицо отрешенное, почти мертвое. Не зря его соплеменников упырями прозвали, у него и при бодрствовании физиономия специфическая, а уж в сонном состоянии хоть не смотри — вылитый покойник.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но чего это я все о Бяке да о Бяке? Надо и о себе позаботиться. Зачем сидеть, если можно последовать примеру спутника?
Да, все верно, надо ложиться.
В сознании, полностью охваченном сонным оцепенением, из последних сил промелькнул проблеск разума.
Нельзя спать!
Нельзя!
Ведь интуиция предупредила!
Что-то происходит!
Будто подслушав мои мысли, атрибут Хаоса вновь напомнил о себе.
Интуиция: похоже, вас покидает жизнь.
Проблеск разума разгорелся если не до яркого пламени, то хотя бы до состояния, заставляющего что-то делать, а не просто пытаться разлечься на удобном каменном блоке.
Нельзя мне сейчас ложиться. Но и чем именно следует заняться, я не представлял. Просто тряс головой, разгоняя муть перед глазами, и пытался увидеть то, чего следует опасаться. Но напрасно прищуривался, напрасно оглядывался, вокруг нас не было ничего подозрительного. Древние камни замшелые, стены, свисающие корни растений, выросших на верхних ярусах руин.
И неистовое желание улечься и забыться. Оно настолько непреодолимо сильное, что ему понадобится всего лишь несколько секунд, чтобы полностью погасить разум.
Это конец, мне отсюда не выбраться. Я даже приподняться не в состоянии. Ноги будто чужие, не ощущаются.
Увы, интуиция права, меня и правда покидает жизнь, и сопротивляться этому невозможно.
Все, на что хватило остатка сил, это протянуть руку к исходящему паром котелку, который сам не помню как оказался на соседнем камне.
Если это не заставит взбодриться, останусь здесь.
Навсегда останусь.
Миг, и ладонь погрузилась в горячую бурду.
Еще миг, и я ору от нестерпимой боли, а сонное оцепенение развеяно без остатка.
И сразу же, пока беспомощность не вернулась, я схватил котелок в одну руку и принялся разбрызгивать его содержимое, не жалея вторую, уже ошпаренную конечность. Крича от боли и почти ничего не соображая.
Только одно понимал: я зря сюда полез. Надо или бежать без оглядки, оставив Бяку умирать, или как можно быстрее разобраться в том, что здесь происходит.
Стена, на которую я плеснул очередную порцию парящей жижи, вдруг начала расплываться, будто изображение на экране, смазанное неловким движением оператора с камерой. И в тех местах, куда попали брызги, расползались омерзительные прорехи, под которыми мерцало что-то зеленоватое, непонятное и, несомненно, тошнотворное.
Не задумываясь, ухватил котелок поудобнее обеими руками и выплеснул все, что в нем оставалось, в направлении непонятного явления.
По ушам ударил визг работающей на запредельных оборотах электродрели. Ударил так неистово, неожиданно и сильно, что я заорал и швырнул котелок в стену, перед которой пульсировала полупрозрачная расползающаяся масса, сверкающая зеленым в тех местах, куда попала горячая грязь. Отвернувшись, подхватил Бяку под руки и потащил его прочь.
Тот открыл глаза, сонно вскрикнул, когда я неосторожно приложил его копчиком об угол каменного блока.
— Ге… Гед… Положи меня туда, где взял. Я тут посплю немного.
Прилив сил, который помог пронести упыря несколько жалких шагов и ни разу при этом его не уронить, сходил на нет. Я чувствовал, что еще чуть-чуть и рухну.
— Бяка! Вставай! Быстрее вставай! Помоги мне специи донести! Помоги! Их слишком много, я один с таким огромным мешком не справляюсь! Они дорогие, их нельзя бросать здесь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Упыря будто током шарахнуло. Подскочил, вырвавшись из моих рук:
— Где?! Где оно?! Гед, где мое?!
Позади послышался неописуемый звук. С таким, наверное, лопаются перекачанные дирижабли. И тут же на наши спины обрушился горячий ливень.
Дружно заорав, мы, не сговариваясь и не оглядываясь, рванули прочь, к выходу из руин. И только отбежав на полсотни шагов, я догадался чуть отстать от Бяки и взглянуть на его спину.