Читать интересную книгу Скульпторша - Майнет Уолтерс

— А что вы скажете насчет несоответствий в ее заявлении, мистер Крю? Вы спрашивали ее?

— Какие несоответствия?

— Ну, например, она ничего не говорит о драке с матерью и утверждает, что Гвен и Эмбер были уже мертвы, когда она приступила к расчленению тел.

Питер нетерпеливо посмотрел на часы:

— Она врала.

Роз еще раз поймала адвоката за рукав, заставляя его остановиться.

— Но вы были ее адвокатом, — начинала сердиться журналистка. — Значит, вашей обязанностью было верить словам Олив.

— Не будьте столь наивны, мисс Лей. В мои обязанности входило лишь представлять ее интересы в суде. — Он высвободил рукав и рванулся дальше. — Если бы адвокаты полностью доверяли своим клиентам, то законного представления их интересов, наверное, вовсе бы не существовало. — Он презрительно скривил губы. — Но я, кстати, полностью поверил ей. Она сказала, что убила их, и я полностью поверил ей. У меня не оставалось иного выбора. Я старался, как мог, уговаривал ее молчать, но она настояла на своем и призналась в убийствах. — Адвокат устало посмотрел на Роз. — Неужели вы хотите мне сказать, что теперь она все отрицает?

— Нет, — замотала головой журналистка. — Просто мне кажется, что версия, рассказанная мне полицейским, не совсем соответствует действительности.

Несколько секунд Питер молча изучал свою собеседницу.

— Вы уже разговаривали с Грэмом Дидзом?

Роз кивнула.

— И каковы результаты?

— Он согласен с вашим мнением.

— А полиция?

Роз снова кивнула.

— По крайней мере один из полицейских тоже разделяет вашу точку зрения. Тот, с которым мне уже удалось побеседовать.

— И это вам ни о чем не говорит?

— Нет. Дидза постоянно инструктировали вы сами. Он лично ни разу не поговорил с ней, а полиция ошибается довольно часто. — Она откинула с лица непослушный рыжий локон. — К сожалению, вы сами не до конца верите в британское правосудие.

— Скорее всего, вы правы. — Крю холодно улыбнулся. — Но вам следовало направить свой скептицизм в другое русло. Всего вам хорошего, мисс Лей. — Он увернулся от нее и чуть ли не бегом бросился вперед по переулку, придерживая рукой свою нелепую накладку из искусственных волос. Ветер раздувал фалды его пальто, и они беспрестанно хлопали по его длинным ногам. Сейчас он напоминал клоуна из какой-то комедии, но Роз совсем не хотелось смеяться. Несмотря на свои идиотские манеры, Питер умел сохранять чувство собственного достоинства.

* * *

Роз позвонила в монастырь святой Анжелы из телефона-автомата, но часы показывали начало шестого, и женщина, которая ответила на звонок, сообщила, что сестра Бриджит ушла домой. Затем Роз позвонила в справочную, чтобы узнать номер полицейского участка в Долингтоне, но и тут выяснилось, что все служащие уже закончили свой рабочий день. Вернувшись в машину, Роз аккуратно распланировала свой завтрашний день и некоторое время просто посидела за рулем, размышляя о том, что ей только что сообщил Питер Крю. Однако сосредоточиться ей так и не удалось. Внимание молодой женщины все время уплывало и переключалось на привлекательного Хэла Хоксли, коротающего вечер на кухне «Браконьера».

Он обладал какой-то удивительной способностью неожиданно ловить ее взгляд, когда она меньше всего ждала этого, и сразу лишал Роз мужества. Если раньше ей казалось, что выражение «слабость в коленках» было нарочно изобретено писательницами, сочиняющими любовные романы, то теперь она была вынуждена признать правильность этого словосочетания. Более того, если бы сейчас ей пришлось вернуться в «Браконьер», то пришлось бы держаться за стенки, чтобы добраться до двери, и войти в нее, не задев косяк! Может быть, она потеряла рассудок? Ведь этот тип — самый настоящий гангстер. Кто вообще когда-нибудь слышал о ресторане, куда не ходят посетители? Людям всегда нужно питаться, даже во время экономического кризиса и повсеместного сокращения штатов. Печально покачав головой, она включила зажигание и повела машину назад в Лондон. Но что за ерунда! Ведь по закону подлости получается, что если мысли о нем наполнены эротическими фантазиями, то его мысли о ней (если он, конечно, вообще вспоминает о ее существовании) должны быть полностью лишены какого-либо сладострастия!

Улицы Лондона были, разумеется, заполнены транспортом, как это бывает по вечерам в четверг в часы пик, что тоже подействовало на Роз удручающе.

* * *

Пожилая заключенная, выбранная старшей подругами по несчастью, волнуясь, остановилась у открытой двери. Она боялась Скульпторшу, но зато, как утверждали товарки, она была единственной, с кем вообще разговаривала Олив. «Ты напоминаешь ей родную мать», — подшучивали они. Эта мысль постоянно тревожила опытную женщину, но одновременно ее разбирало любопытство. Она наблюдала за тем, как громадина Олив задумчиво скатывает папиросную бумагу, пытаясь завернуть в нее крошку табака. Выждав еще некоторое время, старшая заговорила.

— Эй, Скульпторша! Что за рыжая к тебе приходит?

Олив быстро сверкнула глазами в сторону женщины и промолчала.

— Вот, возьми, угощайся. — Она выудила из кармана пачку сигарет и предложила закурить. Реакция Олив была моментальной. Как собака, дождавшаяся звонка, сигнализирующего о подаче еды в миску, Олив быстро зашаркала ногами, придвинулась к пачке и, вынув сигарету, тут же спрятала ее куда-то между складками платья.

— Так кто же эта рыжеволосая? — не отступала старшая.

— Писательница. Она сочиняет обо мне книгу.

— Господи! — с отвращением произнесла пожилая женщина. — И зачем она будет о тебе писать? Это мне дело пришили, про меня надо писать.

Олив внимательно посмотрела на собеседницу.

— Может, мне тоже пришили.

— Ну, конечно! — хихикнула старшая. — Лапшу вешай кому-нибудь другому, а из меня дуру не делай.

Олив, казалось, увлекла эта мысль, и из ее горла раздался какой-то звук, напоминающий веселый свист.

— Ну, как говорится, можно дурачить некоторых людей все время или всех людей некоторое время… — Она замолчала, как бы приглашая старшую продолжить беседу.

— Но всех людей все время обманывать нельзя, — закончила та и укоризненно погрозила Олив указательным пальцем: — Ты не молишься.

Олив выдержала взгляд собеседницы, даже не моргнув.

— А кому нужны эти молитвы? — Она постучала пальцами по виску. — Найди себе доверчивую журналистку, а потом используй вот это. И тогда, может быть, даже у тебя кое-что получится. А ведь от них зависит, что будут думать о тебе люди. Ты пудришь мозги ей, а она — всем остальным.

— Какая гадость! — неосторожно произнесла старшая. — Да их интересуют только психи и убийцы. А все порядочные люди остаются гнить здесь.

Какая-то недобрая искорка вспыхнула в крошечных глазах Олив.

— Это ты меня назвала психом?

Женщина попыталась улыбнуться и осторожно попятилась.

— Послушай, Скульпторша, это была обычная оговорка. — Она примирительно подняла вверх руки. — Договорились? Я не хотела тебя обидеть. — Возвращаясь к себе, старшая почувствовала, что успела изрядно вспотеть.

Когда она ушла, Олив, скрывая, как всегда, своим массивным телом собственные руки, чтобы никто не увидел, чем она занимается, вынула из нижнего ящика глиняную фигурку, над которой работала, и принялась толстыми пальцами вылепливать ребенка, лежащего на коленях у матери. Непонятно, хотела она этого или просто не владела искусством лепки, но только фигурка у нее получилась такая, словно руки матери пытались задушить пухлого младенца, находящегося у нее на коленях.

Работая над статуэткой, Олив тихо напевала себе под нос. На столе уже выстроилась целая группа уродливых фигурок, напоминавших пряничных человечков. Двое или трое из них были без голов.

* * *

Он сидел, сгорбившись, на ступеньках перед подъездом ее дома, зарыв голову в колени. От него сильно пахло пивом. Роз некоторое время молча смотрела на это явление, при этом лицо ее не выражало решительно ничего.

— Ну и что ты здесь делаешь?

Но она сразу поняла, что он долго плакал.

— Нам нужно поговорить, — тихо произнес он. — Ты же никогда со мной не разговариваешь.

Роз не стала утруждать себя ответом. Ее бывший муж был слишком пьян. Сейчас они не могли сказать друг другу ничего такого, что не было обговорено уже сотни, тысячи раз. Она устала от его бесконечных сообщений на автоответчик, устала от писем, устала от собственной ненависти, сжимавшей ей все внутренности всякий раз, когда она слышала его голос или видела знакомый почерк.

Он успел схватить ее за юбку и не отпускал, как маленький ребенок.

— Прошу тебя, Роз. Я не хочу идти домой в таком состоянии.

Она привела его к себе из-за дурацкого чувства давно забытого долга.