– Я видела. А спальни здесь нет?
– Спальни нет. Есть комната отдыха, но в кабинете у шефа. Хватит словес! – решительно говорит она. – Пора знакомиться! – Вынимает из кармана юбки апельсин и большую шоколадку. – Пожалуй, коньяк – это круто. А вот «Мадеру» можно попробовать.
– Сюда никто не зайдет?
– Валентин Дмитриевич такой привычки не имеет. Он предварительно звонит… Я у вас первый гость, или к вам уже кто-то заходил? – В ее голосе звучит плохо скрываемый интерес.
– Были. Начальник охраны пытался преподать правила дурных манер.
– Он вам понравился?
– Как может понравиться такой хам?!
У Евгении мелькает мысль, не слишком ли она откровенничает с незнакомым человеком, но ее возмущение манерами Эдуарда Тихоновича так велико, что она не хочет отказать себе в удовольствии высказаться по этому поводу. В конце концов, та, кто увлекается подобным мужчиной, должна быть готова к тому, что другим женщинам он может совсем не понравиться!
– Кому поп, кому попадья… – неопределенно говорит Ирина, и вдруг будто открывается клапан котла и горячий пар со свистом вырывается наружу – так начинают клокотать в ней эмоции. – Я – идиотка! Круглая дура. Знаю ведь, что он за человек, но с каждой вновь появляющейся женщиной я стараюсь сойтись накоротке, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию и выведать, не положила ли она глаз на дорогого сердцу Эдика?! Это как болезнь, от которой нет лекарства.
По щеке ее скатывается слеза.
– Я же видела, как он на вас смотрел! И подумала: еще одна!.. Вы его выгнали?
– Я вежливо попросила его покинуть кабинет.
– Теперь он станет вас преследовать, пока не добьется своего… Так было и со мной.
Она задумывается. Какая-то мысль ее тревожит, но она пока ее не высказывает.
– Не замужем?
– Разведена. – Евгения намеренно не уточняет, что тому событию меньше месяца.
– Значит, препятствий нет, – бормочет Ирина, будто в забытьи.
Евгении становится жалко ее.
– Если вы обо мне, то ошибаетесь, у меня есть жених. Он не посмотрит, что ваш главный охранник – такой шкаф, наподдаст, мало не будет! – совсем по-детски хвастается она.
И удивляется, как на глазах оживает от такого пустячного заверения убитая горем женщина.
Вот тебе и Ларошфуко! Выходит, не про русских он сказал, будто умный не может быть влюблен как дурак. Это француз не может, а русский не только может, но еще и других успокаивает: любовь зла – полюбишь и козла! Так-то!
– Ты меня презираешь? – безо всякого перехода обращаясь на ты, спрашивает у нее Ирина.
– Жалею, – честно отвечает Евгения.
Главный бухгалтер открывает штопором бутылку и разливает понемногу в бокалы.
– Приспичило шефу референта завести, – грустно говорит она. – Неужели на эту должность мужика не нашлось?
– Что ты себя обманываешь?! – возмущается Евгения, тоже отбросив выканье. – Разве дело во мне?
– Я знаю, в нем!
– Ничего ты не знаешь! Все дело – в тебе! Ты по своей сути рабыня, и, если не сможешь себя пересилить, у тебя всегда будет хозяин, ты всегда будешь пребывать в аду ревности и скрипеть зубами от бессилия.
– Откуда ты это знаешь? – удивляется Ирина ее неожиданному мудрствованию.
– Мне объяснил один умный человек. Формы рабства ведь разные бывают. Такая, как у тебя, – самая мучительная. Та, что была у меня, – самая разрушительная.
– И ты вылечилась? – с надеждой интересуется ее нежданная наперсница.
– А как ты думаешь? – спрашивает Евгения.
Глава 10
Кончается лето, кончается лето! Осталась всего пара недель…
Это поет Виталий. На что там он намекает?
– Ты уже была на море?
– Увы, – вздыхает Евгения. – Да и от самого лета осталась не пара недель, а всего четыре дня. И ничего не светит!
– Как сказать. Я вон тоже не был на море, а надежды не теряю.
– Тебе легче. Ты сам себе хозяин, а я?
– Представь себе, – он обнимает ее за плечи и подводит к окну, будто и вправду хочет показать среди толпящихся друг за другом многоэтажек искрящееся синее чудо, – «Ты проснешься на рассвете, мы с тобою вместе встретим день рождения зари…»
– Что это ты вдруг распелся? – шутливо недоумевает Евгения и осторожно высвобождается из его объятий. – Если у нас сегодня вечер советской песни, то давай я хоть гитару возьму.
– А я возьму тебя!
Он целует ее, и Евгения опять ловит себя на том, что если поцелуи Аристова бросали ее в жар, то поцелуи Виталия – в холод. Почему она медлит с ним объясниться? Мол, так и так, Виталик, твоя близость меня не волнует, мое сердце от твоего не зажигается. Почему у нее не поворачивается язык, глядя в его преданные глаза, сказать правду?
Опять в ней подняла голову рабыня? А еще Ирину поучала! Значит, прав был Чехов, что раба надо выдавливать по капле и от него не враз избавишься.
А главное – людское мнение. Ох это людское мнение! Евгения невольно смотрит на себя глазами постороннего наблюдателя. За небольшой срок – трое мужчин! А если она откажется сейчас от Виталия, будет четвертый, пятый? И она покатится по наклонной плоскости? Что делают другие женщины, когда ищут своего мужчину? Неужели спят со всеми, кто им приглянется? И каждый раз убеждаются: нет, не этот!
– О чем все время размышляет моя благородная? – опять обнимает ее Виталий.
Как назло, он по природе мужчина ласковый. Ему все время хочется ее обнимать, целовать, гладить, а ей стыдно его отталкивать. Но чем дольше она это терпит, тем хуже ей приходится.
– Первый рабочий день, – говорит она неопределенно.
– Да, ваш Валентин Дмитриевич – большой оригинал.
– Ты его знаешь?
– А кто из производственников его не знает? Каков бы ни был наш город, для крупного бизнеса он все же маловат. Вот мы и сталкиваемся друг с другом…
– Ты, кроме магазина, еще чем-нибудь занимаешься?
– Конечно. Что такое магазин? Стационарное налаженное предприятие. Заниматься только им мне было бы скучно. Пусть госпожа референт не забивает свою хорошенькую головку чужими проблемами!.. Кстати, ваш президент ввел в своей фирме такой порядок: раз в две недели каждый работник имеет право взять один день для своих нужд.
– Думаешь, мне это удобно?
– Думаю, нормально. Он должен понимать, что ты осталась без отпуска. И что такое – один рабочий день? В четверг мы уедем, в воскресенье вернемся. Ты все успеешь. В среду приезжает твой сын, в четверг у них собрание в школе. За два дня ты все ему приготовишь. Думаю, ничего страшного, что в десятый класс он пойдет без тебя.
– Откуда ты все это знаешь? – изумляется Евгения. Она не обрадована, а скорее насторожена, и это сбивает его с толку.
– Поговорил с твоей мамой, когда ты была в душе.