на помост поднялся молодой человек в черной шапке, которого окружало шестеро людей с опахалами. Это и был наш юноша.
Оправив одежду и оглядевшись, он откашлялся и запел. С изумительным искусством начал он исполнять траурную песню «Роса на стеблях». Чем выше брал он ноты, тем чище звучал его голос; эхо отдавалось в рощах; еще не замерли последние звуки, а слушатели тихо всхлипывали, пряча свои слезы.
Осмеянный толпой, владелец лавки похоронных принадлежностей в Западном ряду вконец смутился; он выложил потихоньку пятьдесят тысяч и незаметно скрылся. А толпа вокруг стояла как завороженная, никого, кроме певца, не замечая.
Незадолго до этого был оглашен императорский указ. Начальникам пограничных областей предписывалось раз в год прибывать ко двору; называлось это «представлением докладов». С этой целью приехал в столицу и отец юноши. Вместе с другими сановниками одного с ним ранга он переоделся и тайком отправился поглядеть на необычную выставку. С ним был старый слуга-зять кормилицы пропавшего сына. Слуга вгляделся, вслушался — и узнал юношу, но не посмел сказать об этом и заплакал горькими слезами.
Удивленный этим, отец юноши стал расспрашивать слугу, и тот сказал:
— Певец этот очень похож на вашего погибшего сына.
— Моего сына убили разбойники, чтобы завладеть его богатством. Как же он мог попасть сюда? — возразил отец, но тоже не в силах был удержать слезы и поспешно ушел. Слуга подбежал к тем, кто был с юношей, и стал расспрашивать:
— Кто это сейчас так чудесно пел? Как его зовут? Откуда он родом?
— Сын такого-то, — сказали ему.
Оказалось, что юноша скрывается под чужим именем.
Слуга в большом волнении стал проталкиваться к певцу сквозь толпу. Юноша изменился в лице и хотел было скрыться, но слуга схватил его за рукав и закричал:
— Вы ли это, мой господин?
Оли обнялись, заливаясь слезами. Потом слуга повел своего молодого господина к отцу. Но отец набросился на юношу с упреками:
— Ты опозорил наш дом! Да как ты посмел на глаза мне показаться?
Он повел юношу на пустынное место, что лежит к западу от реки Цюй и к востоку от Абрикосового сада. Тут он сорвал с него одежду и начал избивать плетью. Удары сыпались сотнями. Не в силах вынести страшной боли, юноша свалился замертво, а отец ушел прочь.
Но среди тех, кто обучал юношу песнопениям, нашелся человек, который заподозрил неладное. Он велел одному из друзей юноши потихоньку следовать за ним; тот видел жестокую расправу и сообщил о ней товарищам; все очень опечалились. Двое взяли тростниковую циновку и пошли туда, где лежал юноша, чтобы прикрыть мертвое тело. И вдруг они увидели, что в юноше еще теплится жизнь. Его подняли, стали приводить в чувство, и понемногу он начал дышать глубже. Тогда его на циновке отнесли домой, стали поить через бамбуковую трубочку. Так прошла ночь, и наконец он очнулся.
Миновал целый месяц, но юноша не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Раны начали гноиться, от них пошел тяжелый запах. Товарищи измучились, ухаживая за больным. У них иссякло терпение, и вот однажды вечером они бросили его на дороге. Прохожие, жалея несчастного, кидали ему объедки, чтобы он не умер с голода.
Прошло десять недель, и юноша попробовал встать на ноги с помощью палки. В лохмотьях, залатанных в сотнях мест, с дырявой тыквенной чашкой в руках, отправился он бродяжничать, выпрашивая подаяние. Зима уже сменила осень; по ночам юноша забирался в мусорные ямы, а днем скитался по рынкам и лавкам.
Однажды утром шел сильный снег. Подгоняемый холодом и голодом, юноша брел по улице и жалобно просил милостыню. Если бы люди увидели его, они не могли бы остаться безучастными, но снег валил без конца, и почти все двери были закрыты.
Юноша добрел до восточных ворот квартала Аньи и пошел вдоль кирпичной стены к северу. Миновав домов восемь, он увидел чуть приоткрытые ворота… Это был дом красавицы Ли, но юноша не знал этого и продолжал стонать:
— Я умираю с голоду и холоду!
Крик этот раздирал душу, слушать его было нестерпимо.
Красавица сказала служанке:
— Это он! Я узнаю его голос, — и поспешно выбежала из дому.
Несчастный почти лишился человеческого облика, до того он был худ и весь покрыт струпьями.
Взволнованная до глубины души, красавица спросила его:
— Вы ли это, господин?
Но юноша был так потрясен, так разгневан, что не мог вымолвить ни слова, и только кивнул головой. Красавица крепко обняла его и, прикрыв своим вышитым рукавом, ввела в западный флигель. Теряя голос от волнения и горя, она прошептала:
— До чего вы дошли! Это я виновата…
Сказала и лишилась чувств. Тут прибежала встревоженная старуха и спросила:
— Что такое? Что случилось?
— Здесь мой господин, — очнувшись, ответила красавица.
— Надо выгнать его. Зачем привела сюда? — закричала старуха, но девушка, строго взглянув на нее, возразила:
— Нельзя! Этот юноша из благородного дома. Когда-то он ездил в богатом экипаже, носил золотые украшения. А пришел в наш дом и быстро лишился всего. С помощью подлой уловки мы выгнали его. Это бесчеловечно! Мы погубили его будущее, сделали посмешищем людей. Любовь отца и сына установлена Небом. По нашей вине отец разлюбил его, чуть до смерти не убил, бросил на погибель… Вот смотрите, до чего он дошел, несчастный! Все в Поднебесной знают, что я причиной тому. У юноши при дворе полно родни, и если кто-нибудь из власть имущих узнает про наш подлый обман, то плохо нам придется. Раз мы обманывали Небо, дурачили людей, то и духи отвернутся от нас. Не будем же сами навлекать на себя несчастье! Вот уже двадцать лет вы именуетесь моей матерью.[98] Я скопила за это время тысячу золотых. Вам сейчас шестьдесят лет; я обеспечу вас деньгами на двадцать лет вперед и больше ничем не буду вам обязана, поселюсь с моим господином отдельно.