А конь щипал траву, и пускал газы.
Саша вздохнула, поднялась с земли и пошла в дом. Голод не тётка, и он умел настаивать на своём. Зайдя в дом девочка остановилась ища глазами мальчика.
– Проходи. – Поль сидел на кухне за столом.
– Садись и кушай.
– Это ты приготовил? – Саша показала рукой на плиту, на которой стояли кастрюля и сковородка, и аппетитно пахло жареным и чем-то ещё.
– Нет. Я ничего не делал. Я же говорил тебе, что не знаю как здесь очутился. – Мальчик поспешно убрал со стола блокнот и сунул его в карман своих брюк.
Девочка вздёрнула брови. – Ничегошеньки не понимаю.
Суп был вкусным хоть и рыбным, а уж про рыбный суп Саше не надо рассказывать – она его немало съела за свою жизнь. На второе была картошка с луком и это неожиданно обрадовало девочку. Картошка была редка на острове так же как и лук.
Девочку мучил один вопрос, ответ на который сама она, сейчас, найти не могла. Череда событий, связывающих её саму с окружающим миром, начинала закручиваться вокруг неё, превращаясь в подобие волчка. Вращение волчка породило звук, и тот, начав с низких тонов, стал подниматься над землёй, становясь всё более высоким, и вот уже оставалось совсем немного чтобы центробежные силы разрушили и раскидали по пространству всё собранное в этом вращении.
«Кто я?» – подумала она и с вызовом посмотрела на Поля. И она искала и отыскивала в своей памяти, смутные, будто проглядываемые сквозь дымку, и давно оставленные позади, коряги, камни, волны вчерашнего моря, ушедшие в закат восходы, и не находила. Лишь образы. Слепки событий, оставившие в волнениях воздуха память о невозвратном, давно истлевшем.
– Ты хоть что-нибудь знаешь обо мне? – наконец заговорила она. – Расскажи.
Мальчик внимательно посмотрел на Сашу. – Ты помнишь, зачем пришла сюда?
– Сюда? – девочка показала пальцем в пол.
– Нет. Не сюда, как место, а сюда, значит за горизонт востока. Что заставило тебя заглянуть за грань не свершившегося?
Саша не понимала его и смотрела требуя понятности.
Ты помнишь холм, к которому тебя водил Фёдор?
– Холм? – девочка постаралась вспомнить на острове все взгорки и неровности, что могла считать холмами. – Нет.
Мальчик вздохнул. – Хорошо. Я расскажу тебе, но предупреждаю: знаю я далеко не всё. – Он, подняв голову посмотрел куда-то вдаль. Стоило ли говорить ей всё? Нет. Делать этого не стоило. Она была против. Сейчас, уже не зная того, не помня по вине своей же воли, она строго наказала молчать. Он снова вздохнул и заговорил: – Ты появилась на острове много лет назад. Тебя прибило к берегу в маленькой корзинке. Был шторм. Ты была завёрнута в одеяльце. И больше в корзинке ничего не было. Никакого упоминания о твоём имени или твоих родителях. И не понятно, как корзинка не утонула и сама ты не намокла путешествуя по морю подобным образом. Егор, что маячником был, пришёл в дом, где жила Мария Васильевна, мама Галины Александровны, и принёс корзинку с младенцем. После, они все искали твоих родителей, надеясь, что в море ты оказалась не одна. Все. Понимаешь? И фельдшер Леонид Фёдорович, и даже Карпуха. А позже Мария Васильевна с маячником и фельдшером отправилась на землю, к поморам. Женщина хотела поговорить со старушкой одной, звали её Лизавета. Старушка чудная. Поговаривали, колдовством та промышляла, да всё знала, видела и слышала много дальше других. По прибытии состоялся разговор у них, после чего ты и была окончательно оставлена в семье этой. – Поль развёл руками. – Вот пожалуй и всё. Не так много. Коли посмотреть сквозь время, то дорога твоя и их дороги длинными сделала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Девочка, слушая рассказ Поля с открытым ртом, вспомнила ту корзинку. Наверняка это была именно она. Корзинка всегда, сколько она себя помнила, висела перед окном на двух крепких канатах толщиной с её мизинец, и всё что в ней было это одеяльце сложенное конвертом. А ведь Саша трогала эту корзинку и даже качала, и как то давно спросила Галину почему она здесь висит, но та ответила: – висит чтобы больше не плавать. Тогда слова Галины Саша восприняла как шутку. И сейчас, вспомнив это она вздрогнула. – Мама нашей Галины Александровны?! Ты ничего не напутал? Ведь, тогда получается, что я должна быть уже взрослой. – Девочка задумалась, наморщила лоб, потёрла его. – Это неправда. Кто тебе рассказал такое?
Поль опустил голову. – Ты сама просила рассказать. Вот я и рассказал.
– Но тебе то кто сказал?
– Старик один, на том берегу. Он в тайге живёт.
– А я его знаю?
Поль пожал плечами.
Глядя на него пожала плечами и Саша. – Ну? И чего ты ещё мне расскажешь?
Не поднимая глаз мальчик продолжил: – Антуан много лет пытался выяснить кто ты и откуда, кто твои родители, но безуспешно. Но, что-то мне подсказывает, есть у меня подозрение, что он, всё же, что-то выяснил. Я не уверен, утверждать не буду, ведь это всё с чужих слов. Больше мне сказать нечего. – И добавил вспомнив, – нашли тебя третьего сентября, было холодно.
– А имя мне тогда придумали, да?
Поль чуть помедлил, но принял решение и убедительным тоном ответил: – да, тогда же и придумали, как от бабки Лизы вернулись. – Он встал из-за стола. – Пойдём на улицу. – И протянул девочке руку.
Они вышли из дома и нога в ногу, раскидывая носками ботинок листву, побрели в сторону рощи. Пройдя её дети вышли к озеру и остановились.
Неожиданно девочка вырвала свою руку из руки мальчика. – Мне надо сесть. Я устала.
– Что с тобой?
– Ты что-то скрываешь. Я это чувствую. – Саша смотрела на небо. – Я это вижу. Они не могли выдумать мне имя. Никто не мог. Оно у меня было всегда. Оно записано, и храниться в колодце.